В различных публикациях место рождения Владимира Татлина называют по-разному. Как правило, речь идет о Москве, реже — о Харькове, но можно встретить и упоминание Киева. Однако свидетельство о рождении 16 (старый стиль) декабря 1885 г. Владимира Евграфовича Татлина, хранящееся в Российском государственном архиве литературы и искусства, было выдано Московской духовной консисторией, так что именно первый вариант можно считать наиболее обоснованным.
Такой разнобой, вероятно, возник от того, что отцом Татлина был инженер-железнодорожник, который часто переезжал по служебной надобности. Евграф Никифорович Татлин был орловским дворянином, в 1874 г. закончил Орловский Бахтина кадетский корпус, но вместо военной карьеры избрал инженерную, поступив в Санкт-Петербургский технологический институт. По его окончании отец будущего знаменитого авангардиста поступил на службу в железнодорожное ведомство.
Для изучения передового опыта организации железнодорожного дела Евграф Татлин был командирован в США. В 1893 г. в Журнале министерства путей сообщения был опубликован его «Отчет о поездке для изучения системы сменных бригад на паровозах американских железных дорог», изданный затем отдельной брошюрой. Вероятно, именно от отца Владимир Татлин унаследовал интерес к технике, позднее проявившийся в его творчестве.
В жизнеописаниях Владимира Татлина хватает нестыковок и разночтений, многие из которых восходят к самому художнику.
По словам исследователя его творчества российского искусствоведа Анатолия Стригалева, Татлин «любил розыгрыши и мистификации, талантливо их придумывал и рассказывал, не заботясь о том, что его могут поймать на противоречиях. Биографические фантазии казались ему интереснее и завлекательнее некоторых житейских реалий».
Так, например, он сообщал, что его родители познакомились на похоронах поэта Якова Полонского, где его отца впечатлила девушка, читавшая стихи над могилой. Однако Полонский мало того, что скончался в 1898 г., т.е. когда Владимиру Татлину было уже 14 лет, так еще и похоронен он был на родине в Ярославле, а в сохранившемся подробном описании траурной церемонии никаких публичных декламаций не упомянуто.
Однако стихи на смерть одного из классиков русской литературы у матери Татлина действительно были. В 1881 г. в суворинской газете «Новое время» было опубликовано ее стихотворение памяти Достоевского. А незадолго до смерти писателя начинающая поэтесса получила его письмо.
Послание, впрочем, предназначалось не ей. За несколько месяцев до смерти Достоевский получил письмо от некой молодой поклонницы его творчества. Девушка поверила ему, как «нравственному светилу», самый сокровенный свой вопрос: «Люди с вечно мрачной душой, живущие сами не сознавая "зачем" и "что", эти люди отняли, разбили у меня веру в Христа — как Бога».
Письмо, с мольбой разрешить душевные терзанья было подписано загадочными инициалами «А. К…ва», а отправить горячо ожидаемый ответ надлежало по адресу: «Высшие женские курсы, Сергиевская улица, д. № 7, Надежде Николаевне Барт с передачей Александре Николаевне».
Слушательница высших женских курсов Надежда Николаевна Барт это мать Владимира Татлина. Правда ее он практически не знал. Надежда Татлина (в девичестве Барт) умерла в 1889 (по данным автобиографии — в 1887) г.
Через некоторое время отец женился во второй раз. Его новой супругой стала дочь харьковского купца Николая Петренко Наталья. В 1896 г. семья Татлиных переезжает в Харьков, в окрестностях которого Евграфу Никифоровичу принадлежало 93 десятины земли. В Харькове инженер-технолог Евграф Татлин стал директором-распорядителем шерстомойного завода, оснащенного «аппаратами и машинами самой новейшей конструкции», и действовавшей при нём парфюмерно-мыловаренной фабрики, принадлежавших его тёще Евдокии Петренко. Успешный инженер избирался гласным Харьковской городской думы.
Володя Татлин закончил три класса Харьковского реального училища (в котором помимо прочего преподавали и рисунок) после чего сбежал из дома. Отец его отличался авторитарным характером, а отношения с мачехой не сложились. По словам художника во время одного из семейных скандалов — дело было за обедом — отец в ярости запустил в него вилкой, попал в глаз и вдобавок пригрозил выгнать из дома. Дожидаться Владимир не стал и сбежал сам. Впрочем, эта история могла появиться в качестве прелюдии к выдвинутому Татлиным художественному лозунгу «объявляем недоверие глазу!».
