Меняем царицу на енота? У меня был друг, просто животное
Меняем царицу на енота? У меня был друг, просто животное - 11.01.2023 Украина.ру
Меняем царицу на енота? У меня был друг, просто животное
В эти дни на Украине своеобразный "экватор" — остается еще дней 45 для сбора необходимых 25 тысяч подписей под петициями президенту Украины Владимиру Зеленскому об обмене снесенного в Одессе памятника императрице Екатерине II на енота, якобы "подло захваченного" россиянами в Херсоне.
Тогда, в ноябре 2022 года, и появились сразу три петиции (вот она — шизоидность русофобской пропаганды) от неких Владислава Груши, Натальи Скорик и Фарида Коваленко, которые написали в петициях: «Обменять памятник Екатерине в Одессе на украденного енота из зоопарка в Херсоне».Что там случилось в Херсоне, объяснил директор крымского парка «Тайган» Олег Зубков. По его словам, с Потемкинского острова, где располагался зооуголок, были вывезены ламы, две волчицы, ослик, три павлина, два фазана, две цесарки и семь енотов, которые сейчас находятся на карантине и чувствуют себя хорошо.Во всяком случае, разучивать «Щэ не вмэрла…» их никто точно не заставляет. А вот в занятом ВСУ и карателями-неонацистами Херсоне могли бы — законы пиара, повторяю, и не такое диктуют, если пиарщиков вовремя не обследовать. Это же надо до такого додуматься: чтобы уесть Россию и ее солдат, погнать волну негодования, сгодился даже енот. Точнее, оказывается, сразу семь. Это ж сколько снесенных памятников можно предложить России на обмен!Короче, если за 90 дней будут собраны необходимые подписи, Зеленский должен будет что-то решать. И он, скорее всего, будет решать. Зачем ему это, должен определять, конечно, личный психиатр. Но законы пиара в этом конфликте неумолимы: раз есть повод разогнать русофобский хайп и обвинить силы спецвоенной операции (СВО) в «зверствах», а себя выставить «благородным защитником» хоть чего-нибудь, команда Зеленского пойдет на это.По другим, менее заметным поводам шла на все, а тут — енот, чудное и крайне симпатичное животное, которое «путинские агрессоры» якобы похитили и, оставляя город украинцам, незаконно вывезли из херсонского зоопарка. Это ж сколько ненависти со слезой и слез с ненавистью можно попытаться выдавить из сограждан, на которых уже мало что действует.А ведь енот — это всего лишь животное. Я по личному опыту знаю — у меня жил такой. И только когда он умер, вы не поверите, я точно узнал, что такое дружба между людьми и братьями нашими меньшими. И что такое друг, даже когда он лохматый.Рецепт, оказывается, прост: это когда он ждет тебя дома и ждет только тебя, а тебе кажется, что так будет вечно. А вечность продлилась всего 10 лет, 5 месяцев и один день, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Его вынесли в черном целлофановом мешке и положили в багажник машины, увозящей трупик на кремацию. Медсестра просила меня не смотреть на это: «Не надо. Запомните его живым». А я увидел через дырку черную шерстку и не удержался, дотронулся рукой. Она была такой знакомо мягкой на ощупь, а под ней был твердый холодный камень. Наша дружба закончилась.Физически. В холодильной камере морга ветлечебницы, где его отказались лечить сразу, как мне пообещали «сделать все возможное», а я уплатил деньги и подписал бумажку, что готов согласиться с тем, что у врачей может что-то не получиться. «Не получилось» минут через пятнадцать. Я не успел еще дождаться такси, чтобы уехать домой.А получилось у меня все очень просто. Я никогда особо не жаловал людей. Но почти всегда жил с ними весело, потому что только так можно не сойти с ума и совладать с теми вывертами, что предлагает жизнь. А тогда я даже не знал, сколько должно пройти времени, чтобы я смог поверить хоть во что-то сказанное собратьями по виду и по роду. И это, наверное, очень плохо. Я признаю это. Умом, который у себя и у окружающих ценю как высшую ценность. Но поделать с собой, с чувствами тогда ничего не мог. Я не спал две ночи, когда мой енот мучился от непонятной болячки, а я думал, что смогу ему чем-то помочь, если буду сидеть рядом на полу и гладить его по голове, а он в знак благодарности лизать мне руку. Так и было, но не помогло.