Точный год ее рождения неизвестен. По наиболее популярной версии, она родилась в 1878 году, однако во многих источниках указывается и 1865 год.
Не совсем ясно и происхождение Анжелики. С ее слов известно, что родилась она в богатой семье. Большинство исследователей считает, что семья была еврейской. Отсюда следует еще одна загадка — какая фамилия была у Балабановой при рождении?
Во многих источниках указано, что фамилию она якобы получила в результате замужества от своего избранника — меньшевика Моисея Балабанова. Однако в своих мемуарах Балабанова ни словом не обмолвилась о замужестве, и вообще, судя по ним, Балабанова — это ее девичья фамилия.
Нет ясности и с числом родственников. В мемуарах она пишет, что у нее было 16 братьев и сестер, из которых 7 умерли в младенчестве. Однако, согласно другим источникам, их было трое.
Именно богатое детство и предопределило жизненный путь Балабановой.
Отец её рано умер, а с матерью они резко не сошлись характерами. Анжелика считала ее излишне деспотичной и с детства росла с бурным чувством протеста против всего вообще, стремясь вырваться из черниговской золотой клетки. В конце концов этот протест привел ее к борьбе с привилегиями и социализму.
Балабановой давали лучшее домашнее воспитание, с ней постоянно занимались гувернантки-иностранки, в результате чего до определенного момента она знала немецкий, английский и французский даже лучше русского. В конце концов ей удалось выйти из-под опеки матери и уехать в Харьков, где она училась в женской гимназии.
В конце XIX века она окончательно порвала с семьей и ненавидимой матерью, уехав в Бельгию, где поступила в Новый университет. Деньги на жизнь ей присылал брат в качестве доли ее наследства.
В Брюсселе Балабанова близко сошлась с итальянскими социалистами, и с этого момента началось ее превращение в социал-демократического элитария.
Трудно было сказать, чем определенно она занималась, как и все подобные типы: они выступали на митингах, писали в сотни международных газет, были лично знакомы со всей верхушкой мировой социал-демократии, одновременно присутствовали в ЦК социалистических партий нескольких странах, всевозможных международных комиссиях, комитетах и прочих организациях. Словом, социал-демократическая элита.
Некоторое время она жила в Швейцарии, где повстречала бродяжничавшего Муссолини.
В то время тот натурально жил под мостом, принципиально отказываясь работать вообще. Будущий дуче жил тем, что столовался у многочисленных итальянских мигрантов, рассказывая им жалобные истории про то, что он очень хочет работать, но, к сожалению, очень-очень-очень сильно болен. Жалостливые итальянцы щедро его кормили, а он регулярно развлекал их, выступая с яркими обличительными речами.
Балабанова взяла парня под опеку и принялась учить его социализму.
В результате родился альянс — на протяжении нескольких лет их сотрудничество было очень тесным, ходили слухи даже об их любовных отношениях. Балабанова после разрыва, случившегося по всем известным причинам, до конца жизни ненавидела и презирала Муссолини за предательство социализма.
Балабанова очень быстро выросла в заметную фигуру в европейской социал-демократии, особенно этому поспособствовало ее знание языков и женский пол — все же женщин в те времена в политике было очень мало.
Российские революционеры долгое время смотрели на нее снизу вверх. Достаточно сказать, что на знаменитый Лондонский съезд РСДРП в 1905 году Балабанову не просто пригласили, а назначили одним из казначеев весьма затратного в денежном отношении мероприятия.
Анжелика долгое время была близка с Плехановым, но до определенного времени держалась особняком от российских революционеров. Специализировалась она в основном на разоблачениях «зверств и ужасов кровавого царизма», разъезжая с лекциями по всей Европе. Благодаря близкому знакомству со всеми итальянскими левыми она в конце концов вошла в ЦК Итальянской социалистической партии.
Всё изменила начавшаяся Первая мировая.
Все европейские социалисты встали на оборонческие позиции, отказавшись гадить своим правительствам. После того как Плеханов (тоже ставший оборонцем) заявил Балабановой, что будь он помоложе, с удовольствием насадил бы ее немецких «товарищей» на штыки, ей пришлось кооперироваться с большевиками.
Те в 1915 году организовали Циммервальдскую конференцию, на которой провозгласили необходимость превращения империалистической войны в гражданскую. Почти все европейские социалисты ее проигнорировали, но большевики заманили на роль свадебного генерала Балабанову, которую назначили секретарем Циммервальдского движения.
В свете этого сближения ее переход в партию большевиков после революции 1917 года понятен. Те рассчитывали использовать ее европейскую известность для пропаганды своих идей.
