Достаточно красноречив уже сам факт того, что Чехословакия не была приглашена на конференцию, в ходе которой решалась её судьба. Мнение Праги никого не интересовало, великие державы решали свои проблемы за счёт маленьких и слабых. Да и сам срок в десять дней, который, кстати, не был выдержан — Германия начала занимать Судетскую область уже 1 октября — иначе как издевательством не назовёшь. Было ясно, что за это время чехи не успеют не только переместить промышленные предприятия (что им, кстати, прямо запрещало соглашение), но даже негерманское население организованно эвакуировать не смогут.
Наши западные «партнёры» любят сравнивать Мюнхенские соглашения с Договором о ненападении между Германией и Советским Союзом (который они называют пактом Молотова—Риббентропа). При помощи несложных манипуляций на СССР возлагается равная с Германией ответственность за развязывание Второй мировой войны. Стандартный приём заключается в противопоставлении Мюнхена (после которого война якобы не началась) советско-германскому договору, между подписанием которого и нападением Рейха на Польшу прошла неделя.
Махинации и фальсификации западных «историков» разоблачаются уже 80 лет, но с каждым годом (особенно в последние десятилетия) количество сторонников западной точки зрения стремительно растёт не только за пределами России, но и в нашей собственной стране. В чём причина?
Можно, конечно, грешить на не видевшие войны поколения. Но ежегодные шествия Бессмертного полка свидетельствуют о том, что память о войне до сих пор жива в каждой российской семье. Следовательно, причина сомнения в правильности нашей позиции по поводу предвоенных политических и дипломатических манёвров лежит не в утрате исторической памяти новым поколением, а в недостаточности аргументов, которые использует отечественная пропаганда для защиты своей позиции.
Кстати, не следует бояться слова "пропаганда". Этот термин в последние годы приобрёл негативную коннотацию. Люди почему-то по умолчанию предполагают, что пропаганда — нечто сродни обману. На деле это совсем не так. Пропагандировать можно как ложную, так и истинную точку зрения. Не только государство, заявляя свою позицию, но и каждый отдельный человек, высказывая своё мнение, пытается обосновать его справедливость. То есть пропагандирует некую точку зрения на событие или процесс перед лицом большей или меньшей аудитории. Публичная защита определённой научной или политической позиции и есть её пропаганда.
Обратимся к доказательной базе, которой оперируют отечественные историки в дискуссиях со своими западными оппонентами. Она стандартна и не меняется с 40-х годов прошлого века. Мы указываем на то, что Запад отказался от создания механизмов коллективной безопасности, которые могли бы сдержать гитлеровскую агрессию, что он позволил Германии перевооружиться и нарастить численный состав её вооружённых сил, что отказался от гарантий, которые сам же предоставлял восточноевропейским странам, что пытался открыть Гитлеру путь к нападению на СССР. Всё это справедливо, и всё это было очевидно поколению, пережившему войну. Да и послевоенные поколения, выросшие в СССР, в условиях информационной закрытости, не подвергали эту позицию сомнению, поскольку не сталкивались с аргументацией Запада.
Но перестроечная и постперестроечная информационная открытость начала менять ситуацию. Окончательно же она изменилась с появлением и широким распространением интернета. Люди, встретившие распад СССР в зрелом возрасте, прекрасно помнят, как миллионы неподготовленных к здравой оценке альтернативной информации наших сограждан в один момент поверили в то, что можно совместить социальную защищённость советского уровня с товарным изобилием и высокими (по советским меркам) западными зарплатами. Многие до сих пор не поняли, что всеобщее равенство и возможность стать миллионером несовместимы в рамках одной политико-экономической системы.
Ещё меньше наши сограждане были подготовлены к адекватной оценке западной аргументации (они просто никогда с ней не сталкивались, а советская историческая наука не давала достаточных аргументов для опровержения того, что чохом называла фальсификациями). Мы достаточно уверенно опровергаем обвинения в нападении на Польшу («удар в спину», как говорят поляки). Действительно, польское правительство и военное руководство сбежало из страны, а организованное сопротивление польских вооружённых сил было сломлено (очаговое продолжалось ещё две недели) к моменту перехода границы Красной армией. Действительно, Западная Украина и Западная Белоруссия были отторгнуты Польшей от СССР вооружённой силой, даже вопреки позиции лидеров западного мира, предполагавшей, что граница («линия Керзона») должна пройти примерно там, куда вышли советские войска в 1939 году. Действительно, ни Великобритания и Франция, ни Польша войну СССР не объявили, а Лига наций не признала его агрессором.
