Положение Украинской державы к осени 1918 г. осложнилось. Немцы, от которых полностью зависела «вильна Украина от Киева до Берлина», начинали терпеть поражение на фронтах Первой мировой войны.
Украинские левые националисты, объединившиеся в Украинский национальный союз (УНС), требовали, с одной стороны, усиления украинизации, с другой стороны — демократизации общественной жизни. В октябре 1918 г. под давлением немцев Скоропадский был вынужден включить в состав Совета министров представителей радикальных украинских «самостийнических» кругов, но при этом другая часть министров придерживалась пророссийской ориентации.
В начале ноября 1918 г. в Киев из Ясс прибыл присяжный поверенный И.В. Дусан. На частном собрании министров, придерживавшихся пророссийской ориентации, он сообщил, что война Германией окончательно проиграна и необходимо договариваться с Антантой. При этом французские представители, находившиеся в Яссах, были готовы вести переговоры с украинскими властями только в том случае, если кабинет министров будет составлен из деятелей русофильской ориентации и примет директивы в международной политике, «соответствующие начертаниям держав Антанты».
Эта информация была передана гетману, который согласился с доводами министров и решился на перестановки в правительстве.
Подтолкнули его к этому решению события, произошедшие 9 ноября 1918 г.
Сам Скоропадский считал 9 ноября последним днем своего гетманства: «Через четыре дня после этого обстоятельства так трагически сложились, что фактически власть была вырвана у меня из рук. Я надеялся хотя бы временно спасти положение, но вышло иначе». Что же случилось в этот день?
Во-первых, он получил сведения о том, что в Германии произошла революция, а император Вильгельм II отрекся от престола. Во-вторых, гетману принесли декларацию УНС о созыве на 17 ноября Украинского национального конгресса, из которой Скоропадскому стало ясно, что дело «определенно идет о свержении гетманства».
Обдумав произошедшее, он решил, что у него может быть два выхода из сложившейся ситуации: 1) самому созвать Украинский конгресс и попытаться стать во главе украинского движения, руководствуясь принципом «если не можешь победить — возглавь»; 2) запретить конгресс и опереться на русские офицерские дружины.
Первый вариант Скоропадский посчитал рискованным, хотя его ближайший советник А.А. Палтов рекомендовал поступить именно так. Но гетман был в курсе намерений УНС поднять восстание и отлично понимал, что никакие уступки их решения не изменят.
Таким образом, ему пришлось согласиться с доводами «русской» части кабинета министров:
«Так как ясно было, что при недопущении конгресса немедленно же левые украинские партии примут агрессивные меры, мне необходимо было создать более решительный кабинет и более подходящие для этого военные силы, на которые я решил опереться, на русский офицерский состав и на свою Сердюцкую дивизию, на которую я при всех условиях рассчитывал. Для офицерства русского состава я должен был немедленно объявить федерацию, так как мне уши прожужжали, что если это будет сделано, то весь офицерский состав станет горой, ради России, за гетманскую Украину».
Таким образом, конгресс был запрещен, и началась работа по подбору кандидатов в новый состав Совета министров. Известный украинский деятель умеренного толка В.П. Науменко сообщал на допросе, учиненном ему петлюровцами после падения гетмана, что уже 9 или 10 ноября ему делались предложения о вступлении в новый кабинет министров, который полностью примет программу возглавляемой им Украинской федеративно-демократической партии.
События развивались стремительно. В ночь с 13 на 14 ноября на собрании представителей левых украинских партий, состоявшемся в помещении Министерства путей сообщения (глава министерства Б.А. Бутенко предал гетмана и подыгрывал «самостийникам»), было решено создать Директорию и начать антигетманское восстание.
Несмотря на то что позже некоторые «самостийные» деятели объясняли причину восстания «зрадой» гетмана, объявившего о федерации с Россией, механизм восстания был запущен задолго до этого, а решение о нем было принято за сутки до написания самой «федеративной» грамоты.
Решающее заседание Совета министров Украинской державы началось в 9 часов 30 минут вечера 14 ноября 1918 г.
В помещении, где проходило заседание, также находился немецкий посол; гетман же расположился в соседнем помещении, вызывая к себе того или иного министра.
Сначала обсуждались различные финансовые вопросы. Уже ближе к полуночи министр труда М.А. Славинский сделал от имени «украинской» группы министров внеочередное заявление.
В своей речи он доказывал ошибочность политики министерства внутренних дел и предлагал Совету министров: 1) отменить запрет Украинского национального конгресса; 2) договориться с УНС; 3) перейти к более демократичной внутренней политике.
В ответной речи временно управляющий МВД В.Е. Рейнбот заявил, что уступки крайним течениям могут привести к тому, к чему привела Россию слабость Временного правительства, и что он уйдет в отставку в случае разрешения конгресса.
