Разрушение Советского Союза, произошедшее 30 лет назад, в декабре 1991 года, прошло через судьбы людей катком. Олег Царев уверен, что в СССР он сделал бы карьеру ученого и производственника, а стал депутатом Верховной Рады Украины, у которого отняли родину, и бизнесменом, у которого в Украине отняли всё. Сегодня он живет и работает в Крыму и, пройдя за эти три десятка лет череду жесточайших испытаний, считает, что самое главное в жизни — семья и дети.
- Олег, тридцать лет назад, в декабре 1991 года, развалился СССР, Горбачев объявил о своей отставке. Чем для тебя был СССР тогда, и чем является он сейчас?
— Для меня — Родиной, и я по-прежнему могу сказать — СССР для меня Родина, и я по-прежнему считаю себя советским человеком. Для меня это большая потеря.
Если взять советское время, то очень многие артисты, известные люди… в советское время — мы их знали с одной стороны, а в постсоветское узнали с другой. Многие талантливейшие режиссёры сняли удивительно хорошие фильмы в советское время и откровенную чушь после.
Окуджава, песнями которого мы заслушивались оправдал террориста Басаева, захватившего Беслан. Я взрослый сильный мужчина прятал слёзы возле памятника погибшим детям. Я стоял и плакал и ничего не мог с собой сделать. Туда к памятнику до сих пор приносят воду. Дети в захваченной школе умирали от жажды. А он оправдал террористов.
Можно сказать так, что от времени зависит, какие стороны человека демонстрируются в первую очередь. В советское время люди были добрее, приходили друг другу на помощь, была взаимовыручка. И фильмы были добрые, и песни были добрые.
Советский Союз рассыпался, и оказалось, одни и те же люди начали себя вести по-другому.
Мы выросли на фильмах о войне. Мальчиками во дворе играли в основном в войну. Очень жалели что не придется воевать. Были готовы отдать жизнь за Родину. Я так был воспитан. Больше того, я считаю, что это было правильное воспитание.
- В 1991 году на момент распада ты был за или против развала СССР? Как ты голосовал на референдуме?
— Я не голосовал на референдуме за развал Советского Союза. Я учился тогда в Москве, в МИФИ, факультет «Автоматики и электроники» (диплом «инженер-физик») и с большим скептицизмом относился к происходящему, мне не нравилось то, что происходит в стране, и уж точно я был против распада Советского Союза. Если бы мне пришлось голосовать, то я бы голосовал против.
- А что тебе не нравилось в стране на тот момент?
— Мы все были в одной стране, в одном большом Советском Союзе. Не было каких-то делений — «хохлы», «москали», «чурки». Мы все были одинаковые. Мы любили грузин, армян, мы любили друг друга за наши отличия — вспомните советские фильмы!
А сейчас мы разделились, сталкиваясь друг с другом. Мой дед на каких только стройках не работал, какие заводы не поднимал!
- Кто твой дед, и какие стройки поднимал? Как его зовут?
— Семья моего деда и мой дед был репрессирован, поскольку все старшие братья моего деда были белыми офицерами. Из всей семьи выжил только он один. Ковалёв Василий Георгиевич. Семью сослали в Сибирь. До Сибири никто из старших не доехал. Все умерли.
Дед тогда ещё совсем молодой, в то время как ссылали его семью учился в Ростове. К нему подошёл земляк-станичник. Сказал, что донесёт на деда, если он к вечеру не принесёт шубу. Шубы у деда не было.
Он умер от рака, когда я был маленький. Дед попал в лагеря, в систему Берии. Поскольку у него было хорошее образование — реальное училище — он оказался очень востребован. Его освободили, но он остался работать в этой системе, проработав на всех стройках атомного проекта.
Дед трудился в системе Средмаша (Среднего машиностроения — Ред) — Краснокаменск Забайкальского края, крупнейшее в России уранодобывающее предприятие; Чкаловск близ Ленинабада — первенец атомной промышленности СССР: из урана, добытого и обогащённого здесь, запущен первый атомный реактор и сделана первая советская атомная бомба.
