При этом польский мятежник, предводитель восстания на территории Белоруссии и Литвы Винцент Константы Калиновский (в начале XX века переименованный в «Кастуся») канонизирован той же белорусской интеллигенцией в лике мученика и борца со «москалями». Даже президент Александр Лукашенко в прошлом году назвал Калиновского «нашим человеком нашего государства».
Сложно сказать, что «нашего» нашёл Лукашенко в Калиновском. Лежащие на поверхности факты свидетельствуют о том, что «Кастусь» — поляк до мозга костей.
1) Целью восстания было восстановление польского государства в границах 1772 года, для Белой Руси это означало тотальную полонизацию и окатоличивание.
2) Все повстанцы, в том числе и Калиновский, давали присягу следующего содержания: «Присягаем во имя Пресвятой Троицы и клянёмся на ранах Христа, что нашей родине Польше будем служить верно и исполнять, во имя того же отечества Польши, все приказания, предписанные нам начальниками…»
3) Калиновский все свои приказы заканчивал лозунгом «Boże zbaw Polskę».
4) Обращаясь к жителям Белоруссии, Калиновский писал в «Письме Яськи-Господаря из-под Вильны к мужикам земли польской»: «…разве ж мы, децюки, сидеть будем? Мы, что живём на земле польской, что едим хлеб польский, мы, поляки из веков вечных».
5) Винцент Константы родился на территории современной Польши, в Мостовлянах. Род Калиновских происходил из Мазовии (центр этого региона — Варшава).
На эти факты белорусские фальсификаторы истории закрываются глаза. Для них «белорусскость» Калиновского — предмет веры, а вера, как известно, слепа и не требует научных доказательств.
Созданием вокруг Калиновского ореола святости местечковые националисты пытаются возвести перед белорусами стену, лишающую их возможности объективно взглянуть не только на национальную принадлежность Винцента Константы, но и на те методы, к которым прибегал Калиновский для достижения «народного счастья».
Историки, объективно и беспристрастно изучающие польское восстание и его подавление, считают, что развязанный повстанцами террор против мирного населения Белоруссии позволяет рассматривать в качестве карателя белорусского народа именно Калиновского, а не графа Муравьёва, как пытаются доказать самостийные идеологи.
Так кто же на самом деле был вешателем — Муравьёв или Калиновский?
Для начала разберёмся с тем, каким образом жупел «вешателя» навесили на графа Муравьёва. Происхождение данного прозвища связано с известным историческим анекдотом.
В 1830-х годах Муравьёв занимал пост гродненского губернатора, и на одном из публичных мероприятий местные польские шляхтичи, желая поддеть Михаила Николаевича, спросили у него: «Не родственник ли вы того Муравьёва, которого повесили за мятеж против государя?» (имелся в виду Сергей Иванович Муравьёв-Апостол, приговорённый в 1826 году к высшей мере наказания за организацию декабристского мятежа). Известный своим остроумием Муравьёв ответил: «Я не из тех Муравьёвых, которых вешают, я — из тех, которые сами вешают».
После этого случая все недоброжелатели графа стали именовать его «вешателем».
Как видим, появление прозвища «вешатель» никоим образом не связано с подавлением Муравьёвым польского мятежа 1863 года. Иначе и быть не могло, поскольку предпринятые графом меры по усмирению и наказанию бунтующих поляков нельзя назвать чрезмерно жёсткими, учитывая то, как обычно подавлялись восстания в XIX столетии.
Всего в Северо-Западном крае было казнено 128 мятежников, и, как отмечает белорусский историк Александр Бендин, лишь 16% участников восстания были подвергнуты различного рода уголовным наказаниям.
Данные цифры не идут ни в какое сравнение с практикой подавления мятежей в других странах. Так, во Франции в ходе подавления Парижской коммуны правительственными войсками было убито 30 тысяч человек. Чудовищную жестокость проявили англичане при подавлении восстания сипаев в Индии: одного подозрения в симпатии к повстанцам было достаточно для того, чтобы стереть с лица земли целые деревни.
