2020 год особенный для всех донбассовцев, ведь это год столетия Владимира Дегтярёва, человека, который двенадцать лет возглавлял Донецкий обком партии и сделал для города и области больше, чем любой другой аппаратчик. Ни до, ни после с Донецком не случалось такого самоотверженного руководителя, строгого и к себе, и к другим. Джаз-фестиваль, площадь Ленина, проспект Ильича, «Белый Лебедь», памятник шахтёру, миллион роз — всё это связано с деятельностью Владимира Дегтярёва. Именно он сделал город таким, каким мы его знаем по сегодняшний день, — зелёным, цветущим, непокорённым, гордящимся своей трудовой славой.
Что ты сделал для области?
Владимир Дегтярёв родился 19 августа 1920 года в Ставрополе в семье рабочего. Учился в Московском горном институте, пятый курс которого оканчивал уже в эвакуации в Караганде, работая на шахте. После освобождения Донбасса Дегтярёв попал на шахту в Димитров, где работал начальником шахты.
В одном из своих предыдущих материалов я рассказывала, что очень многие шахтёрские жёны до Великой Отечественной войны и после не работали, занимались мужем, домом, детьми. Дегтярёв решил переломить эту ситуацию. Так в Донецке было принято решение о развитии лёгкой промышленности, начали строить фабрики.
Огромной страстью «хозяина области», как и многих дончан, был футбол. По легенде, которую подтвердила и внучка Дегтярёва Анна, именно при непосредственном участии её дедушки команда получила свои оранжево-чёрные цвета. Чёрный — это уголёк, а оранжевый — пламя. При Дегтярёве появилась и база в Кирша, а футболисты начали получать к стандартным ставкам солидные шахтные надбавки. В том числе благодаря опеке со стороны руководства области "Шахтёр" дважды выиграл Кубок Союза. У Донецка в то время была футбольная команда, которая могла на равных бороться с лидерами советского футбола.
Идея одного из главных символов города, памятника «Слава шахтёрскому труду», так же принадлежит Дегтярёву. По его инициативе был изготовлен сувенир для Никиты Хрущёва — небольшая статуэтка шахтёра с куском угля в вытянутой руке (скульптор Константин Ракитянский). Вручить подарок не успели, Хрущёв ушёл в отставку. И решил тогда Дегтярёв превратить маленькую статуэтку в шестиметровый памятник. Чтобы не пропало…
Для того, чтобы описать всё то, что успел сделать Дегтярёв за двенадцать лет правлении, нужно написать, как минимум, книгу. Издание Украина.ру будет ещё неоднократно возвращаться к теме Дегтярёва и его «дегтярёвщины», возвращаться конструктивно, жонглируя фактами и воспоминаниями современников, но сегодня, дорогой мой читатель, позволь провести тебя дорогами памяти семейной. О том, каким дедушкой был «хозяин области» мне рассказала его внучка Анна Сухинина, в девичестве Дегтярёва.
Великий дед и его Аннушка
«Меня все называли по-разному, а дедушка только Аннушкой. У меня не было ни одной, ни второй бабушки, — вспоминает Анна, — к сожалению, они обе умерли, но у меня был дедушка. Он мне был и за бабушку, и за дедушку. Виделись мы летом и зимой на каникулах, так как дедушка к тому моменту уже жил в Киеве, а мы в Донецке, где живём и по сей день. Время мы проводили на даче в Конча-Заспе. Дедушка совсем не умел отдыхать, был самым настоящим трудоголиком. Я к нему приезжала уже тогда, когда он был относительно свободен. Классе в четвёртом родители меня могли отправить к дедушке на целый месяц, он отлично справлялся. Завтракали мы всегда дома, обедали и ужинали в местной столовой. Мы с дедушкой даже иногда засыпали в обнимочку, такая от него исходила нежность».
Одно из самых врезавшихся в память Анны воспоминаний о дедушке — это их бесконечные прогулки по окрестностям. Понимала ли Анна, что её дедушка в прошлом был большим руководителем? Нет. «Со мною он не был строгим, — говорит Анна, — я часто слышала уже после его смерти, что он был жёстким руководителем, а в каким-то моментах даже и жестоким. Но со мною он был достаточно мягким. Единственное, в чём он мог проявить с внуками строгость, это в требовании соответствовать обстановке и ситуации. Мы должны были вести себя правильно, но достигалось это не криками или одёргиваниями, а собственным примером.
Роковые годы
«Дедушка научил меня этикету и тому, как надо вести себя за столом и вообще в обществе, — вспоминает Анна, — сейчас мне кажется, что во мне он видел отдушину. Я помню, как вели себя мужчины рядом с дедушкой. Это я всё про киевский период рассказываю, дело уже шло к развалу страны, мужчины говорили, что надо ввести «дегтярёвщину» на Украине. Я не понимала, о чём это они. Поняла гораздо позже, страна начала рушиться, это была середина 80-х, «дегтярёвщина» в их устах звучала как «спасательный круг». Распад Союза он не пережил, ровно на его день рождения в августе 1991 года в стране произошёл государственный переворот. С дедушкой совсем скоро случился инсульт, после которого он так и не смог оправиться. Умер дедушка 16 октября 1993 года. Ему было всего-то 73 года. Похоронили дедушку рядом с бабушкой».
