Сегодня в эфире телеканала «112 Украина» он привел данные о самоубийствах среди военнослужащих в зоне боевых действий в Донбассе. По его словам, каждую неделю 2-3 военных, задействованных в так называемой АТО, сводят счеты с жизнью. При этом Матиос указал, что данная статистика не учитывает суициды среди ветеранов — речь идет только о тех, кто сейчас находится на линии фронта. В то же время у около 80 процентов вернувшихся с фронта могут быть психические расстройства.
В сентябре прошлого года на эту же тему высказывалась депутат Рады и советник Порошенко Ольга Богомолец. Она сообщила, что «за время войны более 500 наших воинов наложили на себя руки вследствие посттравматического синдрома». «Почти 85% суицидов совершают участники АТО в возрасте до 40 лет, большую часть из них составляют лица до 30 лет (45,5% от всех). Одним из наиболее существенных среди факторов, связанных с суицидом, оказался «состояние алкогольного или наркотического опьянения во время совершения суицида». Он был зафиксирован у 51% погибших", — говорится в сообщении Богомолец.
На самом деле, отсутствие дисциплины, пьянство и наркомания — это лишь отягчающие обстоятельства, которые ухудшают общий фон, но сами по себе не являются причинами для самоубийства. По крайней мере, в подавляющем большинстве случаев. Точно также и отсутствие необходимой реабилитационной помощи военнослужащим, вернувшимся с фронта, лишь отчасти связано со статистикой случаев суицида.
Психологическое состояние ветеранов АТО является лишь проекцией тяжелого духовного и ценностного кризиса, в котором оказалось украинское общество.
Приведу для примера две чеченские войны в России. Первая воспринималась и оценивалась обществом, как несправедливая, с непропорциональным поставленным задачам использованием военной силы, направленная против мирного чеченского населения. Вне зависимости от того, насколько справедлива была такая оценка, общественное мнение отказывалось видеть в ветеранах героев, защитников Родины, исполнявших в Чечне священный долг. В результате возвращавшиеся с Кавказа российские военные, пытавшиеся в своих регионах получить положенные по закону льготы, часто оказывались в положении изгоев, которым любой чиновник мог с порога заявить: «Я вас туда не посылал». Эта расхожая формула, известная еще со времен афганской войны, не просто свидетельство бюрократического безразличия и цинизма, но еще и отражение довлеющих общественных настроений.
Совсем иначе складывалась ситуация со второй чеченской. Она начиналась как ответ на теракты — вторжение групп Басаева и Хаттаба в Дагестан и подрыв многоэтажных домов в Москве и Волгодонске. На сей раз напуганное общество полностью одобряло решение российского руководства и даже, более того, было настроено куда решительнее власти, требуя незамедлительной расправы с террористами. Участники боевой операции воспринимались совершенно иначе. Здесь уже было место и служению Родине, и уважению к боевым заслугам, и преклонению перед воинской доблестью бойцов, выполнявших свой долг в Дагестане и Чечне по защите безопасности граждан России. На сей раз возвращавшиеся по городам и селам военные точно знали, что будут окружены уважением людей, и что на чиновника, посмевшего отделаться от ветерана пренебрежительной репликой, найдется управа.
Отдает должное общественное мнение и участникам югоосетинской кампании, ветеранов войны в Донбассе тоже большинство российских граждан также считают героями, хотя есть, конечно, и досадные исключения. Ничего подобного не происходит на Украине. Там отношение к происходящему в АТО, как минимум, неоднозначное. Так, по данным украинского Центра социальных исследований «София», представленных в декабре прошлого года, 68,9 процентов граждан Украины считают самой главной проблемой страны продолжающуюся войну. За уже почти четыре года боевых действий ура-патриотические настроения среди украинцев неуклонно сходили на нет. Понятно, что в националистической среде они не меняются, но радикальный спектр — это, несмотря на очень серьезное влияние на формирование политической повестки дня, очень незначительная часть общества. Равно как и националистические батальоны, у которых все в порядке с мотивацией, составляют небольшой процент от общей численности вооруженных сил.
Обычные же военнослужащие отнюдь не уверены в безгрешности и законности собственных действий, поскольку общество, несмотря на то, что оно фактически лишено права голоса в медиа, все в меньшей степени готово поддерживать власть в ее попытках то ли вернуть Донбасс, то ли обуздать сепаратистов. Но отрицание героизма ветеранов прорывается на бытовом уровне, когда, например, в маршрутном такси водитель ссаживает ветерана, заявляющего о своем праве на бесплатный проезд. И это еще хорошо, если просто ссаживает. Сообщений о такого рода конфликтах более, чем достаточно.
Информация о зверствах украинских военнослужащих, о погибших под обстрелами жителях Донбасса, несмотря на то, что она тотально отрицается или замалчивается в медиа, тоже не является недоступной для украинских граждан. Конечно, она не является определяющей в оценке действий ВСУ в Донбассе, но, расходясь на уровне слухов, тоже оказывает заметное влияние на отношение к человеку в военной форме. При всей разнице ветеран АТО сегодня на Украине оказывается в положении участника первой чеченской кампании. И чем дальше, тем больше.
В этой ситуации, ни наведение порядка в Вооруженных силах, ни борьба с пьянством и наркотиками в зоне боевых действий, ни открытие ребиалитационных центров не помогут решить проблему суицида среди военнослужащих, поскольку это вспомогательные меры, позволяющие слегка улучшить психологический фон. Без повсеместной и однозначной поддержки общественным большинством военных действий украинский военнослужащий так и будет иметь спутанную и ложную мотивацию. Ему так и не удастся получить окончательный ответ на вопрос, кем он является — убийцей или героем. В сочетании с посттравматическим синдромом — это прямая дорога к самоубийству для сомневающихся и не потерявших совесть.