Он был беспартийный, поэтому работал на должности главного механика, а не главного инженера. Приехал в Желтые Воды, на Украину в Днепропетровскую область, в рамках реализации нового проекта. Добычи урана. Могу предположить, что он заболел из-за облучения.
Я понимаю этих людей, понимаю, почему они были счастливы. Можно получить маленькое убогое счастье, купив себе большую яхту. Возможно это яхта и самая большая в мире, но счастье от этого менее убогим не станет. А советский человек, получал удовлетворение, когда в степи или в тайге на пустом месте построил гигантский завод, город, электростанцию! Как мой дед! Другие люди, другие масштабы, большая история большой сильной страны. Причастности к этому нас лишили.
- А какие у тебя убеждения были в 1991-ом, кем ты тогда был, коммунистом, демократом?
— Какие могут быть у студента убеждения?
- Вот я был либеральным демократом (только, упаси Бог, не в смысле сторонника партии Жириновского, а идеологически), как и сейчас. А ты кем был?
— Я не был. У меня не было каких-то политических воззрений. Я хорошо очень помню первые выступления Горбачева. Нравилось, что он говорит не по-писанному, говорит своими словами, то, что общается напрямую с людьми. Чуть позже уже не нравился Горбачёв, но нравился Ельцин. Мало кто об этом помнит, но именно наш институт — МИФИ — выдвигал его в депутаты Верховного Совета.
Я не помню, что он говорил, но помню, как он держался. Уверенно, спокойно, размеренно все говорил. Нам нравилось то, что он критикует супругу Горбачева.
Я хорошо помню, как была гласность и перестройка, и всем это нравилось. Мы считали, что должна быть многопартийность, должно быть свободное мнение, должна быть конкуренция партий, конкуренция на производстве, в экономике. И только один студент, одногруппник, удивительно, но помню его фамилию — Гармаш, говорил о том, что все это кончится очень плохо. Студента этого отчислили за неуспеваемость — у нас много кого отчисляли. Учиться было сложно.
- А почему он считал, что кончится все плохо?
— Его родители вроде как были связаны с КГБ. Возможно, я так понимаю, он повторял то, что слышал дома. Я помню, когда все говорили о том, что капитализм лучше, чем социализм, я помню, как Юрий Поляков, романами которого мы зачитывались — «Апофигей», «Сто дней до приказа» — на это возражал, говоря, что капитализм бывает разный. И если в Советском Союзе будет капитализм, то это будет капитализм латиноамериканского образца, а не такой, как в Соединенных Штатах или в ФРГ. То есть будет капитализм со всеми его минусами, практически без плюсов. Коррупция, чудовищное расслоение, бедность.
- А ты верил ему?
— К сожалению, таких как он, было меньшинство. Я помню, была тогда очень сильная эйфория. Но при всем при этом я всегда был против развала Советского Союза.
- О чем ты сожалеешь, и что считаешь для себя лично несделанным в то время и в те дни?
— Ну, не знаю… Я бы такого не сказал. Я первый среди студентов-мифистов пробил в деканате свободное распределение и распределился на Украину. У нас до этого было в основном распределение по закрытым атомным станциям и закрытым научным институтам. Я распределился на ДМЗ — Днепропетровский машиностроительный завод.
- Кем?
— Инженером. Я первый из студентов МИФИ экстерном сдал экзамены, практически на год раньше окончил институт для того, чтобы начать быстрее новую, другую жизнь.
- Скажи, пожалуйста, как сложилась твоя жизнь после развала СССР?
— Поскольку я электронщик, первый мой бизнес был компьютерный, и у меня была одна из крупнейших фирм в этом бизнесе. Я создал сначала маленькую фирму, потом она стала одна из крупнейших на Украине. На каком-то этапе я вышел из компьютерного бизнеса и купил предприятие-банкрот — Днепропетровскую бумажную фабрику.
У нее были трехгодичные долги по заработной плате, предприятие стояло около трех лет. На территории работало два пункта по приему металлолома. Оборудование рабочие, не получавшие зарплату, потихонечку сдавали в металлолом.
