В пользу тезиса о серьёзности ситуации обычно приводится цифра в 1,2 млн погибших от коронавируса с начала эпидемии. Её также принято сравнивать с числом ежегодно умирающих от гриппа (до 650 тыс.). Причём весной сравнивали обычно коронаскептики, сейчас сравнивают коронаоптимисты.
На самом деле цифирь тут лукавая в обоих смыслах.
Сначала о гриппе. Нынешняя цифра смертности от гриппа появилась буквально несколько лет назад, до этого она была вдвое меньше. Основанием стал пересчёт числа умерших ВОЗ с учётом экваториальных зон — Африки, главным образом. С нашей точки зрения, это выглядит абсурдно, ведь у нас грипп считается простудным заболеванием, а какая простуда в Африке? Но при этом как-то забывается, что новые штаммы гриппа обычно приходят к нам из Юго-Восточной Азии (для того же Гонконга характерен субтропический климат).
Тем не менее данные по гриппу не статистика (какая статистика в экваториальной Африке?), а предположение, основанное на том, что люди должны болеть и их не должны лечить, но мы этого не видим.
Кстати, куда делся сезонный грипп? Им что, перестали болеть? Не то чтобы совсем перестали, но вот что пишет Европейское бюро ВОЗ: «Пандемия COVID-19 вызвала перебои в предоставлении данных о гриппе». Так что недалеки от истины те, кто ёрничает на тему того, что с началом коронавируса люди гриппом болеть перестали. Болеть, может, и не перестали, а вот статистика сбоит.
Относительно туберкулёза цифры более точные (его проще определять). От него в год в мире умирает 1,5 млн человек. Правда, год ещё не кончился, заболеваемость коронавирусом растёт, так что конечный результат может оказаться другим.
Теперь относительно статистики по коронавирусу. Тут тоже полно странностей.
Например, в конце мая оказалось, что в Москве в апреле умерло от коронавируса не 639 человек, как считалось ранее, а 1561. На минуточку, почти в 2,5 раза больше. Как так? А так: это был момент, когда западные партнёры начали возмущаться, почему в России такая низкая смертность от коронавируса, и московские власти пересчитали количество летальных случаев по методике ВОЗ, чтобы развеять сомнения.
Несколько огрубляя: по российской методике умершими от коронавируса считались те, у кого был положительный тест и клинические симптомы, по методике ВОЗ в статистику включаются также те, у кого было или то, или другое. Например, в американскую статистику наверняка включён Джордж Флойд, который умер то ли от передоза, то ли от удушения, а коронавирус был обнаружен уже посмертно.
Ещё один любопытный момент: сейчас на Украине разворачивается скандал вокруг ПЦР-тестов, которые, как оказалось, врут примерно в 30% случаев. Как правило, указывается, что ПЦР-тесты нередко показывают, что уже заразившийся человек здоров. То есть число больных на самом деле на треть больше, чем зафиксировано тестированием (на самом деле нет — применяются ведь не только ПЦР-тесты). Но вот Евгений Комаровский, например, обращает внимание, что ПЦР-тест может фиксировать фрагменты генома вируса уже после полного выздоровления человека.
Самое интересное, что ссылку на ненадёжность тестов можно встретить в материалах авторов, которые действительно озабочены вспышкой болезни. Причём озабоченность их базируется на статистике, построенной на этих тестах. Впрочем, такие странные моменты давно уже никого не удивляют.
Ну и если уж мы говорим о статистике, то главными коронаскептиками являются именно её авторы. Дело в том, что нигде в мире по отношению к коронавирусу не применяется понятие «эпидемического барьера». Только искусственные конструкции вроде «коэффициента распространения». Почему? Потому что с точки зрения традиционных понятий никакой эпидемии нет, причём нет её ни в одной стране мира.
В то же время игнорировать распространение болезни нельзя: она более заразна, чем большинство аналогичных заболеваний (хотя и не столь заразна, как прогнозировалось первоначально), проходит более тяжело, вызывает большую смертность. Главная проблема, с которой сталкиваются пострадавшие от коронавируса страны, состоит в дефиците койко-мест (благополучно сокращённых в соответствии с рекомендациями ВОЗ или даже никогда не существовавших) и медицинского персонала, а также в отсутствии общепринятых протоколов лечения и надёжных лекарств и вакцин.
Интересный момент: смертность не только в России, но и на Украине более чем в два раза ниже, чем в Великобритании или Италии. С чем это связано? Как видится сейчас, причин в основном три.
Во-первых, разные подходы к лечению. В России и на Украине коронавирус изначально рассматривался как крайне опасное заболевание, требующее лечения по особым протоколам, включая изоляцию больных в специальных инфекционных больницах. В той же Италии коронавирусных больных изначально помещали в общие отделения, со всеми сопутствующими последствиями.
Во-вторых, стремительное распространение инфекции в домах для престарелых. Это связано с тем, что обслуживающий персонал в них обычно — трудовые мигранты, которые боятся потерять работу и скрывают признаки заболевания. В Великобритании к тому же было запрещено отказывать в помещении в дома престарелых людей, не прошедших тестирование. В постсоветских странах дома престарелых сравнительно мало распространены, большинство пенсионеров живёт в семьях.
В-третьих, это массовая смертность среди нищих.
Нередко показывали сюжеты из Нью-Йорка, где по всему городу собирают кашляющих бомжей, помещают их в импровизированные «госпитали» на автомобильных стоянках, а потом хоронят в братских могилах. Чего не хватает в этом сюжете? Да вот теста на коронавирус: у бомжей нет медстраховки, которая бы позволила его оплатить и выяснить, действительно ли человек умер от коронавируса или просто от переохлаждения, например.
И о Швеции. На самом деле в Швеции, которая отказалась от жёстких карантинных мер, действительно очень высокий уровень заражаемости и смертности. Однако он ничем не отличается от такового же уровня в Италии, где вводились самые жёсткие карантинные меры. В Швеции заразились 1,2% населения, смертность составила 4,8%, а в Италии эти показатели составили 1,2 и 5,3%. На Украине — менее 1% заболевших (скорее всего, больше, но у нас очень приблизительная информация относительно реальной численности населения страны) и 1,9%. И не говорите, что у нас медицина хуже, чем в Швеции.
Отнюдь не способствуют пониманию опасности болезни предлагаемые карантинные меры, выглядящие зачастую очень странно.
Достаточно вспомнить пресловутые запреты прогулок в парках, что, скорее, вредило людям, чем способствовало профилактике коронавируса.
Ничуть не лучше выглядит масочная кампания. Например, «дизайнерские» хлопчатобумажные повязки по официальной версии от вируса не защищают вообще, но считаются при этом полноценным заменителем медицинской маски. А проводились ли вообще сравнительные испытания?
Удивительным образом не защищают от коронавируса латексные перчатки. Почему? Главным образом потому, что под перчатками находится кожа, которая сама по себе непроницаема для вирусов. На самом деле функция перчаток другая — чтобы человек не коснулся потенциально загрязнёнными руками слизистых оболочек.
Но всякое рациональное объяснение тут ошибочно: оказывается, латекс не подходит, потому что перчатки надлежит мыть, а латекс плохо взаимодействует с жирными кислотами (мылом) и спиртом…
Всё вышесказанное, разумеется, никак не свидетельствует о том, что коронавирусная инфекция не опасна или менее опасна, чем, например, грипп. Повторимся, что главная опасность — не сама болезнь (а коронавирус далеко не чума и не холера), а неготовность мировой медицины к появлению такого рода заболеваний. И, кстати, психологическая неготовность людей к необходимости жёстких мер.
