Говорят, раньше, в советские времена, опытные гиды везли своих экскурсантов сперва на Северную сторону, на Братское кладбище, где среди десятков тысяч героев Первой обороны Севастополя упокоен и знаменитый военный инженер Эдуард Тотлебен. Ему Россия во многом обязана стойкостью в обороне Севастополя и взятием Плевны. Склоняя голову перед памятью этого знаменитого русского немца, припомним и тот факт, что именно Эдуард Иванович в 1869 году стал инициатором создания музея и отдал под его первые экспозиции свой севастопольский дом.
Почти тридцать лет спустя на Екатерининской возвели современное здание — с чугунными носами кораблей, с мортирами у входа и церковью, построенной на деньги, собранные участниками Первой обороны.
Сергеев-Ценский как экскурсовод
По залам этого уникального музея лучше всего было бы ходить с "Севастопольской страдой" Сергеева-Ценского. Писатель (поручик в отставке) всю жизнь прожил в Алуште, создавал свою эпопею, пользуясь в том числе и рассказами детей и внуков героев Крымской войны. Символично, что в 1941 году, когда уже начиналась Вторая оборона Севастополя, "Севастопольская страда" была удостоена Сталинской премии первой степени.
Увы, книга слишком объемна для того, чтобы ходить с ней по музею. Поэтому те, кто ее не изучал, пусть позавидуют прочитавшим, которые среди экспонатов встречают старинных знакомцев. Вот у входа старинная мортира, просматривается надпись, выбитая на ее теле: "Защищаетъ и устрашаетъ". Вот модели легендарных парусников. Высокий пожилой мужчина, с выправкой кадрового военного говорит внуку: "Их затопили у входа в бухту, чтобы враг не смог прорваться в тыл нашим бастионам". Вот мраморные плиты, а на них золотом горящие названия воинских частей, оборонявших Севастополь. Их много в Свято-Никольском соборе на уже упоминавшемся Братском кладбище, есть имена героев в "усыпальнице адмиралов" — Владимирской соборе на Центральном холме городе, в церкви, примыкающей к музею.
Взор, блуждая по залам, то и дело натыкается на бюсты в античном стиле — самое действенное напоминание о том, что Севастополь был даже врагами знаван русской Троей. "Гордитесь, русские, у вас была своя Троя", — вроде бы сказал французский генерал Пелисье, когда наступил мир. Кто из героев "Илиады" наш Нахимов? Ахилл, Агамемнон, Одиссей? Наверное, все-таки Ахилл. Он был весь из достостоинств, но сразила его маленькая круглая пуля Минье, выпущенная из французского штуцера — дальнобойной винтовки, которых у врага было много, а у русских очень мало.
Фото: Олег Измайлов
Заселение музея экспонатами в тотлебеновские, сразу поле Нахимова, времена было скромным и неспешным. В XIX веке вещи, все предметы воинского быта и гражданской жизни были в общем-то и музейными, но стариной не воспринимались, они "жили". К полувековому юбилею Первой обороны в Севастополе поставили памятник затопленным кораблям у былой Николаевской батареи, у входа в Артиллерийскую бухту, и сфотографировали ветеранов. Со старой карточки смотрят на нас с десяток стариков в длиннополых сюртуках, вся грудь в крестах. Они фотографировались у входа в музей. Фотография стала еще одним экспонатом.
В поисках своего Севастополя
Парадоксально, но факт — гекатомбы героических жертв сделали из проигранной Крымской кампании выигранное сражение. В общественном сознании, которому, разумеется, сдачей Севастополя в 1855 году была нанесена травма, все-таки Первая оборона осталась чем-то вроде Бородина — отошли, не проиграв окончательно.
Может, поэтому так интересно рассматривать частички, отдельные кирпичики послевоенного восстановления того Севастополя. Во время Второй обороны он будет стерт с лица земли.
Хочу заметить, что у каждого русского свой Севастополь. Но вот дончанину вообще все дорого в Севастополе того, второй половины XIX века, времени. Ведь Донецк был построен именно в годы начала восстановления главной морской крепости и базы флота, создан именно с целью способствовать этому.
Завод Новороссийского общества в былой Юзовке делал рельсы, которые в 1875 году привели железную дорогу из Харькова в Севастополь, давал сталь на корпуса кораблей, строившихся в Николаеве и Херсоне, строил мосты через Буг и Днепр. Так Юг России — от Ростова и Юзовки, Харькова, до Екатеринослава, Херсона и Одессы — вся историческая Новороссия — строил свою оборону — Севастополь, Крым.
ХХ век — особая песня в истории России, Севастополя, флота. Песня трагическая и величественная одновременно. Идешь по залам музея, а на все пути знакомые лица и вехи нашей истории — лейтенант Шмидт и потемкинцы, гидропланы Григоровича, первая в России школа истребителей в Каче, две революции, Гражданская война, Перекоп, Исход.
Проходя сквозь эпохи нашей военно-морской истории, никак не пройти мимо Второй обороны. Трудно сказать, где было больше явлено миру героизма — в 349 дней и ночей 1854-1855 годов или в 250 1941-42. Да и стоит ли сравнивать? Флот и Севастополь — это и не существительные вовсе, а глаголы — это действенное проявление русского характера. Пример, образец. Для того и музей поставлен. Память — лучший пропагандист, музей же — не братская могила, а святилище этой памяти.
Корабли памяти
По музею я ходил в компании с севастопольцем, историком Юрием Кучмием. "Дед привел меня сюда первый раз, когда мне было лет восемь, наверное. С тех пор был здесь уже столько раз, что и не сосчитать", — говорит Юрий Дмитриевич.
Дед у него был героический — краснофлотец Константин Кучмий и защищал город в 1941 году, и отвоевывал у немцев в 1944. И восстанавливал его после войны.
А еще у него было хобби — моделирование кораблей. "
Первой была, кажется, "Армения", трагически погибшая в 41-м, — говорит Юрий Кучмий, — Тогда госпитальное судно было торпедировано немецким самолетом, погибло от 5 до 7 тысяч человек, в основном раненые и гражданские. Дед, наверное, был впечатлен этой историей и после войны сделал модель несчастного судна".
Почему, именно "Армения"? Трудно сказать, говорит Юрий, но возможно краснофлотец Кучмий экстраполировал трагедию этого судна на свою судьбу, к себе примерял. Он был дважды ранен под Сталинградом, после чего его отправили на долгое лечение. Можно только представить, что он думал о том страшном дне, когда тысячи раненных его собратьев шли на дно. Может, среди них были его боевые друзья? После войны моряк-черноморец чем только не занимался, но все больше трудился по строительной части. А макеты кораблей — были и его личной отдушиной в маете будней и памятью о боевой молодости.
"Я страшно гордился в детстве, — вспоминает Юрий Кучмий, — когда ходил по залам музей и находил на медных дощечках к макетам фамилию своего деда — свою фамилию".
Но у кораблей есть надежда снова увидеть свет залов и лица посетителей. Как рассказали в музее, власти города планируют отдать под экспозиции часть помещений соседнего здания Дома офицеров флота. И, да — у музея есть солидное продолжение в виде музей Михайловского равелина — артиллерийской крепости на Северной стороне.