Предприятие поэтому продавалось за копейки. Я запустил это предприятие. И я вам скажу, что удовольствие, когда ты делаешь что-то действительно большое, запускаешь некий большой, глобальный проект — это радость созидания. Это большое удовольствие! Долги предприятия и долги по зарплате года три погашал.
И если отбросить политику и все такое, я создал прибыльное, хорошее, большое предприятие, поднял, модернизировал, и мне очень жаль не то, что его забрали у меня после 2014 года — жалко, что его порезали на металлолом. Я в принципе, его мог дистанционно отключить, когда был вынужден уехать из Украины, оно управлялось с контроллеров и компьютеров, и если бы я его отключил, его нельзя было бы запустить. Но не стал. Жалко было предприятие.
Мне жаль, что дело всей моей жизни, достаточно большое предприятие разрезали на металлолом — команда Корбана, Филатова, Астиона и Кашляка распродала, уничтожила предприятие, людей уволила. У них не хватило мозгов очень прибыльный производственный бизнес просто поддерживать. Хоть все было уже отлажено.
Этому предприятию было больше ста лет. На нем работали рабочие династии. С этого предприятия рабочие уходили на фронт, и потом, кто выжил после войны, возвращались и работали на нем. Мы привели в порядок памятник на нашей территории солдатам и рабочим фабрики, погибшим на фронте, и полуразрушенный памятник Ленина. Восстановление предприятие остановившееся и полуразрушенное после перестройки мы начали с восстановления памятников.
Фабрику, после того как я провёл модернизацию, надо было только поддерживать, все было налажено. Оборот этого предприятия был более трёх миллионов долларов в месяц при рентабельности десять пятнадцать процентов. Я надеялся, что ради получения прибыли они его сохранят. Но они его просто уничтожили. Это было единственное украинское предприятие, которое, кроме всего прочего, — картона, форматной бумаги, салфеточной и туалетной бумаги, производило белую офсетную бумагу. Теперь украинскую книгу можно напечатать только на импортной бумаге.
- А чем ты еще занимался?
— Было много разных других бизнесов. Хлебокомбинаты, сельское хозяйство, сеть заправок и магазинов. Весь этот бизнес был производственный, не связаный с бюджетными деньгами. Это были рабочие места, это были люди.
- А когда ты женился?
- В 1994. Жену зовут Лариса.
- Расскажи, как вы с ней познакомились.
— Я познакомился с ней в банке, мне нужен был бухгалтер. Я познакомился с красивой девушкой, она стояла в кассу передо мной. Узнал, что она бухгалтер, взял у нее телефон. И пригласил к себе на работу.
- Сначала она работала, а потом уже женились?
— Она мне сдала годовой отчет, но я не смог наградить ее за это премией! Не получилось! От денег отказалась. Откупиться не получилось и пришлось жениться. Это я так шучу.
- Это во время работы на бумажной фабрике?
— Нет, это еще был первоначальный небольшой бизнес.
- Кстати, а почему ты школу закончил в Тернополе, но переехал после Москвы в Днепропетровск?
— Меня воспитывала одна мама. Мы жили в Тернополе, а в Днепропетровской области жили родители отца. Папа, который жил со своей новой семьей, мне оставил однокомнатную квартиру в Днепропетровске. Вскоре ко мне из Тернополя перебралась и мама.
- А если сравнивать Днепропетровск и Тернополь, какие различия? Что тебе нравилось в Тернополе, что нравилось в Днепропетровске, а что наоборот не нравилось там и там? Можешь сравнить эти города?
— Тернополь — очень красивый город. Гигантское озеро, которое тогда называли Комсомольским (сейчас не знаю, как его называют), гидропарк, очень зеленый город… Город во время Великой Отечественной войны — его называли «Второй Сталинград» — немцы за него бились как наши во время Сталинграда — практически полностью был разрушен, а потом отстроен силами всего Советского Союза.
Вновь построенные новые улицы назывались именами героев Советского Союза, погибшими при освобождении города. На моей памяти только украинские фамилии. Новых улиц начиная с перестройки не построили, а старые переименовали. Заводы все стоят. Население в основном работает в Польше.