В принципе, я жесткий, даже нередко жестокий человек, но от себя я такого не ожидал. И это не были пустые сантименты. Это, наверное, и были безнадега и щемящее одиночество, когда ты знаешь, что дома один, но все равно прислушиваешься к знакомым шорохам и ищешь его по комнате. А его нет. И уже не будет.Но тогда я ждал, когда все же высплюсь, и пройдет то самое время, которое, все так говорят, лечит. Мне хотелось бы, как ни странно, стать хоть немного добрее. Потому что люди — не еноты. Это он, мой енот, любил меня всяким. А я — его. Потому что ни у него, ни у меня особого выбора не было. А вот люди однозначно любят доброту и даже иногда отвечают добротой на твою доброту — это я тогда, много лет назад, понял. Причем, как ни странно, навсегда.А звали моего друга, енота-полоскуна, Пацан Вован. И он был единственным существом на земле, перед кем я тогда чувствовал так называемую повышенную обязанность. Потому что у него тоже никого, кроме меня, не было. И это тоже, наверное, плохо.Но так уж получилось, что почти все мои родственники остались в безжизненном прошлом. А его мамашку-енотиху пристрелили где-то на Кавказе, и мне он достался маленьким щенком, дико орущим комочком чуть больше ладони, которого я приучал к еде сначала из сосочки, а потом и из тарелки. Минут по сорок. Весь в этой еде с ног до головы. История кормления в моем неуклюжем исполнении реально достойна смеха, слез и печали. Я ведь даже не знал, что соску перед использованием надо прокалывать горячей иглой.Я, чего греха таить, жил разухабисто, а он, появившись, дисциплинировал меня, ввел, как говорится, в рамочки именно этим внезапно осознанным обязательством перед собой. И, может быть, даже спас меня этим, так как не любил, например, пьяных и накуренных. А я гулять любил. Но каждый вечер рано бежал домой — кормить и выгуливать дружка, что однозначно лучше делать трезвым.Вот и получается: я спас его, а он — меня. Потому что он вообще надолго успокоил и прочих моих бесов. Он врачевал мне нервы и душу, релаксировал и делал добрее. И даже дал на время жену, которая довольно долго выдерживала нас обоих, чем однозначно заслужила у нас звание какого-нибудь Героя Соцтруда, который помнил бы слова Тамерлана, что мужество в битве — это терпение.Вот только терпения, увы, надолго нам не хватило — с женой мы расстались. Но это жизнь. И не в этом дело. На то время за почти 25 лет журналистской жизни, взяв несколько тысяч интервью, написав тысячи статей и заметок, портретов и описаний, о своем Пацане Воване я только фрагментарно упоминал. Даже в субботние облегченные номера газеты и в Интернет не вставлял фото его совершенно умильной мордочки, чтобы и другие порадовались такой красоте.И не потому, что как-то скромничал. Нет, думал, что еще успеется. Я даже заранее, впрок, договаривался с товарищами, с зоопарками и питомниками, чтобы его не бросили, а пристроили дожить в тепле и сытости, если со мной что-либо случится. Но, если честно, не очень верил в это.Так мы и жили. Вместе ели-пили, толстели, даже нутряными болячками обзавелись одинаковыми на почве сходного малоподвижного образа жизни и возраста. Если брать за человеческий год жизни пять лет енотовых, то и заболели мы в одно и то же время. Только я с помощью человеческих «подпорок» вроде бы как выскочил, а он — нет. Прожив как минимум на треть меньше возможного. Как сказали мне врачи-ветеринары, животные же долго не показывают, что у них болит что-то одно, а человек замечает, что его питомцу плохо, когда тому совсем уж невмоготу. Эту свою «слепоту» я смог, наверное, только подзабыть, но себе не простил. Я и сейчас помню, как долго я не знал, зачем мне возвращаться теперь домой — там меня уже никто не ждал. Так, как это делал Пацан Вован. И одиночество — это, оказывается, чувство жестокое и страшное.