Но Запад не ограничивается польским вопросом. Нам вменяют в вину не только и не столько сам договор с Гитлером, сколько секретный протокол к нему, предусматривавший разграничение сфер интересов в Восточной Европе. И вот здесь ситуация уже сложнее. Представим себе любого непредубеждённого представителя молодого поколения, которому говорят, что вот, мол, 23 августа 1939 года был подписан секретный протокол, предусматривавший вхождение в сферу советских интересов Прибалтики (тогда ещё без Литвы), украинских и белорусских земель из состава Польши, Бессарабии (включение которой в состав Румынии СССР никогда не признавал) и Финляндии. И вот, показывают западные историки дальше, менее чем через год все эти территории включены в состав СССР, а Финляндия, хоть и отбилась в результате тяжёлой войны, вынуждена была пойти на существенные территориальные уступки.
Это факты, которые мы сами признаём. Более того, мы не скрываем, что в результате советско-финской войны СССР был исключён из Лиги наций (за исключение проголосовали 28 государств из 40, бывших на тот момент членами организации). То есть, советско-финскую войну, в отличии от освободительного похода в Польшу, мировое сообщество того времени признало агрессией. Мы также не скрываем (и никогда не скрывали) что Бессарабию Румыния вернула после предъявления советского ультиматума, под угрозой применения силы и получив рекомендацию Берлина удовлетворить советские претензии. Также СССР никогда не скрывал, что на территориях прибалтийских государств по требованию Москвы были размещены советские войска, после чего там моментально к власти пришли местные коммунисты, которые до этого были надёжно загнаны прибалтийскими режимами в тюрьмы и в подполье.
Как это должен оценивать современный молодой человек? Точно не так, как оценивали его родители, жившие в СССР. Тогда наша официальная пропаганда утверждала, что СССР альтруистически боролся за права трудящихся во всём мире, против буржуазии. В целом это совпадало с практикой окружавшей советской действительности. Таким образом, старшие поколения не видели противоречий в действиях СССР в предвоенный период. Тем более, что большая часть из них (кроме финской войны) согласно политической практике предвоенного времени были оформлены вполне законно.
Сегодня мы говорим о неидеологизированном прагматичном подходе к актуальной политике. Но дело в том, что новые поколения оценивают действия страны в исторической ретроспективе, исходя из представлений сегодняшнего времени. Это может быть и не совсем верно с научной точки зрения, но иначе быть не может.
Трудно объяснить современному человеку, что людоедство диких племён было всего лишь легитимным на тот момент образом жизни, а отвратительным и табуированным оно стало уже в исторический период существования человечества. Точно так же и другие этические, политические и иные нормы сегодняшнего дня просто экстраполируются человеком (если он не является квалифицированным специалистом-историком) в прошлое.
А вот с точки зрения норм современной политики, мы оказываемся в крайне уязвимой позиции, поскольку голосования в Прибалтике о присоединении к СССР в условиях присутствия на территориях этих стран советских военных контингентов, по сегодняшним меркам, не было бы признано легитимным, равно как не было бы признано и разрешение территориального спора с Румынией по угрозой применения силы. Если занятие польских территорий и сегодня ещё можно оправдать необходимостью защиты населения от агрессора, то их присоединение у СССР в нынешних условиях было бы невозможным.
Наконец, указывая на достижения СССР, ставшие возможными в результате подписания советско-германского договора, мы сами выделяем тот факт, что границу удалось на 400-500 километров отодвинуть на Запад, что стало немаловажным фактором срыва плана «Барбаросса». Таким образом получается, что, подписывая договор, мы уже предполагали эвентуальную возможность «подвинуть границу» и планировали ей воспользоваться.
Видя все эти противоречия и слыша с нашей стороны в ответ аргументацию, актуальную в 40—80-х годах прошлого века, представители нового поколения воспринимают западную позицию, как менее противоречивую и более соответствующую окружающей их реальности. Следовательно, для того, чтобы перестать ныть о том, что Запад «побеждает нас в информационной войне» (что неправда, поскольку успех на одном направлении не есть успех в войне) и начать эту войну выигрывать, необходимо использовать более соответствующую текущей политической реальности аргументацию.
Я, в принципе, не вижу причин стесняться действий СССР в предвоенный период. Это до тех пор, пока в стране господствовала коммунистическая идеология, было некомильфо говорить, что Сталин желал отодвинуть границу на Запад из прагматических соображений (получить большую стратегическую глубину и лучшее очертание границ накануне неизбежного нападения Гитлера на СССР). Из идеологических соображений невозможно было признать, что государство рабочих и крестьян руководствовалось обычной для своего времени политической практикой, решая свои проблемы за счёт более слабых соседей, вместо того чтобы возвышенно бороться за абстрактные интересы мирового пролетариата.
