Спешащего по улицам Мариуполя человека можно увидеть чаще с пятилитровыми бутылками — «баклажками», пустыми или полными, или с тележкой — на ней он везет коробки гуманитарной помощи. Книги в руках пешехода в городе без света, воды и газа выглядят как странность, но и такие странности есть — по крайней мере, из библиотеки технического лицея по улице Пушкина местные жители берут почитать художественную литературу.
— Тут была библиотека, снаряд прилетел на второй этаж в 27-й кабинет… Находят, что интересного, в основном, конечно, Достоевского читают, — Светлана Матяш, заместитель завхоза лицея, рассказывает о предпочтениях жильцов соседних домов. В зале, где она стоит, часть книг лежит грудой на полу — в основном, но что-то стоит на полках.
— Достоевского?
— Не знаю, на любителя. Сколько я пытаюсь Достоевского найти, все берут Достоевского. Украинская литература пока не пользуется успехом, — своим видом Матяш дает понять, что вот так вот.
Наверху — в спортивном зале дети играют в баскетбол. На входе в огромное помещение стоит прислоненный к двери реактивный пехотный гранатомет. Эфир идущих вперед подразделений почти всегда забит просьбами: «Командир, еще два "Шмеля"!», а тут кто-то забыл пятнистую трубу в школе — как будто бой закончился внезапно, и все разошлись по домам.
В этом самом зале сын живущей напротив лицея Елены Крыловой — Иван — тоже играет в баскетбол. А еще из школы ему мама взяла наборы опытов, чтобы ребенок занимался дома. «Это не мародерство, это обучение на дому, я не уважаю себя за эти действия совершенно. Как это я — пошла и взяла чужую вещь», — винит себя женщина, пережившая несколько недель в воюющем городе, когда за деньги нельзя было купить ни хлеба, ни воды. Нельзя купить и сейчас — ни рубли, ни гривны не в ходу, еду можно только достать — отстоять невероятно долгую очередь за гуманитарной помощью.
«Когда я захожу, и мародерами это рассыпано, поломано и разбито. Напрашивается мысль — он говорит: «Мама, мы могли бы взять себе конструкторы?» Он механический, физика, химия, математика, мы позаимствовали, но мы готовы вернуть. Как учебник в конце года сдаем же, сдаем и сейчас. У нас микроскопы, он пропустил это все в обучении в школе», — оправдывается сама перед собой Елена.
Она убеждена — несмотря на то, что оступилась в ужасной ситуации — детей воспитывает правильно, про своего сына говорит: «Он взрослый самодостаточный молодой человек, который в сложное время поддержал свою семью». И спохватывается: «Образование — это важно».
Про образование в Мариуполе думает каждый родитель. Мужчина, идущий из больницы, где проведывал родственника, размышляет вслух: «Ну, хорошо, в следующий класс переведут. А те, кто должен был аттестат или диплом получать? Им куда?» И переключается на другую проблему — как и что достать в городе, откуда ушла цивилизация. «Дверь с петель снесло. Надо замок. Где я его достану? Только выменять на что-то у тех, кто намародерил в строительных магазинах. А как узнаешь, что человек что-то набрал в строительном магазине? Только ходить и спрашивать», — приходит он путем умозаключений к выводу.
Мародерство — наверное, один из самых болезненных вопросов в Мариуполе. Смерть — уже не такая неудобная тема, она-то рядом, напоминает о себе могилами во дворах, на аллеях — крестами над холмиками земли.
«На четвертый-пятый день (после начала специальной военной операции. — Ред.) вскрывали аптеки, забирали что надо, потом говорили — берите, иначе вам долго сидеть в блокаде», — жительница Мариуполя Алла Гудникова вспоминает, как украинские военные дали старт мародерству и показали деятельный пример. «В городе хаос поселился. На четвертый-пятый день ничего не работало, ни банкоматы. И разграблены все магазины, и все время выли сирены, они доводили жителей до безумия», — добавляет она.
От власти осталась только самодеятельность — так называемая территориальная оборона. «Бомжей поймают, поиздеваются и отпускают», — сообщает Алла о боевых успехах украинского ополчения.
«Вскрывали магазины и типа мародеров наказывали, — характеризует действия тех, кто «допомогав захищати мiсто Мариуполь», знакомая Аллы Елена Шевченко и делится случаем. — Тащит сумку дед, ну вещи он тащит из универмага, так вскрывали, его заставили разуться-раздеться до трусов и отправили».
В анархии многие мариупольцы жили больше месяца. «Военные, они прикладами вскрывают, заходят, берут все, двери нараспашку, естественно, народ идет и понимает, что надо брать, потому что жить надо, молоко детям, памперсы. Мы же понимали, что ничего не купишь», — так, со слов Аллы, начинались дни страданий для жителей города. Потом наступило многодневное сидение по подвалам под обстрелами — по словам женщин, Аллы и Елены, украинские военные начали сами стрелять по центру Мариуполя задолго до того, как в тех районах вспыхнули бои на улицах.
Ирина (имя изменено по просьбе женщины) во время такого сидения в подвале в доме, неподалеку от Драмтеатра, занималась с соседскими детьми, она педагог по профессии. Про украинизацию отзывается резко, в школе, по ее мнению, это дало поколения безграмотных людей, не умеющих читать и писать без грубых ошибок ни по-украински, ни по-русски. «Года три — и дети напрочь забудут про все эти «свято (праздник. — Ред.) УПА*», «день Бандеры». А то, что дети просидели по подвалам, так ковид уже показал, как жить без школы. Как мы учились последние два года, лучше не говорить, — она машет рукой. — Война подвела итог этой имитации. Так что самое время организовывать ликбезы».
Жизнерадостные дети, проносящиеся мимо храма Покрова Божьей Матери у Драмтеатра, на вопрос, ходят ли они в школу, автоматически отвечают: «Да, конечно». Только потом добавляют: «Только она сгорела», «Школа закрыта».
* Деятельность организации запрещена в РФ
