Украинский сценарий
Расположенное в Юго-Восточной Азии государство Мьянма не относится к странам, часто попадающим в новостные ленты. Как раз наоборот. Несмотря на внушительные размеры и немаленькую численность населения (почти 60 млн. жителей), Мьянма остается одной из самых закрытых стран мира. Основой причиной является политика изоляционизма, которую на протяжении нескольких десятилетий проводили ее власти — сменявшие друг друга военные режимы.
В последние годы, однако, ситуация стала меняться. Мьянма оказалась в поле зрения ведущих держав. Все дело, во-первых, в сырьевых ресурсах, которыми богаты недра страны (нефть, золото, вольфрам, олово и т.д.), а, главное, в стратегическом положении Мьянмы. Находясь на стыке Индии и Китая, имея выход к Индийскому океану, она вызвала вполне понятный интерес у Вашингтона. Несколько лет назад США, до того не обращавшие особого внимания на этот «медвежий угол» и даже введшие против Мьянмы санкции за нарушения прав человека, неожиданно раскрыли Нейпьидо (такое название носит новая столица страны с 2005 года) свои объятия. За какие-то два года Мьянму дважды посетил Барак Обама, не говоря уже о многочисленных делегациях рангом ниже. Между государствами полностью восстановлены дипломатические отношения, в Мьянме открылись представительства одиозных американских структур типа USAID, Вашингтон стал сулить стране щедрую финансовую помощь.
Причину этого, разумеется, следует искать не в доброй воле США, а в самых что ни на есть меркантильных интересах. Все дело в большом значении, которое отношениям с Мьянмой придают в другой стране — Китае. Для Пекина это не просто сосед. Мьянма — это кратчайший выход к Индийскому океану, через который проходит львиная доля импортно-экспортных потоков, включая поставки нефти и газа для Поднебесной. В настоящее время танкеры с нефтью преодолевают длинный и рискованный путь, проходящий через Малаккский пролив и Южно-Китайское море. В Пекине привыкли мыслить стратегически, с прицелом на десятилетия, и понимают, что в случае начала возможного конфликта противнику будет легко лишить Китай углеводородов, перекрыв узкий Малаккский пролив. Если же танкеры будут подходить к побережью Мьянмы, с дальнейшей транспортировкой сырья по трубопроводам, это выгодно не только с точки зрения расстояния (данный путь короче на 4 тыс. км!), но и с позиций безопасности.
Вот почему Китай не жалеет денег на совместные инфраструктурные проекты. В 2013 г. вступил в строй газопровод, соединяющий побережье Мьянмы с КНР. А в январе этого года состоялся долгожданный запуск нефтепровода с пропускной способностью 22 млн. тонн нефти в год. Если прибавить к этому проект строительства железной дороги, призванной связать Китай с побережьем Индийского океана, важность Мьянмы для Пекина становится очевидной.
Но именно это обстоятельство и предопределило неизбежность превращения Мьянмы в арену ожесточенной борьбы. Нормализация отношений Нейпьидо с Вашингтоном обернулась почти моментальными проблемами для Китая. Власти Мьянмы «отодвинули» Пекин от целого ряда масштабных проектов, включая разработку месторождений меди. Да и строительство нефтепровода затягивалось под разными предлогами.
Теперь решено пойти дальше. В феврале в приграничном с Китаем регионе Коканг вспыхнул конфликт. Вообще, конфликты для Мьянмы — дело обычное. Вся ее история с момента обретения независимости в 1948 г. — это история бесконечных столкновений армии с многочисленными народностями, требовавшими независимости или автономии. Некоторые из регионов в итоге добились самоуправления. В их числе и Коканг, населенный этническими китайцами. Имея собственную администрацию и собственные вооруженные силы, область долгое время жила мирной жизнью. И вот — война. Если верить властям Мьянмы, отряды Коканга напали на правительственные войска, администрация автономии настаивает на противоположной версии. Как бы то ни было, регион охвачен боевыми действиями. Армия использует против Коканга авиацию и бронетехнику, десятки тысяч беженцев бежали в Китай.
Казалось бы, очередная заварушка в мьянманском стиле. Но не все так просто. Власти Мьянмы обвинили Китай в поддержке мятежников — снабжении их оружием, отправке в Коканг ушедших в запас военнослужащих… Все это, заметим, очень напоминает ситуацию на востоке Украины. У границ Китая создана горячая точка, и Пекин всеми силами пытаются вовлечь в конфликт. Расчет мастерский: вмешательство Поднебесной даст повод обвинить ее в агрессии. Невмешательство будет отрицательно воспринято как в самом Китае, так и среди хуацяо — многочисленных китайских диаспор за рубежом, на которые Пекин делает важную ставку в своей внешней политике.
Понимая, что его старательно заманивают в ловушку, Китай реагировал максимально осторожно. Тогда авторы кокангской провокации сделали следующий шаг. 13 марта самолеты мьянманской авиации сбросили бомбы на китайской территории. Погибли четверо мирных жителей. Пекин потребовал от Нейпьидо немедленных объяснений и стянул к границе войска. Ситуация продолжает оставаться напряженной, не исключены новые серьезные провокации.
Пожар и поджигатели
Все последние годы США выстраивают цепь военных баз и недружественных режимов, призванных окружить КНР. В эту цепь Вашингтон пытается вовлечь Японию, Тайвань, Филиппины, Индию. Однако это — своего рода внешний антикитайский пояс. Но есть и внутренний, состоящий из неспокойных окраин собственно Китая и приграничных регионов вроде Коканга. Целью этой стратегии является создание вокруг страны огненной дуги, с дальнейшим перенесением пожара внутрь Китая.