Сейчас нам ничто не мешает указать на то, что Великобритания и Франция, задолго до начала немецкого наступления на Западном фронте, заявили Бельгии, что она будет обязана присоединиться к союзникам в войне против Германии, потому, что план «Диль» предусматривал развёртывание союзных сил на бельгийской территории (при полном игнорировании её нейтралитета). Аналогичным образом союзники планировали оккупировать нейтральную Норвегию (Гитлер упредил их на считаные часы), чтобы блокировать доставку железной руды в Германию из нейтральной Швеции (оккупация которой тоже не исключалась). Если бы СССР в 1940 году сумел посадить в Хельсинки коммунистическое правительство, то он аналогичным образом мог бы угрожать стратегически немецким коммуникациям. Не исключено, что это могло бы предотвратить нападение Германии 22 июня 1941 года.
Мы должны напоминать об операции «Катапульта», в ходе которой ВМС Великобритании попытались уничтожить французский флот (якобы чтобы он не достался немцам, которые по условиям перемирия на него не претендовали). И о том, что англичане и французы разработали и пытались осуществить операцию «Pike» — уничтожение с воздуха нефтепромыслов Баку. Причём сделать это они планировали ещё в 1940 году, помешал разгром Франции. При этом подготовка не была свёрнута вплоть до 1942 года. После нападения Германии на СССР подготовка к удару по союзнику мотивировалась беспокойством о том, что нефтепромыслы могут достаться немцам.
Как видим, СССР не сделал ничего из того, что не сделали бы или не планировали сделать Великобритания и Франция. Более того, в большинстве случаев, в отличие от стран Запада, СССР обеспечивал своим действиям минимально необходимую легитимность с точки зрения действовавшего международного права (единственный прокол случился только с Финской войной). Есть и ещё одно отличие от союзников, СССР никогда не решал свои проблемы за счёт отказа от ранее взятых на себя обязательств и действительно искренне стремился к созданию системы коллективной безопасности. Переход же к стандартным для того времени методам защиты своих государственных интересов советское правительство осуществило лишь в тот момент, когда страна оказалась перед угрозой агрессии со стороны коллективного Запада (Великобритания и Франция не исключали возможности организации общего похода против СССР, если бы произошло его столкновение с Рейхом).
Некоторые боятся, что признание отсутствия альтруизма в действиях СССР в 1939-40 годах может повлечь иски и требования пересмотра границ. Это не так. Ситуация давно заиграна. Послевоенные границы в Европе определяются не перекройкой 30—40-х годов, а Ялтинскими и Потсдамскими соглашениями, а также комплексом мирных договоров, заключённых победителями с Германией и её союзниками. Окончательно их нерушимость определена 1 августа 1975 года в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.
И здесь нас ожидает ещё один важный момент. Необходимо также показать молодому поколению, что ничего, кроме риторики, со времён Мюнхена в международных отношениях не изменилось. Границы, нерушимость которых декларировали Хельсинские соглашения, уже многократно перекроены (причём по инициативе Запада), а изнасилование Югославии в Дейтоне в декабре 1995 года, отличается от изнасилования Чехословакии в Мюнхене в сентябре 1938 года, только тем, что представителей Белграда пригласили официально присутствовать и заставили скрепить соглашение о переформатировании Боснии и Герцеговины и вводе туда враждебного сербам контингента НАТО своими подписями. Сам же текст соглашения был продиктован США так же, как Лондон и Париж продиктовали Праге текст Мюнхена. Более того, для большей покладистости в августе-сентябре 1995 года боснийских сербов бомбила авиация НАТО, а лидеры боснийских сербов были исключены из процесса переговоров под предлогом того, что против них ведутся расследования МТБЮ в Гааге.
Мы должны показать молодому поколению, что действия СССР в предвоенный период не являются чем-то эксклюзивным. Они не продиктованы ни альтруизмом, ни склонностью к территориальным захватам, а являются сугубо прагматической реакцией на реальную ситуацию. Они находятся полностью в русле практики международных отношений не только тех лет, но и сегодняшнего дня. Это нормальная реакция государства на угрозу его безопасности. Единственное их отличие от действий наших западных «партнёров» заключается в том, что советское правительство добивалось большего эффекта при более слабых изначальных позициях. Именно этого-то Запад нам простить и не может.
Точно так же сегодня он обвиняет Россию в своих собственных грехах или в действиях, полностью соответствующих сложившейся международной практике, — именно потому, что действия российского правительства, в отличие от действий Запада, эффективны.
Времена, когда народы мира верили в грядущее светлое будущее всего человечества, давно прошли. Наступила эпоха голой прагматики. Это не хорошо и не плохо, это — факт, диктующий нам не только правила глобальной политической игры, но и подбор аргументации в исторических спорах. Чтобы убедить, надо прежде всего быть понятым, а чтобы тебя поняли, необходимо говорить на языке, понятном поколению, к которому обращаешься.