Я до сих пор помню с советского времени, что город был второй в Советском Союзе по чистоте, и, наверное, по зелени и красоте. Город, конечно, очень красивый. В то время в Тернополе все говорили на русском.
В Москве в советское время мы постоянно ездили в стройотряды, в походы, а до этого ездил к дедушке-бабушке в Днепропетровскую область. Там каждый год работал. Там были ставки с раками и рыбой, речка Волчья, посадки… Представьте едешь на мотоцикле вдоль такой посадки из диких абрикос, разделяющей поля, а на дороге желтый ковёр из осыпавшейся абрикосы. Ее настолько много, что ее никто не собирает.
А она вкусная, сладкая. За мотоциклом тянется след давленных фруктов. А Днепропетровск, конечно же, был немножко грустноват. Гигантские заводы, было достаточно мало зелени, отсутствие гор, большая, но медленная река, летом зеленая. Но с течением времени я полюбил Днепропетровск.
- А что тебе больше всего понравилось?
— В первый свой приезд, выхожу с ЖД-вокзала, иду по городу, думаю — все девушки как модели! Реально южнорусские девушки очень красивые. Русские все красивые, но особенно они красивые в Новороссии, в Южной России, где произошло смешение разных народов.
- Как ты оцениваешь достигнутое тобой сегодня, как успех, серединка на половинку или неудачу, и как это связано с крахом СССР?
— У меня была и есть яркая, насыщенная жизнь. Причем у меня нет сомнения, что был бы Советский Союз, что моя жизнь была бы не менее яркая и не менее насыщенная. Нет ничего увлекательнее, чем заниматься наукой.
- Ты был бы ученым?
— Я с первого курса занимался учебно-исследовательской работой, готовил материалы для кандидатской. Тема моей так и не дописанной кандидатской — "Радиационная стойкость полупроводников". Надо было добиться, что бы электроника могла долго работать в космосе. Советский Союз развалился — всю эту работу пришлось оставить.
Когда я поступал, американцы разрабатывали систему СОИ — «звездных войн». Когда я поступал, ребят, которые особенно хорошо сдали физику, собрали в отдельную группу. Я был многократный победитель областных олимпиад по физике, математике и химии. Поэтому поступил легко. Куратором нашей группы был ректор института — Александр Всеволодович Шальнов.
Я был старостой этой группы, хотя и не был самый старший по возрасту — у нас ребята были после армии. В общем, меня одногруппники и деканат выбрали старостой группы. У нас действительно собрались талантливые и очень хорошие ребята. Если бы Советский Союз не развалился, уверен, что нам было бы, чем занимался.
Курс очень хороший, и специальность была очень интересной.
- Ты был бы сейчас профессором, доктором физико-математических наук?
— Не знаю, насколько профессором. Возможно профессором, а может и не профессором. Возможно, я был бы где-то на производстве или на атомной станции, или где-то еще, мне всегда нравилось большее, реальное дело. Но то, что это было бы сочетание науки и производства — это я знаю точно.
- Лично ты как оцениваешь сегодняшнюю ситуацию на постсоветском пространстве? От Владивостока до Ужгорода, от Душанбе до Минска?
— Я расцениваю развал Советского Союза как катастрофу, из которой мы до сих пор еще не выбрались.
- Что это значит?
— Это значит, что ситуация не улучшается пока.
- В чем это заключается? Почему ты так считаешь?
— Потому что у нас была революция, потом был развал Советского Союза, и каждый раз мы разрушаем все практически до основания. Мы потом героически справляемся с вызовами, но платим за победы дорого. Лучше было бы, что бы Россия как Европа шаг за шагом постепенно развивалось.
- Что сегодня для тебя важно? Семья, достаток, успех, политическая стабильность, и почему?
— Однозначно семья на первом месте.
- Почему?
— Я недавно из-за врачебной ошибки потерял дочь и переосмыслил всё, что было и всё, что есть.
- Что ты считаешь личным достижением за эти тридцать лет?
— Очень важно себя не предать, а самое мое лучшее достижение: это мои дети — Игорь, Катя, Оля и Максим. Катя умерла…