С юношеским побегом Татлина снова наблюдаются разночтения. Во многих публикациях можно прочитать, что он состоялся в 13 лет. Так в автобиографии указывал сам Татлин: «Отец умер, когда мне было 13 лет. 13-ти лет ушел из дома от мачехи». Однако отец Татлина умер намного позже, а указанный возраст побега не согласуется со трехгодичным сроком учебы после переезда в Харьков.
Поэтому более вероятна другая дата — 1900 г. когда Владимиру Татлину исполнилось 15. Целью его была Одесса, где Татлин устроился юнгой на судно, ходившее по Черному морю.
Из Одессы Владимир Татлин возвращается в Харьков, но вскоре перебирается в Москву, где решает реализовать свой интерес к живописи. В 1902 г. он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, однако уже 30 апреля 1903 г. был отчислен из него с формулировкой «за неуспеваемость и неодобрительное поведение».
Попытки отца ходатайствовать о восстановлении в училище результата не имели, и Татлин возвращается в Харьков. Однако в марте 1904 г. Евграф Никифорович скончался и Владимир Татлин вновь покидает харьковский дом, на этот раз навсегда.
Как и в прошлый раз из Харькова он уезжает на юг — к морю. В Одессе Татлин поступает в Училище торгового мореплавания и совершает плавание на учебном паруснике «Великая княжна Мария Николаевна».
Однако между морем и творчеством он выбирает последнее. В революционном 1905 г. Татлин едет в Пензу где приступает к обучению в Художественном училище им. Селиверстова. Здесь он наконец получает профессиональное образование, выпустившись в 1910 г.
К этому времени у него уже были контакты в среде московской прогрессивной художественной молодежи, лидером которой был выходец из Тирасполя Михаил Ларионов.
Как живописец Татлин дебютировал в 1909 г. в Москве, на 3-м салоне журнала «Золотое руно» (вне каталога). Летом 1910 г. он снова на юге — занимается живописью вместе с Ларионовым у него на родине в Тирасполе, а затем отдает свои работы для участия во 2-м международном салоне Владимира Издебского, который открылся в феврале 1911 г. в Одессе, а затем переместился в Николаев и Херсон. Салоны современного искусства Издебского, пользовались скандальной славой. Они приводили в ярость знаменитого лидера южнорусской школы живописи Кириака Костанди и Илью Репина, открыли миру Кандинского, в них принимали участия такие художники как Давид Бурлюк, Александра Экстер, Кузьма Петров-Водкин, Анри Матисс.
В 1911 г. Татлин переселяется в Москву, где первое время живет у своего дяди. 1911 — 1913 гг. один из наиболее активных периодов творчества Татлина. Он занимается живописью, сотрудничает как иллюстратор с литераторами футуристами — Хлебниковым, братьями Бурлюками, Маяковским, как сценограф работает над оформлением оперы Глинки «Жизнь за царя», в котором он сочетает свой давний интерес к древнерусской иконе и фреске с модным тогда кубизмом.
При этом лето он проводит в плаваниях по Черному и Средиземному морям в поисках заработка и впечатлений. Как указано в его автобиографии: «значительный период юношеских лет прошел на службе на различных судах Русского общества пароходства и торговли добровольного флота: «Евгения Ольденбурская» (пароход), «Мария» — парусник, Воронеж — на небольших парусных судах. Ходил в Сирию, Турцию, Грецию, Египет, в итальянские колонии (Триполи — Африканское)». К этому периоду относятся его работы на «одесские» темы — автопортрет в образе моряка, картина «Торговец рыбой» и другие.
Помимо живописи и графики Татлин любил работать с различными материалами, особенно с деревом. С одной стороны это нашло выражение в его «живописных рельефах», «материальных подборах» и «контррельефах», а с другой — в изготовлении им украинских народных инструментов — бандур.
В общем, Татлин уже считается тогда одним из наиболее перспективных молодых русских художников.
В 1913 г. художник Сергей Чехонин пригласил Татлина принять участие в берлинской выставке русского кустарного искусства в качестве бандуриста.
Художнице Валентине Ходасевич, по ее воспоминаниям, сам Татлин описывал эту историю так:
«Жилось трудно. Услышал, что в Петербурге какая-то княгиня устроила выставку прикладного народного искусства, ее повезут в Берлин, ищут живых экспонатов, нужен бандурист, хорошо бы — слепец. Очень захотелось за границу. Поехал с бандурой в Петербург на выставку к княгине. Сказал: могу петь и слепцом быть. Просили показать. Изобразил. Понравилось. Договорились по пять рублей в день. Проезд ихний. Вызовут, когда ехать. Вернулся в Москву. Шью украинские шаровары и репетирую слепца. Страшновато и неловко, но думаю: с закрытыми глазами — выдержу. Вот и поехал.
