Национальный вопрос на Украине был всегда очень острым: темы русского языка, отношение к украинскому национализму и взаимоотношение с Россией всегда полярно разделяли украинское общество, что и привело в итоге к нынешнему гражданскому и военному конфликту в стране.
Украинскому читателю было бы интересно узнать, а как решаются национальные проблемы в Латвии, где уже более полувека сосуществуют латышская и русская (русскоязычная) общины.
Корреспондент издание Ukraina.ru поговорил с директором Балтийского форума Александр Васильев (ежегодная встреча в латвийской Юрмале западных и российских политических экспертов, обсуждающих взаимоотношения Евросоюза и России) о том, что связывает, и что разделяет латышей и русскоязычных Латвии.
- Как присоединение Крыма к России в 2014 году повлияло на умонастроения латвийских граждан?
— Раньше я занимался социологией, и до сих пор уверен в том, что социология достаточно точная наука. Сравним результаты выборов в 2013 году в Рижскую думу и выборов в Сейм в 2014 году по рижскому округу. В 2013 году за «Центр Согласия» (крупная пророссийская партия Латвии) в партнерстве с небольшой партией «Честь служить Риге» (также считается «пророссийской» — ред.) проголосовало 58% рижан. Тогда такой результат вызвал настоящий шок в латышской прессе — вот, мол, «Согласие» идёт!» И если в следующем году этот результат повторится, то эта партия вполне может стать одной из правящих! Но в 2014 году, уже после украинского Майдана и присоединения Крыма к России, коалиция «Центра согласия» и «Честь служить Риге» получила на выборах в Рижском избирательном округе почти на 20% меньше. Такова была цена «Крымнаш» в Латвии для «Согласия»! И этому есть логическое объяснение.
До событий на Украине социологические исследования показывали, что среди избирателей «Согласия» значительная часть латышей (примерно 20-25%), которые считали, что нормальные добрососедские отношения с Россией — не пустой звук. Многие были связаны бизнесом с Россией, а также дружескими и родственными связями как с россиянами, так и конечно с русскими латвийцами.
Так вот, события с Крымом произвели на них очень тягостное впечатление. И даже они очень глубоко, на генном уровне, испугались повторения этого на латвийской земле. Они начали задаваться вопросом даже не о том, будет или не будет российское вторжение в Латвию — в этом они не сомневались,- как о том, когда оно будет. Аналогия между 1940 и 2014 годами для них была настолько сильная, что в принципе у них не возникало сомнения, что-то подобное может произойти и с Латвией.
И только сейчас, по прошествии двух лет этот испуг начинает проходить, и то не у всех. И только немногие латыши могут посмеятся над собой, теми кто в 2014 году был практически уверен в скором российском вторжении в Латвию.
- А местная украинская община как себя в Латвии позиционирует? Она как отреагировала на крымские события?
— Это хороший вопрос и его следовало бы задать самим латвийским украинцам Вы понимаете, на Украине ведь само общество расколото. И насколько я знаю, точно так же и украинская диаспора, которая составляет 3,5% от общего количества жителей Латвии и в основном живет в городах, тоже расколота. Как правило, срединной позиции нет. Причем, настроения у нас не менее радикальные, чем в самой Украине.
- А не могли бы вы расширить наше представление о портрете латышского избирателя, голосующего за партию «Центр Согласия»? Он кто, выходец из смешанных семей? Он левый по своим политико-идеологическим убеждениям? Или, может, симпатизирует русской культуре?
— В Латвии нет привычного нам «европейского» деления на правых и левых. У нас всё шиворот навыворот. «Левыми» считаются тут те партии, которых поддерживает русский избиратель, а «правые» — это те, кто поддерживает правящую коалицию, состоящую из прозападно настроенных либеральных политиков.
Но, например, «Согласия» вроде как считается левой партией, но по многим экономическим вопросам стоит на более либеральных позициях, чем те, которые занимает состоящий в правящей коалиции Национальный блок. Последние в этих вопросах более сдвинуты влево, хотя считают, что себя ярко выраженными правыми консерваторами.
До сих пор нет полноценного исследования, которое давало бы возможность для научного анализа побудительных причин голосования латвийского избирателя. И вполне возможно, что большое количество смешанных семей — не последний фактор!