Я даже сейчас не знаю, зачем я все это пишу и правильно ли делаю. Меня ведь когда хотели оскорбить какие-нибудь «шакалы пера» и «тарантулы Паутины», то обязательно «били» почему-то по еноту, доставали, так сказать, и за бытовую семейную неустроенность, и за любовь к животному, а не к людям. Странно было как-то читать эти убогие нападки тогда, так же будет и сейчас. Но это, увы, повторится наверняка и сейчас — такой повод уесть «врага» представился.Ну и черт с ними! Есть более важный резон. В Сети очень много фотографий енотов. Пусть останется и мой. Тем более что он был реально красив. И я видел, какую радость и удовольствие он доставлял всем, кто его видел и обязательно пытался потискать. Да и вообще, говорят, что еноты приносят счастье и удачу всем, кто их видит. А он у меня был добрым и щедрым. Хитрым и, конечно, умным.Большинство предложенных фото — это его «показательные выступления» перед друзьями. Он всегда чувствовал, что от него млеют, и потому позволял, например, кормить себя морковкой и показывал, как он умеет позировать и нравиться еще больше.Да и вообще, если вы прочитаете это, вспомните братьев наших меньших и, может быть, обратите внимание на их здоровье, то, честное слово, я не зря именно так коротал свою тревожно-изнурительную, тяжелую, дурацкую бессонницу. Тогда — с такими привычными шорохами, за которыми наступала непривычная тишина. Без друга. И сейчас — когда материал нужно сдавать рано.Будете добрее, и сколько ошибок можно избежать! Этого, в принципе, можно всем и пожелать, если это вообще возможно — учитывать чужие и не делать свои ошибки. Даже пиарщикам, которые должны понять: если людям использовать животных не по-человечески, то разница между ними стирается. Причем не в пользу человека…У меня сейчас есть жена и три кота. Все Пацаны Вованы под разными номерами. Но я не путаюсь. И царицу на енота я не менял бы.
В эти дни на Украине своеобразный "экватор" — остается еще дней 45 для сбора необходимых 25 тысяч подписей под петициями президенту Украины Владимиру Зеленскому об обмене снесенного в Одессе памятника императрице Екатерине II на енота, якобы "подло захваченного" россиянами в Херсоне.
Тогда, в ноябре 2022 года, и появились сразу три петиции (вот она — шизоидность русофобской пропаганды) от неких Владислава Груши, Натальи Скорик и Фарида Коваленко, которые написали в петициях: «Обменять памятник Екатерине в Одессе на украденного енота из зоопарка в Херсоне».
Что там случилось в Херсоне, объяснил директор крымского парка «Тайган» Олег Зубков.
«Это просто был жест доброй воли, учитывая просьбу губернатора, что никто не может это сделать, а мы это сделали — да и все. И готовы дальше вывозить животных с территорий, где идут боевые действия, на время, пока боевые действия не закончатся, а потом вернуть».
По его словам, с Потемкинского острова, где располагался зооуголок, были вывезены ламы, две волчицы, ослик, три павлина, два фазана, две цесарки и семь енотов, которые сейчас находятся на карантине и чувствуют себя хорошо.
Во всяком случае, разучивать «Щэ не вмэрла…» их никто точно не заставляет. А вот в занятом ВСУ и карателями-неонацистами Херсоне могли бы — законы пиара, повторяю, и не такое диктуют, если пиарщиков вовремя не обследовать. Это же надо до такого додуматься: чтобы уесть Россию и ее солдат, погнать волну негодования, сгодился даже енот. Точнее, оказывается, сразу семь. Это ж сколько снесенных памятников можно предложить России на обмен!
Короче, если за 90 дней будут собраны необходимые подписи, Зеленский должен будет что-то решать. И он, скорее всего, будет решать. Зачем ему это, должен определять, конечно, личный психиатр. Но законы пиара в этом конфликте неумолимы: раз есть повод разогнать русофобский хайп и обвинить силы спецвоенной операции (СВО) в «зверствах», а себя выставить «благородным защитником» хоть чего-нибудь, команда Зеленского пойдет на это.
