15 февраля исполняется 30 лет со дня вывода советских войск из Афганистана. Но действительно ли последний советский военный покинул Афганистан по мосту Дружбы? Этот и другие вопросы издание Украина.ру задало ветерану войны в Афганистане, бывшему военному контрразведчику и экс-депутату Одесского горсовета от КПУ Василию Полищуку, который вынужденно покинул Украину и сейчас живет в России.
- Правда, что последний советский военный покинул Афганистан 15 февраля по мосту Дружбы?
— Конечно, нет. Прикрывали вывод 40-й армии спецподразделения «Каскада» и спецподразделения погранвойск, которые были в Афганистане с начала 1980 года. Сначала они были в узкой полосе — 20-30 км, а потом до 100 км эти пограничные спецподразделения действовали: СБО — сводные боевые отряды, затем создали мотоманевренные группы, которые имели свои базы в Афганистане, и десантно-штурмовые маневренные группы, которые базировались на территории советских отрядов, воевавших в Афганистане, и вылетали на боевые задания: ликвидацию баз, караваны в Афганистан из СССР на вертолетах. В конце сентября 1983 года было принято решение Главным управлением погранвойск КГБ СССР, которое тогда возглавлял генерал армии Матросов о создании внештатных десантно-штурмовых групп в каждой мотоманевренной группе.
- С какими вызовами приходилось сталкиваться контрразведчику в Афганистане?
— Если честно, то по большому счету проблем с личным составом у контрразведки не было. Мелкие вещи были, но они всегда были, есть и будут. Но что касается серьезных вопросов, а органы госбезопасности занимались борьбой с особо опасными и иными государственными преступлениями: начиная со статьи 61-й «Измена Родине» и массовыми беспорядками и заканчивая поддержанием боеготовности, с ними нам серьезно встречаться не приходилось. Причина проста: в погранвойска был не подбор, а отбор. Было сито, выезжали из погранотрядов офицеры, которые отбирали людей еще в военкоматах. Потом этих людей проверяли через местные органы КГБ. И только потом эти ребята имели допуск по форме 2 — это работа с совершенно секретными документами.
Конечно, мелкие вещи были. Мы участвовали в боевых действиях вместе с афганцами. В основном пограничники сталкивались с подразделениями Царандоя (МВД Демократической Республики Афганистан. — Ред.), с вооруженными силами работала уже 40-я армия, где проводили крупные операции. Мы проводили операции вместе с сарбозами — солдатами Царандоя. На этих операциях наши ребята афганских бойцов едой подкармливали — у них с этим была проблема: консервы, каши и тому подобное. Те же от доброты душевной нашим предлагали «бакшиш» в ответ: то кусачки для ногтей, то цепочку, то солнцезащитные очки. Но это небольшая проблема. У афганцев не были запрещены наркотики: курение анаши и так далее. Было, что и наших солдат угощали. С этим приходилось сталкиваться.
Мне на тех объектах, на которых я работал, удалось донести до личного состава, что это нельзя делать, и курение анаши прекратилось. Этот наркотик вообще действовал оригинально: один боец покурил и хохочет, а, как у нас говорят, «смех без причины — признак дурачины». А второй идет, видит маленькую веточку, а перепрыгивает через нее как через бревно.
- С личным составом понятно, а вот как обстояли дела с местным населением? Речь даже не об афганцах, а о жителях среднеазиатских республик СССР. Мы помним, что в Таджикистане после развала СССР была кровавая гражданская война, да и в Узбекистане было неспокойно. Были ли сложности с этими людьми?
— Сложностей с ними не было. Те ребята, которые работали у нас переводчиками (таджики, узбеки, туркмены), были на особом контроле. С ними работа проводилась как командирами, так и представителями разведотделов и контрразведчиками. Эта работа дала свои плоды.
Уже в 1983 году можно было понять, на кого делают ставку религиозные фанатики, которых, конечно же, курировали американцы. Они делали ставку на ребят из Средней Азии. Они их обрабатывали: «Ты муслим? Муслим! Все мусульмане должны друг другу помогать». Была попытка вербовки одного из наших солдат из республик Средней Азии. Его обрабатывали: «Давай ты уволишься» и т.п. Ему сделали подарок с платком с надписью вязью в уголочке и сказали: «Если к тебе придет человек с платком с такой же надписью, он — мусульманин». Такие моменты были.
Но у пограничников была своя специфика и работа. Все офицеры жили вместе с солдатами в блиндажах.
Что касается Таджикистана, то нашим ребятам там было тяжелее, чем в Афганистане. В Москве у меня живет знакомый офицер. Он два срока — четыре года — пробыл в Афганистане в провинции Тахар, выезжал с боевыми группами на задания. После он вернулся в Таджикистан в 1991 году. Самые страшные для него были 1992 и 1993 годы. Он мне говорил: «Василий Ульянович, я такого себе представить не мог». Это он так описал времена, когда эта резня шла «вовчиков» и «юрчиков». Резали тогда в Таджикистане друг друга страшно. «Вовчики» — ваххабиты — резали всех без разбора и получили такой же ответ. И этот мой товарищ рассказывал, что на блокпосту встретил своего бывшего подчиненного, который тогда возглавлял одну из групп «юрчиков» — так называли сторонников светских властей, по имени Юрия Андропова.
Подытоживая хотел бы сказать: у нас, у пограничников, не было ни одного перехода на сторону противника или даже ухода из расположения. И «дедовщины» не было: офицеры жили вместе с солдатами. Мелкие моменты были. Вот пришел молодой сержант Нашир в Хорогский пограничный отряд — это у Бадахшана. И там старослужащие начали ему говорить: «Ты салага» и тому подобное. А он уже был обстрелянным. Заканчивается смена, он с автоматом и гранатами уходит метров на 300-400 над объектом в пещерку. Залез, камнями обложился, чтобы никто не видел.