Необходимо подчеркнуть, что все казнённые польские мятежники были приговорены к высшей мере наказания судом, который установил в их действиях признаки тяжких преступлений против личности и государства. Исходя из этого, повешенных повстанцев нельзя назвать безвинными жертвами — все они были опасными преступниками, которые отказались от данной ими присяги на верность русскому императору и посягнули на территориальную целостность Российской империи.
А вот под каток террора, развязанного мятежниками, попали действительно ни в чём не повинные люди: крестьяне, православные священники, чиновники, не поддержавшие восстание дворяне. Отряды, общее руководство которыми в Северо-Западном крае осуществлял Винцент Калиновский, назывались «кинжальщиками» и — особо подчеркнём — «жандармами-вешателями» (по излюбленным орудиям казни).
Жестокость «жандармов-вешателей» возрастала по мере того, как они осознавали, что белорусы встали на сторону правительства и не желают поддерживать повстанцев. В «Приказе-воззвании Виленского повстанческого центра к народам Литвы и Белоруссии» от 11 июня 1863 года Калиновский в бешенстве писал:
«За вашу долю кровь проливают справедливые люди, а вы, как те Каины и Иуды Искариотские, добрых братьев продавали врагам вашим! Но польское правительство спрашивает вас, по какому вы праву смели помогать москалю в нечистом деле?! Где у вас был разум, где у вас была правда? Разве вспомнили вы о страшном суде Божьем? Вы скажете, что делали это поневоле, но мы люди вольные, нет у нас неволи, а кто хочет неволи московской — тому дадим виселицу на суку».
Об отношении белорусов к польскому мятежу красноречиво свидетельствуют письма на имя императора Александра II, которые приходили со всех концов Белоруссии. В них белорусы заверяли императора в своих верноподданнических чувствах и стремлении защищать свой край от польских инсургентов.
«Августейший монарх! — писали представители Витебского городского общества. — Необузданные свои притязания, попирающие всякую правду, поляки простерли посягательством своим и на белорусский край, исконное достояние России. И здесь, к прискорбию нашему, нашлась горсть дерзких, возмечтавших заявить Польшу в Белоруссии и смутить общественное спокойствие; но они горько ошиблись. Народ доказал, что он истинно русский.
Да сохранит нас Всевышний от беспорядка и бедствий войны! Но если Провидением суждено нам испытать их, верь, Государь, что мы никому не уступим в благоговейной преданности и любви к тебе, Царь, и к славной Твоим благодушным царствованием России и не остановимся ни перед какими жертвами для охранения чести и целостности твоей империи, дорого нашего Отечества».
В белорусских губерниях из числа местных крестьян были сформированы сельские вооружённые караулы, которые задерживали мятежников и передавали их в руки законных властей. Караулы оказали существенную помощь правительственным войскам в подавлении мятежа, и сотни белорусских крестьян были удостоены высоких государственных наград.
Полковник А.Д. Соколов в рапорте князю В.А. Долгорукову о положении в Могилёвской губернии писал:
«Многие помещики-поляки Могилёвской губ. участвуют в мятеже против правительства, и многие из них хотя не участвуют явно, но сочувствуют восстанию, крестьяне же, напротив, где только можно, выказывают свою преданность Государю-Императору и, сколько от них зависит, способствуют к подавлению мятежа;
в одно могилёвское уездное управление ими доставлено до 80 чел. разного звания людей, пойманных в лесах и на дорогах, из числа которых хотя и не все, но многие находились в шайках мятежников и впоследствии отстали или отделились, крестьянами также представлено более 30 чел. помещиков, которые, как они утверждают, доставляли продовольствие шайкам или внушали крестьянам не повиноваться русскому правительству и признать над собой владычество Польши и по другим обстоятельствам навлекли на себя их подозрение».