В Стокгольме была организована штаб-квартира циммервальдистов, которую возглавила Балабанова. По ее воспоминаниям, через штаб качали огромные суммы:
«Однажды, когда я пожаловалась на нерегулярность работы нашей службы новостей, Ленин написал мне: «Дорогой товарищ, работа, которой вы занимаетесь, представляет собой чрезвычайную важность, и я прошу вас продолжать ее. Мы рассчитываем на вас, как на человека, оказывающего нам самую действенную поддержку. Не думайте о средствах. Тратьте миллионы, десятки миллионов, если необходимо. В нашем распоряжении много денег».
После заключения Брестского мира Циммервальдская линия стала бессмысленной. Балабанову отозвали в Россию. Планировалось, что она станет наркомом иностранных дел советской Украины при Раковском. Однако вступить в должность она даже не успела. Ее экстренно вернули в Москву, чтобы в очередной раз использовать ее известность.
Большевики задумали создать новый Интернационал, посредством которого планировалось взять под контроль все социалистические партии и движения по всему миру. Балабановой предстояло стать секретарем Коминтерна и войти в его Исполком. Она присутствовала при его создании и оставила об этом весьма красноречивые воспоминания:
«Японские коммунисты были представлены американцем голландского происхождения инженером Рутгерсом, который когда-то провел несколько месяцев в Японии; Англию представлял русский эмигрант по фамилии Файнберг, работавший в ведомстве Чичерина; Венгрия была представлена военнопленным, который позже скрылся с большой суммой денег».
В Коминтерне она пробыла недолго.
Во-первых, она возненавидела своего начальника Зиновьева, которого считала отпетым негодяем и интриганом. Во-вторых, она категорически не соглашалась с коминтерновской линией на ломку «рабочего движения». Большевики требовали беспрекословного послушания и готовы были идти на любые расколы и подлоги, лишь бы подчинить себе европейские движения.
Для Балабановой, привыкшей к совершенно другой атмосфере в Италии, это было дикостью. Впоследствии в своих мемуарах она ругала большевиков за изнасилование и уничтожение рабочего движения в мире, которое так и не оправилось от вмешательства Коминтерна: половина превратилась в послушные марионетки большевиков, а другая половина навеки отреклась от левых идей.
Кроме того, она считала, что Третий интернационал нанес слишком большой ущерб имиджу левого движения, оттолкнув от него большинство потенциальных активистов, поскольку делал ставку на отпетых циников и авантюристов. И тем самым сделал невозможным предсказанную мировую революцию.
Размолвки с Зиновьевым в конце концов достигли такого накала, что ее сплавили на Украину. У Раковского она должна была возглавить т.н. Южное бюро Коминтерна и заодно войти в руководящий состав коллегии наркомата иностранных дел.
Революционная Украина поразила ее хаосом, анархией и всеобщим развалом:
«Организация и дисциплина в рядах Красной армии на Украине была гораздо ниже, чем в Центральной России, но ей оказывали действенную помощь партизанские отряды украинских крестьян и солдат, неподконтрольные большевикам, и нечто вроде «интернациональной бригады», состоявшей частично из сочувствующих большевикам и частично из своекорыстных авантюристов из разных стран.
Из всех больших и маленьких городов, которые я посетила со времени Октябрьской революции, Одесса произвела на меня самое тягостное впечатление. Дезорганизация и голод здесь были еще более явными, чем в Киеве. Далеко находящаяся от центра революции и испытывающая нехватку промышленного населения, которое вносит свою дисциплину и энергию в атмосферу общества, Одесса даже в таких условиях казалась призраком того прекрасного приморского города, который в обычное время так был полон жизни».
Впрочем, очень скоро она вернулась в Москву.
Под Раковского начали копать, и ее отозвали. Балабанову планировали использовать для раскола строптивой Итальянской социалистической партии. После ее категорического отказа Зиновьев решил отправить ее в агитационную поездку в Туркестан на несколько месяцев. Балабанова, осознав, какими неприятностями это грозит для нее (от нестабильной военной обстановки до эпидемии тифа), категорически отказалась.
Окончательно разругавшись с большевиками, она наконец добилась от Ленина разрешения на выезд, хотя большевики несколько месяцев отказывались ее выпускать, и в дело пришлось вмешаться влиятельному шведскому коммунистическому лидеру Стрёму, с которым Балабанова дружила.
В 1921 году она покинула Советскую Россию и осела в Вене, где ее приютили хорошо знавшие ее вожди местных социал-демократов. После смерти Ленина Балабановой предлагали вернуться в СССР, но она отказалась. После этого она была исключена из партии «за связь с фашизмом».
Ее это, впрочем, не расстроило. В то время австромарксисты создали т.н. Венский, или Двухсполовинный, интернационал, в деятельности которого она принимала активное участие. Впоследствии Балабанова перебралась во Францию, а оттуда в США.
После Второй мировой Балабанова вернулась в Италию, где числилась в местных социалистических партиях на правах «старого большевика» (социалиста со стажем с 19 века). Была близка к лидеру итальянских демократических социалистов Сарагату, который позднее стал президентом Италии.
В ноябре 1965 года Балабанова умерла в Риме в возрасте 87 лет.