Надо сказать, что еще с советских времен Латвия была той республикой, где было больше всего смешанных браков — 27 браков из 100. Она лидировала среди всех республик СССР. Например, для сравнения укажу, что в Армении было только 6 смешанных браков из 100, а в среднем по СССР — не более13. И интересно, что за последние четверть века, несмотря на все политические баталии, высокий уровень смешанных браков сохраняется. Может быть поэтому национальная риторика в Латвии активно используется политиками, а на бытовом уровне — минимальна. Так что с латышским бытовым национализмом в Латвии не часто можно столкнуться.
- То есть реального конфликта между двумя крупнейшими её национальными общинами — латышской и русской в стране нет?
— Реального конфликта в Латвии удалось избежать. И этому наверное многим, в том числе и в целому ряду западноевропейских стран, у нас есть чему поучиться. Тем более, что демографическая ситуация не простая.
Если ты живешь в предместьях Риги — это в основном современные городские кварталы, то здесь иногда вообще трудно услышать латышскую речь. Официально в Риге живет чуть более 40% латышей, остальные — русскоязычное население (в основном это по статистике русские). Во втором по численности латвийском городе Даугавпилсе латышей и того меньше — только 10%. И то это одно. А вот русские, которые жили в небольших сельских поселках на западе страны, где они составляли от 5% до 10%, это другое. Тут русские как правило владели латышским языком. Им более была близка латышская культура, и они в достаточной степени адаптировались, интегрировались, а, может даже некоторые из них и ассимилировались.
Конечно, в Латвии ключевой момент во взаимоотношениях русских и латышей, это язык. Что греха таить, в школе латышский я изучал с первого по десятый класс, но я им, как и подавляющее большинство моих сверстников, не владел. И только потом, при независимой Латвии, жизнь, что называется, заставила.
Второй ключевой момент, это медийное пространство. Если ты не владеешь языком, то не можешь прочесть того, что написано в латышских газетах, и не поймешь того, что говорится на латышском телевидении. Когда ты об одном и том же событии читаешь в латышской и местной русскоязычной прессе, то нередко создается впечатление, что речь идет о разных событиях. Просто этому событию даются полярные точки зрения.
Кажется что проще — делать качественный медийный продукт на двух языках с некоторой национальной спецификой. Так ведь нет — здесь вступает в силу третий ключевой момент — размер. Латвия — маленькая страна. Латвийская русскоязычная община еще меньше. Это все негативно отражается на качестве местного русскоязычного телевидения. Я где-то читал, что для того, чтобы телевидение смогло выходить на самоокупаемость, оно должно иметь аудиторию где-то в пределах 7 миллионов телезрителей. Если русскоязычных в Латвии меньше миллиона, то о чем тогда говорить. При таком скудном финансировании у такого телевизионного продукта качество не может быть высоким, а поэтому русские Латвии смотрят не латвийское русскоязычное, а именно российское телевидение. И в итоге получается, что две общины — латышская и русская (русскоязычная) — живут как бы в различных, непересекающихся информационных пространствах. По сути дела каждая в собственной виртуальной реальности.
Вот из-за этого между ними и появляется невосприятие и непонимание по некоторым вопросам. Например, события на Украине 2013-2014 годов — Майдан, а потом война в Донбассе — очень сильно разделило латвийское общество, потому что в латышской общине была одна точка зрения на эти события, а в русской — другая, абсолютно полярная. Украина была и по-прежнему остается своеобразной лакмусовой бумажкой.
Первые и вторые друг друга не понимали. Русскоязычная община говорила латышской: ну что вы так распереживались из-за событий в Крыму; ну, вернулся Крым в Россию; он же и был российским, и полит русской кровью и во время Крымской войны, и во время Великой Отечественной; передача в 1954 году Хрущевым российского Крыма Украине была мутной; в 2014 году был референдум, Крым вернулся домой и всё тут ясно.
А вот для латышей всё это было и остается аннексией и почти зеркальным повторением 1940 года, когда в Латвию вошли «вежливые люди». Им присоединение Крыма видится оккупацией, которая может по аналогии с их страной растянуться, как минимум, на полвека.