Точное число жертв польских карателей установить трудно.
Сам Муравьёв называл цифру в 500 человек. По информации «Московских ведомостей», на 19 сентября 1863 года количество только повешенных поляками достигло 750 человек. По данным III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, за весь 1863 год повстанцы казнили 924 человека. «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона указывает, что число жертв повстанческого террора равнялось примерно 2 тысячам человек.
Бесчинства польских мятежников коснулись семей двух выдающихся уроженцев Белоруссии — лингвиста Антона Семёновича Будиловича и философа Николая Онуфриевича Лосского.
Отец Будиловича получил от поляков извещение о том, что он приговорён к смертной казни «как слишком русский», однако повстанцам не удалось его отыскать.
А вот родственник Лосского не смог избежать расправы: «Дед мой Иван был униатским священником в местечке Усвят (очевидно, он был униатом до 1839 года, а после Полоцкого собора стал православным. — прим. автора). Говорят, он был замучен польскими повстанцами в 1863 году за то, что хорошо объяснял крестьянам значение манифеста об уничтожении крепостного права; они распяли его на кресте».
По отношению к православным священнослужителям повстанцы проявляли особую жестокость. Вероятно, одной из главных причин этого была нарочито антиправославная позиция Калиновского.
«Православие — вера собачья, схизма, которую силой навязали российские власти», — так Винцент Константы характеризовал исконную веру белорусов.
В обозе повстанческого отряда Людвика Нарбутта, орудовавшего в Пинском уезде, была найдена чудовищная по содержанию листовка. На ней изображался повешенный на суку православный священник и содержалась надпись на польском языке:
«Это ты, поп, будешь так висеть, если не исправишься. Если у тебя ещё чешется язык брехать в церкви хлопам бредни, то лучше наколи его шпилькой!! А вороны будут насыщаться твоим телом!!! Ах, какая же это будет позорная смерть???» Автором сего «шедевра» повстанческой пропаганды предположительно был Франциск Бенедикт Богушевич, будущий отец-основатель белорусского националистического проекта.
Пожалуй, наиболее известными мучениками за веру, принявшими смерть от рук польских карателей, был священник Даниил Конопасевич.
Он служил в церкви деревни Богушевичи Игуменского уезда Минской губернии. После начала восстания отец Даниил поддержал борьбу белорусских крестьян против польских инсургентов. Кроме того, он проводил отпевание павших в боях с мятежниками воинов русской армии. За это повстанцы приговорили его к смерти.
23 мая 1863 года мятежники убили богушевичского батюшку, повесив его во дворе собственного дома. Пока убийцы находились в Богушевичах, они запрещали снимать тело священника, чтобы оно висело подольше в назидание своим противникам.
В 1907 году в «Братском листке», издававшемся в Минске, было напечатано стихотворение, посвящённое отцу Даниилу. Вот его первые три четверостишья:
Незаметный герой в небогатом селенье
Нашей Минской губернии жил —
Пастырь добрый, учивший о вечном спасенье,
Чистый сердцем — отец Даниил.
Было время крамолы врагов православья:
Бунт затеяла польская знать,
Омрачённая злобой и чувством тщеславья,
Силясь Польшу былую создать.
Там, где исстари русское царство сложилось,
Колыбель нашей веры была,
Вдруг повстанцев мятежная шайка явилась
И народ на мятеж подняла.
Таким образом, Винцент Константы Калиновский, избранный белорусскими националистами в качестве своего героя, полностью соответствует тем негативным характеристикам, которыми националисты необоснованно наделяют Михаила Николаевича Муравьёва-Виленского.
Банды Калиновского развернули террор против мирного населения Белоруссии: нещадно убивали — главным образом вешали — крестьян, православных священников и представителей других социальных групп.
В этой связи будет правильным именовать «вешателем» именно «нашего человека» Калиновского.
