Атеисты знают — средневековые патеры, которые считали чуму расплатой за грехи своей паствы, были по-своему правы. Ведь эти общественные пороки существовали на самом деле, о чем не понаслышке знали лукавые клирики и монахи. Моровое поветрие заставляло обратить внимание на неприглядные вещи, от которых обычно отводили глаза, постепенно превращая их в норму. Тем более, что распространение чумы действительно было прямой расплатой за деяния современников и сложившийся в эту эпоху порядок — завоевательные походы, жадность купцов и ростовщиков, нищету проживавшего в антисанитарии народа, за всеобщую отсталость, неграмотность, предрассудки и суеверия.
Это прекрасно осознавали тогдашние вольнодумцы — отмечая, что чума торит дорогу давно назревшим в обществе переменам. И действительно, пережившая «Черную смерть» Европа со временем изменилась до основания — в том числе, потому, что эпидемия изменила социально-экономическую реальность, подточила основы феодализма, помогая развитию новых, капиталистических отношений. А это способствовало победе нового, более передового и прогрессивного строя — пускай даже он оказался не гуманнее своего предшественника, или даже превзошел по жестокостям и грехам эпоху Темных веков. Да и сами перемены пришли в итоге отнюдь не сразу.
Среди прочего, они были обусловлены самой задачей борьбы с болезнью. Эта необходимость двигала вперед науку и медицину, а органы городских коммун перебирали власть из рук беспомощных перед заразой синьоров, повышая значение третьего сословия — что происходило в протокапиталистических городах Северной Италии, наиболее пострадавших от «Черной смерти». Меры против чумы улучшали планировку кварталов с целью повышения уровня санитарии и гигиены, да и вообще способствовали росту рациональной управленческой эффективности. Об этом напоминает нам само слово «карантин», которое появилось в Венеции, означая сорокадневный термин отстоя для приплывших туда судов.
Массовая депопуляция населения разбавила духовенство за счет вчерашних простолюдинов, разрушила наследственные касты ремесленных цехов, повысила стоимость наемного труда, способствовала созданию манифактур, стимулировала механизацию производства и вовлекала в него женщин — с целью компенсации недостающих мужских рук. Парламент Англии принял «Статут о рабочих», чтобы ограничить претензии заявившего о себе класса, феодалы отчаянно боролись за сохранение своих привилегий. Но прокатившиеся повсюду бунты против налогов и барщинных пошлин позволили простолюдинам завоевать новые права и свободы, которых у них не было прежде.
А разложение внутри Церкви — которая лидировала в грехах и пороках, отталкивая паству своим лицемерием и напускной набожностью — создавало почву для будущей Реформации. Страх перед смертью наводнил Европу различными сектами, строящими свою жизнь по правилам библейских канонов — чтобы спастись, избежав нового наказания свыше. Эти общины часто добивались равенства на земле и при жизни, исходя из принципов хилиазма — что долгое время питало раннюю социалистическую традицию.
Кармы нет, но она работает — этот принцип исправно действует и во времена нынешней эпидемии. Осмысливая ее результаты, люди осознают, что вполне заслужили неожиданно обрушившиеся на них беды. Потому что слишком долго не реагировали на чужие страдания, пока они внезапно не стали для всех общими. Политика двойных и тройных стандартов, нормализация ненормального — если только уродливая действительность не касается лично вас — которая давно стала обычной для человечества, приносит свои плоды. И они не пришлись по вкусу практически никому.
Это почти всегда выглядит горькой закономерностью, разбавленной иронией ситуации. Так, жители украинских городов учатся существовать в условиях чрезвычайного положения, в которых уже седьмой год живут жители прифронтовой зоны Донбасса. И патриотические обыватели, злорадствовавшие по поводу тяжелого положения «донецких», призывая усилить обстрелы и ужесточить блокаду неподконтрольных Киеву территорий, внезапно ощутили прелести этой жизни — притом, что в Киеве и Львове, по счастью, не рвутся снаряды.
Сторонники супрунизации медицины, оправдывавшие экономию на врачах и больницах, теперь будут вынуждены прочувствовать на себе эффективность отреформированной системы здравоохранения. А жители сытой благополучной Европы, которая веками эксплуатировала страны Третьего мира, старательно огораживаясь от проблем его жителей — хотя они всегда возникали за счет политики Запада — испытали на себе страшно чувство беспомощности, хорошо знакомое плывущим через моря беженцам и жителям глобальной периферии.
Кризисная ситуация сразу же обозначила родовые пороки нашей системы, которая ставит по главу угла потребление и бесконечную погоню за прибылью, полностью игнорируя общественный интерес. Адепты неолиберального капитализма всегда кичились его ложной рыночной эффективностью, ставили ее в пример рухнувшему советскому государству. Но оказалось, что эта эффективность ограничивается способностью продать как можно больше не самых качественных товаров, или умением спекулировать на фондовых котировках.