По другим, менее заметным поводам шла на все, а тут — енот, чудное и крайне симпатичное животное, которое «путинские агрессоры» якобы похитили и, оставляя город украинцам, незаконно вывезли из херсонского зоопарка. Это ж сколько ненависти со слезой и слез с ненавистью можно попытаться выдавить из сограждан, на которых уже мало что действует.
А ведь енот — это всего лишь животное. Я по личному опыту знаю — у меня жил такой. И только когда он умер, вы не поверите, я точно узнал, что такое дружба между людьми и братьями нашими меньшими. И что такое друг, даже когда он лохматый.
Рецепт, оказывается, прост: это когда он ждет тебя дома и ждет только тебя, а тебе кажется, что так будет вечно. А вечность продлилась всего 10 лет, 5 месяцев и один день, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Его вынесли в черном целлофановом мешке и положили в багажник машины, увозящей трупик на кремацию. Медсестра просила меня не смотреть на это: «Не надо. Запомните его живым». А я увидел через дырку черную шерстку и не удержался, дотронулся рукой. Она была такой знакомо мягкой на ощупь, а под ней был твердый холодный камень. Наша дружба закончилась.
Физически. В холодильной камере морга ветлечебницы, где его отказались лечить сразу, как мне пообещали «сделать все возможное», а я уплатил деньги и подписал бумажку, что готов согласиться с тем, что у врачей может что-то не получиться. «Не получилось» минут через пятнадцать. Я не успел еще дождаться такси, чтобы уехать домой.
А получилось у меня все очень просто. Я никогда особо не жаловал людей. Но почти всегда жил с ними весело, потому что только так можно не сойти с ума и совладать с теми вывертами, что предлагает жизнь. А тогда я даже не знал, сколько должно пройти времени, чтобы я смог поверить хоть во что-то сказанное собратьями по виду и по роду. И это, наверное, очень плохо. Я признаю это. Умом, который у себя и у окружающих ценю как высшую ценность. Но поделать с собой, с чувствами тогда ничего не мог. Я не спал две ночи, когда мой енот мучился от непонятной болячки, а я думал, что смогу ему чем-то помочь, если буду сидеть рядом на полу и гладить его по голове, а он в знак благодарности лизать мне руку. Так и было, но не помогло.
В принципе, я жесткий, даже нередко жестокий человек, но от себя я такого не ожидал. И это не были пустые сантименты. Это, наверное, и были безнадега и щемящее одиночество, когда ты знаешь, что дома один, но все равно прислушиваешься к знакомым шорохам и ищешь его по комнате. А его нет. И уже не будет.
Но тогда я ждал, когда все же высплюсь, и пройдет то самое время, которое, все так говорят, лечит. Мне хотелось бы, как ни странно, стать хоть немного добрее. Потому что люди — не еноты. Это он, мой енот, любил меня всяким. А я — его. Потому что ни у него, ни у меня особого выбора не было. А вот люди однозначно любят доброту и даже иногда отвечают добротой на твою доброту — это я тогда, много лет назад, понял. Причем, как ни странно, навсегда.
А звали моего друга, енота-полоскуна, Пацан Вован. И он был единственным существом на земле, перед кем я тогда чувствовал так называемую повышенную обязанность. Потому что у него тоже никого, кроме меня, не было. И это тоже, наверное, плохо.
Но так уж получилось, что почти все мои родственники остались в безжизненном прошлом. А его мамашку-енотиху пристрелили где-то на Кавказе, и мне он достался маленьким щенком, дико орущим комочком чуть больше ладони, которого я приучал к еде сначала из сосочки, а потом и из тарелки. Минут по сорок. Весь в этой еде с ног до головы. История кормления в моем неуклюжем исполнении реально достойна смеха, слез и печали. Я ведь даже не знал, что соску перед использованием надо прокалывать горячей иглой.
Я, чего греха таить, жил разухабисто, а он, появившись, дисциплинировал меня, ввел, как говорится, в рамочки именно этим внезапно осознанным обязательством перед собой. И, может быть, даже спас меня этим, так как не любил, например, пьяных и накуренных. А я гулять любил. Но каждый вечер рано бежал домой — кормить и выгуливать дружка, что однозначно лучше делать трезвым.
