Не будучи историком, я никогда не взялся бы спорить и оценивать исторические заслуги, промахи, роль и место Хрущева в истории. Но заметки моего коллеги Василия Стоякина о Хрущеве скорее публицистические, чем исторические. И поэтому я хотел бы обратить внимание на некоторые неявные передержки в его рассуждениях.
Впрочем, если быть до конца честным, то не только и, пожалуй, даже не столько это заставило меня писать заметку про Хрущева. Тут есть важный для меня личный мотив, который невозможно просто так перешагнуть.
Так получилось, что меня назвали в честь деда Захария, который был расстрелян 12 октября 1938 года в Одесском НКВД. Когда меня еще пускали на Украину, я был в этом здании и даже прочитал тонкую папку — дело Захария Наумовича Сахарного, заведующего отделом пропаганды и агитации Одесского обкома КПСС, арестованного 7 мая 1938 года, осужденного к смертной казни 12 октября того же года так называемой "тройкой" и в тот же день расстрелянного в той же самой тюрьме НКВД.
У моего деда нет могилы. После расстрела их всех, осужденных и уже расстрелянных, хоронили в каких-то оврагах за городом, просто закапывая в ямы.
Когда его арестовали, ему было 30 лет. После него осталась жена (25 лет) и моя мама, которой тогда было 7 лет. На следующий день после его ареста они вынуждены были покинуть квартиру на улице Ольгинской в Одессе, в которой проживали. Просто ушли с носильными вещами и документами (то, что разрешили с собой унести) на улицу.
Понятно, что никто не хотел их приютить — без денег, без вещей, к тому же ЧСВН (члены семьи врага народа). Они все же нашли угол у одного из родственников и так прожили, мыкаясь по чужим квартирам, еще 20 лет. Потому что только в 1956 году они получили бумажку, из которой следовало, что их "муж и отец посмертно реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления". Из этой же бумажки (четверть страницы формата А4) они узнали, что он был расстрелян в октябре 1938 года. Хотя вплоть до войны от моей бабушки в тюрьме НКВД принимали передачи для моего деда — нехитрую снедь и вещи по погоде…
Именно реабилитация Хрущева позволила моей маме и бабушке стать полноправными членами общества и еще через несколько лет получить комнату в коммуналке, в которой, собственно, к тому времени уже родился я, названный мамой в честь моего деда, которого я знаю только по двум фотографиям, сохранившимся с 1938 года.
Поэтому некоторые полемические, с точки зрения коллеги Стоякина, черты характера и особенности политики Никиты Хрущева имеют лично для меня совсем не исторический и даже не полемический, а трагический фон. Но я не буду углубляться в то дело 1938 года, хотя и изучил его. Все-таки мы говорим о Хрущеве. И поэтому я хочу выделить всего лишь три, на мой взгляд, важных момента в заметках Василия Стоякина.
1. Например, о реабилитации невинно осужденных, которая автором рассматривается как не совсем корректная. Мол, под реабилитацию попали наравне с невинно осужденными и те, кто, возможно, были осуждены и вполне законно. В качестве примера Стоякин приводит судьбу Анатолия Жигулина, писателя, в свое время ставшего участником антисталинской и антисоветской организации. По Стоякину, Жигулин и группа товарищей, входивших в эту организацию, были при Сталине осуждены скорее справедливо, поскольку выступали против существующего строя, а вот реабилитированы «некорректно».
Действительно, по рассказам самого Жигулина, он был участником антисталинской молодежной организации. И это не единственный случай, может быть, всего их было 10, а может, и 15. Но тут нужно принять во внимание несколько обстоятельств.
В значительной части о существовании нелегальной антисталинской организации сам Жигулин рассказал, когда это стало делать не просто можно, а даже почетно. То есть когда в СССР начался постперестроечный период (почти 50 лет после событий), почетно стало быть антисталинистом. В связи с чем некоторые исследователи сталинизма высказывали в этом смысле сомнения в реальности существования такой организации или, вернее, в ее антисталинском радикализме, которым сам Жигулин наделял эту организацию, членом которой был в возрасте 19 лет, то есть практически только что окончив школу.
Но даже если все так и было, если Жигулин и был членом такой организации и осужден был (по Стоякину) скорее справедливо, чем невинно, что это меняет в реабилитации, которую массово проводил Хрущев после смерти Сталина? Если таких организаций, типа жигулинской было 10-15, а осуждены невинно и невинно расстреляны были сотни тысяч? Хрущев, хорошо понимавший и знавший внесудебный процесс осуждения этих сотен тысяч (так как сам был участником этого глобального процесса) всех невинных жертв и реабилитировал скопом, как скопом их осуждали. И что в этой ситуации правильнее — реабилитировать сотни тысяч и из них заодно 10-15 справедливо осужденных или расстрелять и посадить в тюрьму в результате внесудебный расправы (без адвоката, в большинстве случаев на основании полученных в результате пыток явок с повинной) миллионы? И из них еще 10-15, которые действительно выступали против Сталина и его окружения? Если бы в хрущевские времена стали разбирать сотни тысяч этих дел "по справедливости и закону", то есть не спеша в результате следствия и суда, многие сотни, а может быть, тысячи несправедливо осужденных вообще никогда не дождались бы реабилитации — на это не хватило бы ни времени, ни сил, ни средств. Но если даже Хрущеву было ясно, что они были несправедливо осуждены, то вот и решили без проволочек дать им свободу (тем, кто выжил) и всех реабилитировать списком (как и осуждали и расстреливали).
2. Примерно в том же духе выдержаны и остальные заметки Стоякина о Хрущеве.
Да, космическую программу запустил Сталин, но первый космонавт полетел в космос через 8 лет после смерти генералиссимуса, уже при Хрущеве. И именно Хрущев педалировал эту программу в правительстве. Да, при передаче Крыма Украине в 1954 году были нарушены многие статьи советского законодательства, но таково было время и принцип принятия решений — первый сказал, и все выполняли. По этому поводу можно полемизировать только с высоты сегодняшнего дня, а тогда это была обыденная практика. И потому ответственность за те решение несет тот, кто их инициировал. Ответственность, конечно, не юридическую, а историческую. Даже если, возможно, это решение вызревало еще при Сталине…
3. Но есть безусловное достоинство полемических заметок Стоякина, которые при всех их передержках делают их крайне важными для нас сегодняшних.
Мы очень плохо, исключительно в русле советской идеологии понимаем свою историю. Мы совершенно не понимаем причин, характеров и личных побуждений, которым руководствовались, принимая государственные решения, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев и даже Горбачев. Другими словами, что побуждало их принимать те или иные «исторические» решения, которые со временем таковыми и стали, но уже без кавычек, в большинстве случаев разобраться сложно, а иногда уже и невозможно.
Мы действительно знаем про свою историю только то, что на самом деле ничего или почти ничего о ней не знаем. А уж не понимаем точно.