В то же время, советский опыт позволял эффективно преодолевать последствия бедствий и катастроф — прежде всего, потому, что установленный Октябрем строй был основан на принципах экономического планирования, солидарности и социального равенства. И это давало ему серьезные преимущества, несмотря на не менее существенные пороки — начиная от практики политических репрессий и заканчивая бюрократизмом партийной номенклатуры.
Действия китайских и кубинских врачей, которые помогают бороться с коронавирусом в других странах, наглядно показали не только организационные, но и моральные преимущества социалистического коллективизма. Они особенно выделяются на фоне эгоистической политики европейских стран, которые сходу отгородились друг от друга барьерами, сосредоточившись на собственном выживании. Государства мирового Центра оказались неготовыми к удару пандемии, а коммерциализованная медицинская система Европы востребовала помощь от бедной ресурсами Кубы, пострадавшей в результате многолетней блокады. И это видят сейчас даже далекие от политики люди, никогда не питавшие симпатии к левым.
Происходящее заставляет сделать важные выводы. Пандемия показала, что медицина в принципе не должна быть платной услугой, являясь неотъемлемым правом каждого человека. Она обозначила чудовищные диспропорции нашего мира, где врач и учитель поставлены ниже обычного торгаша, где государства расходуют сотни миллиардов долларов на оружие и войну, а кучка сверхбогачей тратит огромные сумму на роскошь или причуды — в то время как большая часть жителей планеты лишена самых необходимых благ. Становится ясным — иррациональная неэффективность современного общества вызвана социально-экономическмм неравенством, которое является естественным следствием господства рыночного уклада. Коронавирусный кризис является расплатой за это положение дел, а его преодоление становится необходимым для выживания человечества.
Атака коронавируса пинками подталкивает к переменам, которые давно нужны для выздоровления общества — по счастью, без чудовищных гекатомб, которые собрала когда-то «Черная смерть». Во всяком случае, это заставляет задуматься над альтернативой капитализму. И ясно дает понять — другой мир не только возможен, но крайне необходим для всех нас.
«Разве все это не свидетельствует о настоятельной необходимости реорганизации мировой экономики, которая больше не будет зависеть от рыночных механизмов? Возможно, другой — и гораздо более полезный — идеологический вирус распространится, и, будем надеяться, заразит нас: вирус мышления об альтернативном обществе, обществе за пределами национального государства, обществе, которое реализует себя в форме глобальной солидарности и сотрудничества… Коронавирус также заставит нас заново изобрести коммунизм, основанный на доверии к людям и к науке… Эпидемия коронавируса — это своего рода применение боевого «приема разрыва сердца» на глобальную капиталистическую систему — сигнал о том, что мы не можем идти по тому пути, по которому шли до сих пор, что нужны радикальные изменения…. Печально, но нам нужна катастрофа», — размышляет об этом философ Славой Жижек.
Спустя тридцать лет после развала СССР становится очевидным — чтобы преодолеть брошенный человечеству вызов, ему придется сделать поворот влево. Альтернативой этому является всеобщий развал и хаос, погружающий мир в новое, постапокалиптическое Средневековье, раздробленное на замкнувшихся в бункерах выживальщиков. Или модель глобального концлагеря, с максимальным ограничением гражданских свобод и дарвинистской логикой, обрекающей на гибель пожилых, беспомощных и бедных людей.
Сегодняшний кризис способствует прямой реализации антиутопий, где простолюдины обречены на смерть по достижению пенсионного возраста, существуя в строго регламентированной реальности тоталитарной системы, под жестким контролем элит. Политический класс намерен использовать эту ситуацию для максимального укрепления собственного господства — ведь она развязывает руки для самых непопулярных мер. Причем, он сможет задействовать для них все новейшие научные достижения, включая безграничные возможности искусственного интеллекта.
Если вы считаете подобное невозможным, спросите, поверили бы вы вчера в то, о чем читаете в новостях? История катастрофически ускоряется, не оставляя времени на слишком длинные размышления. «Либо мы применяем самую жестокую логику выживания наиболее приспособленного, либо какой-то новый вид коммунизма» — напоминает о нашем выборе все тот же Славой Жижек. По сути, он обозначил на новый лад старую альтернативу: «социализм или варварство» — озвученную Розой Люксембург на основе трагического опыта мировой войны. Тогда к ее словам не прислушались — и это привело мир к фашизму.
По мере наступления пандемии о переменах заговорили везде — ведь это глобальный вызов. Лондонское граффити: «Заставь богатых платить за COVID-19» можно назвать лозунгом момента, девизом целой эпохи, которая ожидает нас в ближайшие годы. Но еще точнее текст другой надписи: «Коронавирус — сигнал к пробуждению и наш шанс на строительство нового, любящего общества». Всего лишь шанс — но это гораздо лучше, чем ничего.
Историк Фредерик Джеймисон говорил: «Нам легче представить конец света, чем конец капитализма». Теперь с этим проще — чтобы представить себе конец света, достаточно выглянуть на улицу, испытать режим жесткого карантина. А чтобы этот режим не стал вечным, придётся сделать усилие, обрисовав для себя контуры освобожденного от рыночных оков будущего.
К чему и принуждает коронавирусное поветрие, ниспосланное за наши грехи историей.
