Само по себе появление такой мысли представляется закономерной.
Именно в случае с Зеленским её появление обусловлено опытом президентской кампании 2019 года, когда ю-туб кандидата в президенты был чуть ли не главным средством коммуникации с избирателями и показал себя в этом качестве очень хорошо.
Конкретно в случае с Зеленским этот инструмент тем более эффективен, если учесть два обстоятельства.
Во-первых, Зеленский профессиональный актёр и умеет хорошо выступать. В том числе на камеру.
Разумеется, всегда есть люди, которым не нравится его актёрское амплуа или тембр голоса, но в целом он на экране выглядит вполне достойно.
Кстати, первые два интервью Зеленского за рулём «Tesla» вызвали скорее позитивную реакцию зрителей. Кажется, больше всего вопросов было по частным моментам — не создаёт ли болтовня за рулём угрозы для других участников дорожного движения (когда оказалось, что нет, поскольку машина ехала на кинематографическом лафете, это вызвало негативную реакцию иных эстетов — дескать, президент-актёр их обманул) и откуда вообще у него эта машина (оказалось, что она принадлежит Андрею Богдану, который просто дал покататься, что действующими ПДД не запрещено).
Во-вторых, Зеленский показал, что в выступлениях без подготовки, в прямом диалоге с людьми (даже не обязательно с оппонентами), он откровенно слабоват.
Кстати говоря, это хоть и не лучшая характеристика публичного демократического политика, большим недостатком она всё же не является. Например, Екатерина II тоже отличалась некоторой тяжеловесностью в беседах. Самые лучше мысли приходили ей в голову задним числом. Ничего. Осталась в истории под именем «Великой».
В то же время у модели слишком частых публичных выступлений президента есть и свои подводные камни, которые нужно учитывать.
Более того, не думаем, что раскроем государственную тайну, сказав, что подобные идеи появлялись в администрациях всех предшественников Зеленского на посту президента (нет только информации по Кравчуку, но в те ветхозаветные времена и технические возможности были немногим лучше, чем у Рузвельта). Тем не менее, от этих идей в конечном итоге отказывались. Например, намерение Виктора Ющенко общаться регулярно с гражданами на Банковой привело к тому, что улицу вообще перекрыли, лишив киевлян и гостей столицы прохода к легендарному «Дому с химерами» (киевский анекдот гласит, что на Доме с химерами химер нет, чего нельзя сказать о здании киевского военного округа, где сейчас размещается Офис президента).
Впрочем, в случае с Ющенко свою роль сыграла плохая организация и неадекватная оценка президентом роли своей личности в истории. В других же случаях возражения носили чисто технологический характер.
Во-первых, слишком частые выступления президента вызывают инфляцию — слово главы государства обесценивается.
В случае с Рузвельтом этим можно было пренебречь, поскольку телевидения и интернета, в которых президент постоянно мелькает, не было. Персональный же опыт Зеленского относился к избирательной кампании, когда каждое лишнее «касание» только улучшает ситуацию.
Сейчас, однако, слово президента должно быть значимым и звучать особенно внушительно — именно в тот момент, когда от него что-то зависит. Естественно, президент обязан выдавать какое-то количество непосредственных контактов с гражданами, но слишком частыми они быть не должны. Путин, например, ограничивается многочасовой прямой линией и обращением к Госдуме, а также несколькими интервью в год.
Банально, президент — не телеведущий на экране телевизора, он не может произносить банальности, он должен быть всегда оригинален, каждое его слово запишут и перепроверят ("сегодня сказал одно, а завтра другое", "обещал, но не выполнил" и почему говорит про других, а про кого-то вообще ни слова" и т.д.)
Во-вторых, для всех президентов актуальной была проблема обоснования непопулярных реформ. В этом случае в общем-то нужна конкретика, а её-то как раз давать нежелательно — она сама по себе токсична.
Тут, правда, надо сказать, что президент пока выкручивается — ему удаётся и затрагивать нужные темы, и обосновывать свои действия (или их отсутствие). Например, обращаясь к нации по поводу введения рынка земли, он вновь пообещал референдум по поводу продажи земли иностранцам, выведя из дискурса земельной реформы наиболее токсичный момент. Впрочем, избиратели всё равно поняли, что это подмена понятий — изначально-то обещался референдум об отмене моратория на куплю-продажу земли…
В-третьих, само по себе появление рузвельтовского формата было обусловлено фактором общенационального кризиса. Избирателям надо было внушать, что всё будет хорошо.
Появление такого формата сейчас наводит на мысль, что на Украине масштабный кризис, подобный «Великой депрессии». А если его почему-то нет, значит, Зеленский его готовит.
В действительности на Украине ожидается совсем другой кризис — кризис рейтинга Зеленского. И его действительно надо предотвращать. Но, увы, чисто пиаровскими методами этого добиться невозможно. А другой инструментарий, похоже, Зеленскому не доступен.