Вторым роковым годом, вернее, первым, по мнению Анны, для Дегтярёва стал год, когда дедушку отстранили от должности (середина 70-х). Для «хозяина области» это был страшный удар. «У дедушки было какое-то удивительное чувство справедливости, — вспоминает Анна, — вообще это самое чувство справедливости характерно тому поколению. Они все были в то время и справедливыми, и трудоголиками. А ещё дедушка умел радоваться жизни, мы с ним ходили по пансионату и просто громко пели песни. Сейчас я с трудом представляю себе такую ситуацию. Мы маршировали и пели военные песни. «Солдатушки, бравы ребятушки…» — одна из любимых наших песен. А ещё дедушке нравились Валерий Леонтьев и София Ротару. Леонтьева он любил слушать, но совершенно не мог на него смотреть, очень дедушку возмущал внешний вид певца».
Не только родные ездили в Киев к Дегтярёву, но и глава семьи часто приезжал в Донецк. Его приезд всегда был ассоциирован с множеством подарков. Конечно, Анне дедушка дарил и игрушки, и платья, и какие-то деликатесы, которых не хватало в то время. Из игрушек Анне особенно запомнилась электронная обезьяна с чемоданом, обезьяна эта умела переворачиваться. Но самым главным подарком всегда были книги. Он выписывал одинаковые книги для себя, и для семьи сына.
«Когда дедушка приезжал в Донецк, — вспоминает Анна, — то мы все садились в машину, и ехали смотреть поля. Дедушка, папа, брат и я. Я не знаю, умел ли дедушка водить машину, при мне он никогда не водил, всегда был водитель. Своей машины у него не было, только служебная. Я говорила: «Дедушка, как же красиво! Смотри, всё поле жёлтое!» А дедушка отвечал: «Что же здесь красивого, это сорняки, а не пшеница…» Он, конечно, сильно по Донецку скучал, говорил, что находится на обочине дороге, что его выкинули, что теперь он только наблюдатель».
Миллион роз
Несколько лет назад с Анной произошла удивительная история. Она ехала в такси, проезжали улицу Артёма, там, где памятник Артёму, неожиданно таксист нарушил молчание и обратился к пассажирке, конечно, совсем не зная, что она внучка того самого Дегтярёва. «А помните, был такой Дегтярёв, — сказал таксист, — так вот, однажды он своей жене подарил миллион роз!» Анна заулыбалась и попросила развить историю. Таксист продолжил: «Он подарил жене миллион роз, и потом весь город засадил этими розами!» Анна приехала домой и позвонила отцу, чтобы спросить, правду ли ей сказал таксист. Сын Дегтярёва ответил, что, конечно, нет.
«Дедушка просто очень любил розы, это правда, — вспоминает Анна, — особенно красные! Розы росли и на даче у нас, он за ними ухаживал, брал шланг и поливал их. Красный — это вообще про дедушку, он любил красные розы и «Красную Москву».
Болел душой
А ещё правда заключается в том, что Дегтярёву единственному удалось такими крупными буквами вписать своё имя в историю города и области. Наравне с отцом-основателем Джоном Юзом.
В чём секрет? «Он болел душой, — ответила на мой вопрос Анна, — и эта история с АЭС, которую дедушка не дал построить. Он болел этим городом, наверное, ещё и потому, что сам был шахтёром смолоду, он опускался в шахту, знал, каким трудом добывается уголёк, как много шахтёры проползают под землёй на четвереньках. Он много говорил с шахтёрами, был с ними на «ты», очень просто общался».
Дегтярёв очень часто рассказывал внучке о том, что шахтёрский труд — самый почётный и самый опасный труд в мире. Говорил, что никогда и никто не должен получать зарплату большую, чем шахтёр. Даже руководитель страны должен получать меньше шахтёра. «Он говорил, что никто его не переубедит в этом, — вспоминает Анна, — считал шахтёрский труд самым адским, самым сложным в мире».
Дела вещные
По воспоминаниям Анны у дедушки по современным меркам было очень мало одежды, несколько строгих костюмов, рубашки да кепки-аэродромы, которые он очень любил. К завтраку Дегтярёв выходил в спортивных брюках и рубашке, спал в пижаме, под рубашку всегда надевал майку. «Наверное, тогда ни у кого не было много одежды, — вспоминает Анна, — это сегодняшние руководители живут шикарно, то золотые унитазы у них, то ещё что-то. Дедушка умел выглядеть очень элегантно при минимуме вещей. А вот бабушка моя была модницей, папа рассказывал, я-то сама не помню. Да, у нас дома была хорошая мебель. Удивительно, что такая же, как и у футболистов клуба «Шахтёр». Мы ходили в гости к футболистам, и я подмечала: вот наша белая спальня, вот наш книжный шкаф, вот наш ковёр. Но шика в нашем доме никогда никакого не было, кроме невероятной библиотеки, конечно».
А ещё Анне врезались в память многочисленные диковинные сувениры: какие-то вазы с портретом дедушки, именные подарки, шикарные, но при этом совершенно бесполезные. Куда всё это делось? После смерти дедушки всё это исчезло в неизвестном направлении. Квартира в Киеве отошла обратно государству, а содержимое квартиры, скорее всего, увезла вторая жена Дегтярёва в Москву. Впрочем, Анна не берётся утверждать, что именно так и было, знает лишь, что у них этих сокровищ нет, а ведь подобные вещи сейчас могли бы пригодиться для краеведческого музея Донецка.
Утраченное наследство
Родители Анны точно знали, что Владимир Дегтярёв много лет работал над мемуарами, но, к сожалению, они до сегодняшних дней не дошли. Скорее всего, их так же забрала в Москву вторая жена. Что супруга в итоге с ними сделала, никто не знает. Женщины тоже уже нет в живых, похоронили её в Москве. Возможно, что на каком-нибудь московском блошином рынке до сих пор лежит и ждёт своего покупателя папка с рукописью всей жизни «хозяина области», в которой он рассказал о своей судьбе и о шахтёрском городе, который любил больше всего на свете.