Вот и получается: я спас его, а он — меня. Потому что он вообще надолго успокоил и прочих моих бесов. Он врачевал мне нервы и душу, релаксировал и делал добрее. И даже дал на время жену, которая довольно долго выдерживала нас обоих, чем однозначно заслужила у нас звание какого-нибудь Героя Соцтруда, который помнил бы слова Тамерлана, что мужество в битве — это терпение.
Вот только терпения, увы, надолго нам не хватило — с женой мы расстались. Но это жизнь. И не в этом дело. На то время за почти 25 лет журналистской жизни, взяв несколько тысяч интервью, написав тысячи статей и заметок, портретов и описаний, о своем Пацане Воване я только фрагментарно упоминал. Даже в субботние облегченные номера газеты и в Интернет не вставлял фото его совершенно умильной мордочки, чтобы и другие порадовались такой красоте.
И не потому, что как-то скромничал. Нет, думал, что еще успеется. Я даже заранее, впрок, договаривался с товарищами, с зоопарками и питомниками, чтобы его не бросили, а пристроили дожить в тепле и сытости, если со мной что-либо случится. Но, если честно, не очень верил в это.
Так мы и жили. Вместе ели-пили, толстели, даже нутряными болячками обзавелись одинаковыми на почве сходного малоподвижного образа жизни и возраста. Если брать за человеческий год жизни пять лет енотовых, то и заболели мы в одно и то же время. Только я с помощью человеческих «подпорок» вроде бы как выскочил, а он — нет. Прожив как минимум на треть меньше возможного. Как сказали мне врачи-ветеринары, животные же долго не показывают, что у них болит что-то одно, а человек замечает, что его питомцу плохо, когда тому совсем уж невмоготу. Эту свою «слепоту» я смог, наверное, только подзабыть, но себе не простил. Я и сейчас помню, как долго я не знал, зачем мне возвращаться теперь домой — там меня уже никто не ждал. Так, как это делал Пацан Вован. И одиночество — это, оказывается, чувство жестокое и страшное.
Я даже сейчас не знаю, зачем я все это пишу и правильно ли делаю. Меня ведь когда хотели оскорбить какие-нибудь «шакалы пера» и «тарантулы Паутины», то обязательно «били» почему-то по еноту, доставали, так сказать, и за бытовую семейную неустроенность, и за любовь к животному, а не к людям. Странно было как-то читать эти убогие нападки тогда, так же будет и сейчас. Но это, увы, повторится наверняка и сейчас — такой повод уесть «врага» представился.
Ну и черт с ними! Есть более важный резон. В Сети очень много фотографий енотов. Пусть останется и мой. Тем более что он был реально красив. И я видел, какую радость и удовольствие он доставлял всем, кто его видел и обязательно пытался потискать. Да и вообще, говорят, что еноты приносят счастье и удачу всем, кто их видит. А он у меня был добрым и щедрым. Хитрым и, конечно, умным.
Большинство предложенных фото — это его «показательные выступления» перед друзьями. Он всегда чувствовал, что от него млеют, и потому позволял, например, кормить себя морковкой и показывал, как он умеет позировать и нравиться еще больше.
Да и вообще, если вы прочитаете это, вспомните братьев наших меньших и, может быть, обратите внимание на их здоровье, то, честное слово, я не зря именно так коротал свою тревожно-изнурительную, тяжелую, дурацкую бессонницу. Тогда — с такими привычными шорохами, за которыми наступала непривычная тишина. Без друга. И сейчас — когда материал нужно сдавать рано.
Будете добрее, и сколько ошибок можно избежать! Этого, в принципе, можно всем и пожелать, если это вообще возможно — учитывать чужие и не делать свои ошибки. Даже пиарщикам, которые должны понять: если людям использовать животных не по-человечески, то разница между ними стирается. Причем не в пользу человека…
У меня сейчас есть жена и три кота. Все Пацаны Вованы под разными номерами. Но я не путаюсь. И царицу на енота я не менял бы.