У выставки, и у меня в частности, большой успех. На открытии и Вильгельм Второй, и вся знать немецкая были. Я пел. Трогали мою вышитую рубашку и меня. Какие-то курфюрстины демократично жали руку и благодарили. Я говорил «данке», «данке» и целовал холеные ручки, а в щелки глаз поглядывал — были и хорошенькие, но крупноватые
До открытия выставки и вечером, когда закрывается, я сам себе хозяин – хожу по музеям и вообще. Живу опять впроголодь – коплю деньги. Думаю: как кончится выставка, съезжу в Париж – на сколько денег хватит. Получилось ненадолго. Многое все же поглядел. Но деньги кончались – надо было в Москву. Вернулся».
Помимо нарочито комических подробностей в этом рассказе отсутствует самое главное, то ради чего Татлин из Берлина направился в Париж: встречи с Пабло Пикассо. Посещение мастерской художника и встреча с ним произвела на Татлина огромное впечатление.
Впоследствии этот визит настолько оброс разнообразными фантастическими подробностями и мифами, что некоторыми сам факт встречи ставился под сомнение. Так, например, художник-авангардист Георгий Якулов рассказывал, что Татлин проник в мастерскую Пикассо под видом слепого кобзаря, однако попытался зарисовать увиденное там, был застигнут за этим занятием и изгнан.
Другая легенда, авторство которой принадлежит американскому писателю Гаю Давенпорту, гласит, что пораженный казацкими напевами слепого кобзаря сам кайзер Вильгельм одарил его золотыми часами, продав которые Татлин и направился в Париж на встречу к Пикассо.
На годы I Мировой войны приходится острое соперничество Татлина с Казимиром Малевичем за звание лидера русского авангардного искусства. Велемир Хлебников посвятил ему стихотворение, весьма емко характеризующее образ художника:
Татлин, тайновидец лопастей
И винта певец суровый,
Из отряда солнцеловов.
Паутинный дол снастей
Он железною подковой
Рукой мертвой завязал.
В тайновиденье щипцы.
Смотрят, что он показал,
Онемевшие слепцы.
Так неслыханны и вещи
Жестяные кистью вещи.
Обе революции 1917 года — и февральскую, и октябрьскую — Татлин, как впрочем и практически все его окружение, принял с восторгом, окунувшись в бурную художественно-политическую деятельность.
По данным автобиографии Татлин «В 1917 году вел общественную работу, принимая участие в начале организации Союза работников искусства, вплоть до моей работы в Наркомпросе, а также в секции ИЗО Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. В 1918 году в Наркомпросе организовал отдел ИЗО и музейный отдел»
Апогеем его деятельности в этот период можно считать создание самого грандиозного татлинского произведения — проекта памятника III Коммунистическому интернационалу, именуемый также «башней Татлина».
По задумке автора памятник должен был представлять собою здание из металлоконструкций и стекла высотой 400 метров. Оно должно было состоять из нескольких ярусов, выполненных в форме различных фигур (куб, пирамида, цилиндр), каждый из которых должен был вращаться с различной скоростью вокруг своей оси. Этот проект принес Татлину мировую известность, стал предтечей конструктивизма и так никогда и не был реализован.
В 1925 — 1928 гг. Владимир Татлин жил и работал в Киеве, где он стал профессором Художественного института. Стоит отметить, что Татлин перебирается в Киев в разгар украинизиации, от которой многие деятели культуры Одессы, Харькова, Киева и других городов вынуждены уезжать в Москву.
Татлин в этот период сотрудничал с такими представителями украинской советской культуры 1920-х годов, как поэт-футурист Николай Бажан и театральный режиссер Лесь Курбас. В Киеве Татлин принимал участие в грандиозной новаторской постановке под открытым небом поэмы Тараса Шевченко «Гайдамаки», где выступил автором идеи, декоратором, а так же открывал и закрывал действо игрой на бандуре в образе слепого кобзаря.
