Иначе говоря, польскую трактовку предшествовавших Второй мировой войне событий необходимо принять как истину в последней инстанции, включая ответственность Советского Союза (России) за десятки миллионов жертв всемирной бойни.
Как-то, будучи в составе официальной делегации в Польше, я стал свидетелем забавного случая. Местный начальник полиции пригласил на дружеский ужин членов делегаций харьковского горсовета и шотландцев — почтенных мужчин из другого города-побратима Познани. Сам начальник полиции был человеком видным, плотным, словно живьём сошедшим с изображавших «польских панов» советских плакатов. Похоже, лихой пан поставил задачу напоить гостей: водка лилась рекой и тосты явно частили. Однако гостеприимный хозяин не учёл, что с нашей стороны в основном были профессиональные строители, да и шотландцы оказались стойкими джентльменами. В результате не рассчитавший свои силы шляхтич так и заснул за столом, а мы с представителями Западной Европы ещё допивали по местным кабачкам и расстались вполне дружески.
Польская политика нынешнего времени чем-то напоминает мне того желающего подтрунить над гостями пана — в целом, милого и достойного хозяина застолья. Правда, речь сегодня идёт о вещах нешуточных: об исторической памяти целых народов, о политике больших государств. Если главным содержанием польского понимания Второй мировой войны становится изображение своей страны исключительно в качестве невинной жертвы, сознательное уравнивание довоенной политики Гитлера и Сталина, слепая ненависть к России и истекающая из того политическая повестка дня, то и польской стороне надо быть готовой ко многим неприятным вопросам.
Например, о сотрудничестве Второй Речи Посполитой с гитлеровской Германией и собственной роли Польши в развязывании войны. Польско-германская декларация о неприменении силы от 26 января 1934 года («пакт Гитлера—Пилсудского») обезопасила тылы Германии в самый сложный для неё начальный момент становления нацистской военной машины, в частности, захвата демилитаризованной Рейнской области, выхода из системы версальских ограничений, аншлюса Австрии; позже — совместного с Польшей раздела Чехословакии.
Сотрудничество Германии и Польши наблюдалось также в позорном деле преследования евреев. Так, в 1938 году после провала конференции по еврейскому вопросу во французском Эвиане (когда большинство стран мира отказалось принимать германских евреев-беженцев) нацистский режим приступил к насильственному выселению евреев из Рейха. В первую очередь, это касалось граждан Польши еврейского происхождения. Однако Варшава не пожелала принять их обратно и объявила паспорта всех живших за рубежом граждан Польши недействительными, причем паспорта евреев не продлевали.
27 октября 1938 года восемнадцать тысяч граждан Речи Посполитой еврейского происхождения нацисты привезли к границе и насильно заставили покинуть территорию Германии. Польша, в свою очередь, их тоже не впустила — несчастные люди оказались в лагере на нейтральной полосе между двумя государствами и находились там длительное время. Именно этот инцидент стал поводом для Гершеля Гриншпана устроить покушение на немецкого дипломата Эрнста фон Рата в Париже, после чего 10 ноября 1938 года в Германии случилась печально известная «Хрустальная ночь» — массовые еврейские погромы, преддверие «окончательного решения» Гитлером еврейского вопроса.
Следует особо отметить, что польское государство активно подавляло не только еврейское, но и иные национальные меньшинства, в частности, немецкое и украинское. На территории Польши, воссозданной после Первой мировой войны на территории бывших трёх империй (Российской, Германской, Австрийской), насчитывалось до одного миллиона этнических немцев. Они, как и другие национальные меньшинства, подвергались интенсивному ополячиванию, религиозным преследованиям, экономическому давлению. Это порождало вполне естественное негодование, которое (как и украинское национальное сопротивление) использовали в своих интересах спецслужбы Третьего рейха. Так, летом 1936 года в Катовице 119 местных немцев попали на скамью подсудимых за создание тайной организации, а шестью месяцами позже 42 участника другой немецкой молодежной организации были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Летом 1937 года та же участь постигла еще 48 немецких юношей и девушек. Однако Гитлер, заинтересованный в стратегическом союзе с поляками, запретил своей прессе раздувать эти инциденты.
Апофеозом сотрудничества польского и немецкого режимов стал раздел Чехословакии. История ликвидации независимого чехословацкого государства в 1938 хорошо известна, но о предшествующем ему Мюнхенском сговоре западных держав с Гитлером, о роли Польши и Венгрии в разделе Чехословакии, о резко увеличившемся за счёт чешских военных запасов боевом потенциале вермахта польские критики пакта Молотова—Риббентропа предпочитают умалчивать. И ведь именно Польша активно противодействовала попыткам Советского Союза оказать помощь дружественной Чехословакии.
Оценивая роль Польши в разделе Чехословакии, Уинстон Черчилль в своем выступлении в палате общин 5 октября 1938 года говорил: «Британский и французский послы посетили министра иностранных дел полковника [министра иностранных дел] Бека, чтобы просить о некотором смягчении тех жестких мер, которые применяются против Чехословакии в связи с проблемой Тешинской области. Перед ними захлопнули дверь… Поистине, это — печальный эпизод в истории страны, свобода и права которой в течение длительного времени вызывали у многих из нас горячее сочувствие». Так почему же в следующем 1939 году соседи должны были сопротивляться разделу трупа польского хищника. Тогда и литовцы вернули оккупированную поляками свою столицу Вильнюс, и малозаметные сегодня словаки получили прибавление к своей территории.