И одна, и другая община с удивлением задавали друг другу вопросы: почему вы не понимаете столь очевидные вещи? Да потому, что русские и латыши живут в Латвии в разных медийных пространствах, вот и дают разные оценки.
Но при этом и латыши, и русские прекрасно отдают себе отчет, что Украина и Крым — это не те проблемы, из-за которой нужно ссориться друг с другом. Русский и латышский сосед не будут из-за этого ругаться друг с другом.
Вы все еще можете услышать в общественном транспорте хамство на национальной почве, но чем дальше, тем подобные моменты уходят в прошлое. Все-таки между латышами и русскими уже установились достаточно корректные и бережные отношения.
- Идея создания Балто-Черноморского союза, в составе трех прибалтийских республик, Польши, Белоруссии и Украины популярна в Латвии?
— Мне кажется это мертворожденная идея: слишком велики различия и в размере стран, и в их политическом устройстве, в развитии экономики, в историческом прошлом. В пользу этой идеи только сильное внешнее воздействие. По принципу — против кого дружите?!
В 30-е году прошлого столетия было столько предпринято усилий по созданию Малой Антанты. Но под угрозой войны все внешне прочное политическое единство тогда быстро развалилось подобно карточному домику.
И в экономическом смысле, наверное, начиная еще с советских времен, три прибалтийские республики были больше конкурентами. Став независимыми, в некоторых политических вопросах они находили точки соприкосновения, а в основном каждый был сам за себя.
В прошлом неоднократно было так, что просят, например, эстонцы латышей: вы там из-за балтийской солидарности поддержите антироссийскую инициативу. Наши конечно поддерживали, и грузы из России потекли не к нам, а в эстонские порты. И наоборот, в глубине душе латвийские транзитчики обрадовались, что Бронзовая ночь (массовые беспорядки в Таллине в ночь с 26 на 27 апреля 2007 года, вызванная инициативой властей перенести памятник солдатам ВОВ) произошла не у нас. Теперь российские грузы снова текут в порты Латвии.
- А как противоречия между русскими и латышами используют политики?
— Думаю я не ошибусь, если скажу, что эти противоречия — альфа и омега латвийской политики. Без них четверть века — уникальный случай в современной европейской истории, латвийские правые политики не смогли бы удержаться у власти. Стоит только в канун выборов вновь и вновь привычно поднять и заострить национальный вопрос. И ведь прокатывает!
Впрочем, и здесь не без анекдотичных исключений. Вот выйдет на трибуну такой национально ориентированный депутат-латыш и начинает вещать что-то антироссийское. А потом приходит домой, а у него там русская жена — Глаша или Даша. Она наливает ему борщ, даёт сто грамм и между делом замечает: ну ты сегодня и загнул на трибуне. А он в ответ: а что ты хочешь, ты же знаешь, это как с твоими родственниками в России, вы ж иногда ссоритесь и друг другу говорите неприятные вещи, вот так и я в отношении русских.
В Латвии существуют как бы две реальности: в одной живет народ, а в другой — политическая элита. И это — углубление пропасти между народом и элитой — беда не одной только Латвии, а всей западной цивилизации как таковой.
Сходные процессы проходят и в Америке. Поэтому там и стал возможен феномен Дональда Трампа. Американская политическая элита также оторвалась о простых американцев. Может быть поэтому им так импонирует Трамп, который об их проблемах говорит их языком. И если он победит на выборах, то это может привести Америку и американскую политику к рестарту.
В следующем году у нас, в Латвии, снова будут местные выборы. Так вот, всё говорит о том, что нынешний русский мэр Риги Нил Ушаков (один из руководителей «Согласия») станет мэром в третий раз. Если это произойдет, то будет заложена основа для того, чтобы на парламентских выборах 2018 года — к столетию страны — могла произойти кардинальная смена правящих партий — долгожданный политический рестарт и в Латвии.
А для этого нужна самая малость — чтобы национальный вопрос, который особенно сильно латвийскими правыми акцентируется в канун выборов, отошел на второй план. А на первый вышли реальные проблемы избирателей. И если это произойдет, то тогда мои соотечественники сдадут реальный экзамен на зрелость и у них сможет появиться реальный шанс и на развитие страны, и на укрепление их благосостояния.
Александр Чаленко