Мне пришлось вылетать из провинции Тахор в Бадахшан. Рассказали о пропаже. У меня были связи с афганцами провинции Бадахшан, я встретился с источниками, озадачил их. Они буквально за день через своих людей в Куфабском ущелье, а оно было тяжелым для всех, и в Рагском ущелье уточнили и сказали: «Рафик Василий, в бандах не знают о советском солдате». И вдруг звонок из радиостанции — «Отбой». Этот парень около полутора суток просидел в пещере, а потом вернулся. Офицеры его отругали, проверили оружие: одного патрона в магазине не оказалось. Он достал его из кармана: «Если бы басмачи напали и я расстрелял бы все патроны, этот был бы мой». Вот такое было.
- А что было после Афганистана, когда людей возвращали по домам и когда распался Союз?
— Все переживали. Но создавались организации ветеранов-«афганцев». Кстати, более сильной организации, чем в Перми, я не видел. Ее возглавляет Ирик Шигабутдинов — наш чекист, на афганской территории был в Рустаке. Вчера я был на встрече пограничников-«афганцев» в Москве. Многие генералами стали, многие из солдат на высоких постах в московской мэрии, министерствах и так далее.
Но, конечно, тогда было тяжело. В первую очередь морально. Ведь там, где труднее всего, люди человечнее. И в итоге у прошедших Афганистан было обостренное чувство справедливости. А дома им пришлось слушать фразу «Мы вас туда не посылали». Я писал об этом в своей книге в разделе «Афганский синдром», где вспоминаю своих сослуживцев. Того же Пашу, который четыре года провоевал в Афганистане, а потом четыре года — в Таджикистане. Он как был жизнерадостным и трудолюбивым, с открытой душой, таким и остался, разве что приболел сейчас.
Второй парнишка у меня был в Хоуне — это провинция Бадахшан — Дима Симаков. Сейчас он в Шуе. А в свое время он таскал радиоактивный график с третьего блока ЧАЭС. Он высокий — 1,9 метра, был ликвидатором. Еще один Дима — Михайлов — живет в Бологом. Пулемётчик в десантно-штурмовой группе. Он вообще попал на «Красной стреле» — со своими сослуживцами ехал из Питера. Они предложили: «Давай покурим, пока едем». Он отказался, и хорошо — если бы они вышли в тамбур, наверняка бы погибли. И вот после аварии начали спасать людей. Домой пришел в одних штанах: одежду рвал на себе, делал перевязки пострадавшим.
Есть такой парень Головенкин, живет в Одинцово, который взял с женой на воспитание двоих детей из детдома. При этом у них до этого было двое своих детей. А сам он почти каждый год ложился на операции — у него были ранения и контузия: его пост обстреляли минами.
Был еще Олег Рудницкий из Одессы. Он без единой царапины из Афганистана вернулся. Ходил вторым помощником капитана на судах. И у берегов Гвинеи-Бисау недалеко от острова Тамара, милях в 12-20 он держал вахту. Только он вышел на обход, а там — пираты. Он быстро через трубу попал в машинное отделение. Один автоматчик попытался его застрелить, но он с помощью огнетушителя помешал ему, и очередь прошла мимо, его ранили осколки судна, которые зацепили лоб над бровью.
- А пригодился ли афганский опыт пограничников спецслужбам Украины или России?
— Используется. Например, у меня тема диссертации была «Обеспечение спецдействий погранвойск на сопредельной территории».
Что касается Украины, то тут отмечу следующее: «афганцы», как и все люди, бывают и хорошими, и плохими. Есть и мерзавцы. Большинство, конечно, порядочные люди. Но я знаю одного «афганца», бывшего офицера, который писал инструкции, как убивать, под каким предлогом и так далее.
А в России опыт Афганистана пригодился. Мою диссертацию сначала закрыли. А потом по ней писал работу еще один товарищ. Этот опыт пригодился в Чечне. У меня была работа с закордонными источниками — это не внутренняя агентура, а агентура среди тех афганцев. За два года я приобрел четыре источника информации из афганцев. Я через них в 1985 году достал схрон с двумя ПЗРК Redeye — это предшественники «Стингеров», 91 ракетой для систем залпового огня, минами и другим. Если бы я только одно это сделал за все время в Афганистане, это бы оправдало мое нахождение там. Благо источники предупредили.
30-31 мая 1985 года Москвой планировалась крупная операция в неподконтрольном Рагском ущелье. И тогда мне один источник, а затем второй с разницей в полчаса сообщили, что утром в день операции целое отделение сарбозов — около 10 человек — ушло в ущелье предупредить бандитов об операции. Также источник сообщил, что часть афганских солдат будет переходить на сторону бандитов и стрелять нам в спины. И тогда я быстро дал информацию в Союз, за мной срочно пришло два борта, меня доставили к руководителю операции — генералу Коробейникову, и я ему доложил обстановку. Он мне отвечает: «Я не могу отменить операцию, это Москва».
Я тогда заявил, что уезжаю в свой Московский отряд в Шуроабад. В итоге шифровка ушла в Москву через наше руководство. Минут через 30-40 операцию отменили. А ведь тогда в Шуроабаде на базе было около 500 человек из разных десантно-штурмовых групп и около 20 вертолетов для их высадки во время операции. Кроме того, планировались вылеты штурмовиков. Если бы операцию не отменили, потери были бы большими. Погранвойска и КГБ и так потеряли, по одним данным, 518, а по другим — 594 человека. Это и так много, а если бы операцию не отменили, погибших было бы еще больше. Спасибо генералу армии Матросову за то, что очень четко на эти вопросы реагировал.