Вопрос, поставленный на голосование, был провален: 7 министров поддержали Славинского, 8 проголосовали против. Таким образом, конгресс разрешен не был. Был сделан перерыв, чтобы доложить гетману о результатах голосования. Министры-украинцы решили уйти в отставку и даже сочинили заявление гетману с объяснением своих мотивов. Но подать это заявление им не пришлось, так как пришла новость о том, что гетман отправил в отставку весь кабинет целиком. Это произошло во втором часу ночи 15 декабря.
Отправив Совет министров в отставку, Скоропадский вместе со своим ближайшим советником Палтовым, первоначально выступавшим за разрешение конгресса, сочинил грамоту, в которой, «твердо стоя на почве политического, культурного, экономического развития Украины», объявил, что отныне будет работать «для будущей федерации с Россией».
Заседание Совета министров было закрыто в 3 часа утра 15 ноября 1918 г. На следующий день в газетах и уличных объявлениях можно было прочитать текст следующего содержания (грамота была подписана 14-м ноября, но в реальности появилась утром 15-го, а правительственный «Державний вістник» опубликовал ее и вовсе 16-го).
Поскольку этот важный исторический документ довольно редко публикуется, есть смысл привести его здесь целиком:
«Грамота Гетмана всея Украины ко всем украинским гражданам и казакам
Граждане и казаки Украины!
Перемирие между Германией и Державами Согласия заключено. Кровопролитнейшая война закончилась, и народам всего мира предстоит сложная задача создания основ новой жизни.
Среди остальных частей многострадальной России на долю Украины выпала сравнительно более счастливая участь. Украина первая водворила у себя начала порядка и законности. При дружеском содействии центральных держав она сохранила спокойствие по настоящие дни.
Отзывчиво относясь ко всем тем страданиям, которые переживала родная ей Великороссия, Украина всячески стремилась помочь своим братьям, оказывая им широкое гостеприимство и поддерживая всеми доступными ей средствами борьбу их за водворение в России твердого государственного порядка. Ныне перед нами новые государственные задачи.
Державы Согласия искони были друзьями прежнего великого единого Российского государства. Теперь, после пережитых Россией великих потрясений, условия ее будущего бытия должны, несомненно, измениться. На иных началах, на началах федеративных должно быть воссоздано прежнее величие и сила Всероссийской Державы.
В этой федерации Украине надлежит занять одно из первых мест, ибо от нее начались порядок и законность в стране и в ее пределах впервые вздохнули свободно все приниженные и угнетенные большевистским деспотизмом граждане бывшей России. От нее же пошли дружба и единение со славным Всевеликим Доном и доблестными Кубанским и Терским казачествами. На этих началах, которые, я верю, разделят и все союзники России — Державы Согласия, а также которым не могут не сочувствовать все без исключения остальные народы не только Европы, но и всего мира, должна быть построена будущая политика нашей Украины. Ей первой надлежит выступить в деле создания Всероссийской федерации, конечной цель которой явится восстановление Великой России. В достижении этой цели лежит залог благополучия как всей России, так и обеспечение экономического и культурного преуспеяния всего украинского народа на прочных основах национально-государственной самобытности.
В глубоком убеждении, что иные пути были бы гибельными для самой Украины, я зову всех, кому дороги ее будущность и счастье, тесно связанные с будущностью и счастьем всей России, сплотиться вокруг меня и грудью стать на защиту Украины и России. Я верю, что в этом святом патриотическом деле вы, граждане и казаки Украины, а также все остальное население, окажете мне сердечную и мощную поддержку.
Вновь сформированному мною кабинету я поручаю ближайшее выполнение этой великой исторической задачи.
Павло Скоропадский.
Киев, 14 ноября 1918 г.»
Кроме того, была опубликована декларация о намерениях нового Совета министров, написанная министром внутренних дел И.А. Кистяковским и переведенная на украинский язык сенатором С.В. Завадским (большинство новоиспеченных министров «мовой» не владели).
Самой первой задачей его была обозначена «работа над воссозданием единой России на федеративных началах с сохранением за Украиной всех прав на развитие ее государственной и национальной самобытности». Новый кабинет, составленный из лиц русской ориентации, возглавил старый царский бюрократ, бывший харьковский губернатор и член Государственного совета С.Н. Гербель; украинцев же в новом Совете министров оказалось всего два.
Правда, никто внятно не мог объяснить, что имелось в виду в грамоте под «федерацией». И с какой Россией должна «федерироваться» Украина?
Понятно, что не с советской. Но другой-то России на тот момент и не было — были Добровольческая армия, Дон, Кубань, Сибирь, не представлявшие собой единого целого.
Журналисты обратились за разъяснениями к С.Н. Гербелю, но тот ничего конкретного сказать не смог:
«Я не могу, да и никто не может сейчас точно определить тех основ, на которых будут самоуправляться отдельные части будущей России. В каждой из этих частей будет, очевидно, министерство внутренних дел, путей сообщения, финансов; валюта, вероятно, будет объединена, как будет и таможенное объединение; военные силы, которыми будет располагать каждый член федерации, будут, очевидно, объединены под общим командованием; будет существовать, вероятно, единство дипломатии, причем члены федерации будут иметь своих представителей в центральном министерстве иностранных дел».