Анна Бегичева (печально известная письмом Сталину 1948 г. «В искусстве действуют враги…») в мемуарах упоминает, что Татлин в разговоре о своей матери так говорил ей об отношении к Украине: «Она (мать поэта — А.В.) была украинка, поэтесса, народоволка, и очень добрый человек. У Хлебникова мать тоже украинка. Мы с ним наполовину отсюда».
Кстати «народоволкой», т.е. сторонницей революционной организации «Народная воля», Татлин называл мать и в автобиографии, а вот о ее украинстве там не упоминается.
Впрочем, если прочитать стихотворение матери Татлина об авторе «Бесов», непонятом толпой и несправедливой критикой провопеднике христовой любви, или ее стихотворение «Цветы и бабочки» опубликованное в 1888 г. в сборнике для детей, с рефреном «знайте — в поле каждый цветик и былинка славят Бога» в народовольческих взглядах Надежды Барт можно усомниться.
Бегичева, которую по ее словам Маяковский назвал «хохлушкой», так описывала обстановку киевской квартиры Татлина:
«Стол красного дерева завален рисунками, чертежами. Фисгармония, на ней клавир оперы «Борис Годунов» и сборник Льва Ревуцкого «Казачьи песни и думы». На стене бандура. Над постелью-диваном «Натурщица», одна из прежних его работ. Шкафик с книжками — сборник Хлебникова; однотомники Гоголя, Лермонтова, Блока, стихи Маяковского, рассказы Лескова и «Философские тетради» Ленина. На стене — посмертная маска Леонардо да Винчи и голова его «Ангела» в гипсе. Две простые табуретки, сделанные самим художником. Два больших кресла в синем и красном сафьяне, на гагачьем пуху. Татлин любил добротные, уютные вещи. В углу ящики со слесарными и столярными инструментами, аккуратно уложенными. В коридоре дыни и удочки».Бегичева приводит множество ярких эпизодов из киевского периода жизни Татлина, например такой:
«Поздно вечером раздался нетерпеливый звонок. Открываю дверь — передо мной трое больших громкоголосых людей. Впереди — Татлин:
— Веду богатырей русских, привечайте!
Татлин с бандурой. За ним — Маяковский в надвинутой на лоб кепке и кто-то третий, кого я увидела впервые, — с гармонью через плечо» (третьим посетителем был поэт-футурист, один из пионеров русской авиации Василий Каменский — А.В.).
Что касается игры на бандуре, то Владимир Татлин развлекал ею падкую на экзотику московскую публику еще много лет. Советский художник Виктор Эльконин, сам родом из-под Полтавы, вспоминал о встречах с Татлиным в конце 1920-х после его возвращения из Киева в Москву:
«несмотря на то что Татлин больше молчал, не теоретизировал и не участвовал в спорах, он являлся душой общества. Этим он был обязан очень оригинальному, можно сказать, единственному в своем роде музыкальному дарованию. Он играл на бандуре и пел под свой аккомпанемент. Бандура эта, кажется, находится теперь в Музее музыкальной культуры. Она того заслуживает. Он сделал ее своими руками, и бандура эта сама по себе представляла произведение искусства. Сорта дерева были подобраны не только с учетом музыкальных качеств инструмента, но и с тонким художественным чутьем, все поверхности были обработаны необыкновенно красиво.
Татлин играл на своей бандуре потрясающе. Все, кто его слышал, никогда не могли об этом забыть. Он играл и пел. Пел он украинские думы, исполнял их артистически, в соответствии со стилем пения слепцов-бандуристов, и при этом еще как-то закатывал глаза, так что зрачков почти не было видно. В сочетании с его худобой и рубленым лицом — создавалось впечатление, что это слепец, играющий и поющий на ярмарке. Я сам в детстве видел и слышал таких слепцов в Полтаве, на Ильинской ярмарке. Интонации его были безупречно точны.
После украинских дум он пел духовные стихи, такие, например, как «Гора Афон, гора святая, мне не забыть твоих чудес…», и в заключение обычно — мещанские романсы, из которых наибольший успех имела «Андалузская ночь».
Последним крупным авангардным произведением Татлина стал макет летательного аппарата «орнитоптера», который вошел в историю как Летатлин. Он представил его широкой публике на прошедшей в 1932 г. в Государственном музее изобразительных искусств «Выставке заслуженного деятеля искусств В. Е. Татлина».
Она стала последним масштабным художественным высказыванием Владимира Татлина. Вскоре различные проявления авангарда уступили место соцреализму. Однако сам художник относительно благополучно пережил 1930-е и 1940-е годы и скончался в 1953 г.