Отношения усилившейся Германии и самой Польши ухудшались по мере настойчивого стремления первой установить наземную связь с Восточной Пруссией путём строительства экстерриториального шоссе. Польша резко отказала, 24 февраля 1939 года в окна немецкого посольства в Варшаве полетели камни; 28 апреля Германия вышла из «пакта Гитлера—Пилсудского» и усилила активность в вольном городе Данциг на польской границе. Военная истерия нагнеталась в обеих странах, одновременно усилились репрессии против немецкого этнического меньшинства в Польше. В середине августа 1939 года, ещё до подписания советско-германского пакта о ненападении, поляки провели аресты сотен этнических немцев, а 24 августа восьмерых арестованных в Верхней Силезии немцев застрелили по пути в тюрьму.
На фоне усиливающихся слухов о переговорах Германии и СССР Запад (который до этого приложил немалые усилия, чтобы собственные переговоры с советский стороной завести в тупик) начал интенсивно давить на Польшу, требуя от нее уступчивости в вопросе принятия военной помощи от Советского Союза в случае агрессии Германии. Однако 19 августа 1939 года министр иностранных дел Польши Юзеф Бек жестко заявил: Польша не может допустить «дискуссию о том, чтобы какая-то часть нашей территории использовалась иностранными войсками. Для нас это вопрос принципа. У нас нет военного соглашения с СССР, и мы не хотим его иметь». Кроме того, он заявил французскому послу Леону Ноэлю, что «русские не заслуживают внимания с военной точки зрения», а начальник польского Генштаба генерал Вацлав Стахевич (кстати, уроженец Львова) подчеркнул, что Польша не получит «никаких выгод от того, что Красная армия будет действовать на ее территории». Послу Франции польский маршал (и уроженец нынешней Тернопольской области Украины) Эдвард Рыдз-Смиглы сказал: «С немцами мы утратим нашу свободу. С русскими мы утратим нашу душу». 20 августа 1939 года Стахевич сообщил британскому военному атташе, что «согласия на допуск в Польшу советских войск не будет».
Не желавший утратить «польскую душу» главнокомандующий польских войск Рыдз-Смиглы и начальник Генштаба буквально за две недели бездарно проиграли войну с Германией, бежали за границу вместе с остальными членами польского правительства, лишь после чего в Восточные Кресы (Западную Украину и Западную Белоруссию) вошли советские войска.
Тем, кто любит сравнивать послевоенный коммунистический режим с немецким оккупационным, стоит напомнить некоторые реалии эпохи гитлеровского «генерал-губернаторства», когда немцами была ликвидирована сама польская государственность. Только с 1 сентября по 26 октября 1939 года в Польше было расстреляно порядка 50 тысяч человек, преимущественно, представителей местной интеллигенции. Были закрыты все польские книжные магазины, научные институты и вузы. Запрещены польские газеты, журналы и даже вывески на польском языке, запрещено преподавание польского языка; закрыты зоологические сады, а звери отправлены в Германию. Десятки тысяч принадлежавших полякам сельскохозяйственных ферм были захвачены и переданы немецким поселенцам. Особым приказом была запрещена музыка Шопена. Вы точно уверены, что социалистическая Польша тождественна гитлеровскому «генерал-губернаторству»?
К слову сказать, в демонтаже польской государственности также принимали активное участие украинские националисты, наследником дела которых считает себя пользующийся ныне всемерной поддержкой Варшавы майданный режим. Уже 5 ноября 1939 года члены Украинского комитета в Холме в письме рейхсминистру Розенбергу подчеркивали: «Слава Богу, что Польша разрушена по высшей воле фюрера. Наши жертвы и страдания окончены, и мы принадлежим сейчас к крупнейшей мировой культурной державе». Газета «Последние новости» (26 апреля 1940 г.) в статье «Гитлер и Украина» свидетельствовала: «Украинская национальность объявлена привилегированной на территории, занятой немцами. Весь остаток прежней Малопольши объявлен официально украинской землей. Здесь восстановлен украинский желто-голубой флаг, и все управление передано украинцам. Создана украинская полиция, на которую местное население смотрит, как на кадры будущей украинской армии». Именно на территории оккупированной Польши абвер сформировал украинский диверсионный отряд «Нахтигаль», именно в находящемся под немецким контролем Кракове весной 1941 года украинские националисты Степана Бандеры определили стратегические задачи ОУН в грядущей войне с Советским Союзом, чтобы в числе других «культурных держав» присоединиться к физическому истреблению миллионов людей. Среди них — сотни тысяч поляков.
За крах авантюрной политики польской власти накануне Второй мировой войны своими жизнями расплатились безмерное число поляков, украинцев, евреев, русских, белорусов, представителей других народов. Но, к сожалению, в действиях нынешнего польского правительства снова угадываются планы Юзефа Бека и Эдварда Рыдз-Смиглы по созданию посполитого «Междуморья», нагнетание зоологической русофобии, нежелание вынести надлежащие уроки из собственной истории.
Политика Варшавы, направленная на переписывание истории Второй мировой войны, должна купироваться активным разоблачением фальсификаций, массированным вводом в медийный оборот документов, умением донести эту информацию до общественности. Политик, оперирующий новомодными измышлениями, должен выглядеть на фоне неопровержимых доказательств не просто подлецом (сознательное искажение истины есть подлость), но и дураком.
Словно тот переоценивший свои силы пан, о котором я вспомнил в начале статьи, польское правительство пытается показать свою удаль куда более подготовленным и опытным наблюдателям — и на Западе, и на Востоке. Но последствия подобных экспериментов бывают весьма постыдными.