Согласно воспоминаниям В.Е. Рейнбота, «необходимо было временно обезвредить петлюровскую партию, для чего имелось в виду в ночь, когда произойдет неожиданная смена кабинета, произвести арест главарей партии Петлюры, Ковенко, Порша и других…» Но если смена кабинета министров произошла гладко, то вторая цель достигнута не была. Предупрежденные о возможном аресте, члены новоиспеченной Директории УНР выехали из Киева в Белую Церковь для руководства антигетманским восстанием. Этот провал стал для гетмана роковым.
Сам Скоропадский позднее воспринимал свою «федеративную» грамоту как ошибку:
«Я и до сих пор считаю, что единственной причиной такого подъема среди повстанцев в первое время была как гром среди белого дня появившаяся моя грамота о федерации. Если бы ее не было, я убежден, что сечевики из-за социальных вопросов не пошли бы против меня, да и многие украинские партии не сдвинулись бы с места». Кроме того, «через несколько дней после появления грамоты великорусские круги уже никакой Украины совершенно не признавали».
Сторонники гетмана уже в эмиграции оправдывались перед другими украинцами, что «федеративная» грамота — это просто пустые слова, вызванные желанием Скоропадского успокоить французов и получить от них признание и помощь; в действительности же гетман хотел создать свою армию, а потом, когда Украина укрепится, от заявления про федерацию можно было бы и отказаться.
Конечно, грамота улучшила отношение к гетману со стороны некоторой части русской общественности, но того эффекта, который первоначально ожидался, она не возымела.
Из 15 000 находившихся в Киеве офицеров в добровольческие дружины вступило лишь около 2500. Многие так и не простили Скоропадскому его «самостийнической» деятельности на протяжении предыдущих шести месяцев, а также преследований и арестов офицеров Добровольческой армии, разгона русских демонстраций, масштабной «украинизации».
Как вспоминала Е.Г. Шульгина, бывшая на тот момент одним из лидеров русского движения Киева, «гетман Скоропадский был для нас самой одиозной фигурой из всех, вынесенных наверх революцией. Во-первых, он сделал вещь, которую не мог и не должен был сделать ни один порядочный русский политический деятель, тем более русский офицер, да еще в генеральских чинах: стакнулся с немцами. Война еще продолжалась, и по отношению к союзникам это было актом измены. Во-вторых, для закрепления украинских тенденций он сделал больше, чем Грушевский, Винниченко и Ко. Грушевский и Винниченко были "украинцами", насаждавшими украинизм. А гетман Скоропадский и все пошедшие к нему на службу были русскими, насаждавшими украинизм».
Шульгина и ее сторонники так и не смогли простить этого Павлу Петровичу.
Впрочем, уже после начала восстания Директории ведущая русская национальная газета «Голос Киева» призовет своих сторонников к оружию для защиты Киева, но политической поддержки непосредственно гетману она так и не окажет.
Таким образом, гетманская грамота о федерации не только не разрешила сложившуюся ситуацию, но еще больше ее запутала.
Теперь, когда Скоропадский стал «меньшим злом» (по сравнению с Петлюрой), казалось, логично было бы его поддержать, но многие русские офицеры так и не смогли переступить через свою ненависть к «ясновельможному пану гетману».
Несмотря на то что было объявлено о восстановлении России — когда-то потом, в будущем, — в настоящем приходилось подчиняться ненавистному Скоропадскому. В.В. Шульгин остроумно назовет произошедшее в Киеве в ноябре—декабре 1918 г. «кровавой бестолочью под пятицветным (белое, красное, синее, желтое, голубое) компромиссом».
Закончится все трагически — взятием Киева петлюровцами 14 декабря, мастерски описанным в булгаковской «Белой гвардии», и расправами над офицерами-добровольцами, все же поверившими гетману.
Конечно, всякие аналогии весьма условны, но нельзя не заметить параллелей между 1918 и 2014 годами.
Виктор Янукович, как и Павел Скоропадский, вел «самостийническую» политику, преследовал активистов русских организаций, но затем, столкнувшись с давлением стран Запада и угрозой со стороны настоящих украинских националистов, попытался, как и гетман, поменять «ориентацию» на пророссийскую. Но, конечно, было уже слишком поздно.
Своими предыдущими действиями он оттолкнул от себя русскую часть Украины, и запоздалые действия по примирению с ней ни к чему не привели. Многие русские активисты остались безучастными к противостоянию Януковича и Майдана (как и к противостоянию Скоропадского и Директории сто лет назад), считая своими врагами обе стороны конфликта. А поворот в сторону России был закономерно воспринят как лицемерная попытка спасти свою личную власть.