Именно поэтому в прошлом году разразились массовые протесты в Гонконге, движущей силой которых стали американские неправительственные организации. Пекин изо всех сил провоцировали на применение силы, чтобы затем обвинить в подавлении «мирных протестов безоружных граждан».
И именно эта причина предопределяет нестабильность в огромном регионе на северо-западе Китая — Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Если в Гонконге сделана ставка на прозападную молодежь, то здесь антикитайская стратегия облекается в формы сепаратизма и исламского экстремизма. Для этого создан миф о жестоких преследованиях местного населения, которому якобы не позволяют исповедовать родную религию и следовать родным традициям. О несостоятельности этого мифа говорят следующие факты: за последние 30 лет количество мечетей в СУАР выросло в 10 раз, правительство Китая ведет работу по включению уйгурской традиционной медицины в Список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО. Огромные средства (более 2 триллионов юаней за последние пять лет) вкладываются в развитие региона — строительство дорог, заводов, школ и больниц, в результате чего экономический рост СУАР намного выше, чем в среднем по Китаю. Местное население пользуется льготами, будь то повышенные социальные пособия или квоты в вузах.
Однако целью мифа является не рациональное отражение реальности, а формирование определенного образа страны в глазах обывателя — прежде всего, западного, а также провоцирование межнациональной и межрелигиозной вражды в Китае. Власти региона с тревогой констатируют резкий рост числа боевиков, прошедших обучение в террористических лагерях Афганистана, Пакистана и Сирии, и проникающих в СУАР. Ими регулярно совершаются кровавые теракты, в которых гибнут как мирные жители, так и сотрудники полиции. Потери последней в регионе впятеро выше, чем в остальном Китае.
По словам председателя автономного района Шохрата Закира, террористическая активность в регионе целиком обусловлена зарубежным влиянием. Доказательств достаточно. В начале года в Шанхае были задержаны граждане Турции, снабжавшие поддельными паспортами экстремистов из Синьцзяна. Влиятельные исламистские группировки, включая «Исламское государство», публично объявили СУАР одной из своих целей.
При всем при этом на Западе демонстративно игнорируют заявления Пекина о террористической активности в регионе. Показательными являются выступления лидера Всемирного уйгурского конгресса Рабии Кадир, которая проживает в США и вхожа в высшие круги американского истеблишмента. По ее словам, экстремисты в СУАР — это… детище китайских спецслужб, которые ищут повод для «геноцида уйгурского народа». «Мы не считаем это терроризмом, — говорит Кадир. — Мы так же, как и украинцы, пытаемся отстоять свою независимость и освободиться от колониального гнета Китая».
Это не просто оговорка. Если прежде эмигрантские организации говорили преимущественно о расширении культурной автономии в рамках Китая, то теперь их риторика стала жестче. Китай называют «захватчиком» и «оккупантом» и призывают «мировое сообщество» усилить давление на Пекин. Вольно или невольно, Рабия Кадир выдала подноготную антикитайских действий Запада. Говоря о Гонконге, она заявила, что он, «как и СУАР, борется за свою независимость. События, которые там происходят, могут сыграть решающую роль в расколе Китая. Не исключено, что в скором времени КНР постигнет участь СССР».
Сравним эти слова с недавними публикациями в ведущих американских изданиях. Wall Street Journal разместил обширную статью директора Программы изучения Китая Университета имени Вашингтона Дэвида Шамбо, который приводит пять симптомов скорого «крушения коммунистического режима» и заключает следующими словами: «Финальный аккорд правления КПК уже зазвучал, и крах режима ближе, чем многим кажется». Несколько дней спустя аналогичную статью под названием «Судный день. Готовясь к краху Китая» опубликовал журнал The National Interest. При этом издание не просто предрекает Поднебесной крушение, но и дает американским властям ряд советов, как приблизить это крушение и извлечь из него максимальную выгоду для США. В частности, эксперты предлагают укреплять антиправительственную сеть и постоянно говорить о нарушении прав человека в Китае.
Альтернативный полюс
Резкий рост интенсивности антикитайской риторики, между тем, связан с прямо противоположной тенденцией: вопреки предсказаниям либеральных «оракулов», Китай не только не собирается отступать или, тем паче, разрушаться — власти страны демонстрируют готовность отвечать на вызовы современности. Это выражается в изменении геополитического статуса КНР. Почти сорок лет назад руководители Поднебесной сделали упор на решение внутренних проблем. Теперь, накопив достаточную экономическую мощь, Пекин все увереннее выходит за пределы своих рубежей. При этом в отличие от Pax Americana — «Мира по-американски», китайское влияние не сопровождается насаждением собственных ценностей и насильственной сменой власти. Геополитический козырь Китая — экономическая поддержка различных стран.
Этой задаче служит амбициозная, рассчитанная на десятилетия стратегия «Один пояс — один путь», суть которой была подробно раскрыта в конце марта. С помощью китайских инвестиций планируется осуществить сотни проектов на евразийском и африканском континентах, среди которых новые авто- и железнодорожные магистрали, современные индустриальные парки, зоны свободной торговли и т.д. Первая часть этой стратегии — «Экономический пояс Шелкового пути» — должна охватить постсоветские республики Средней Азии, Ближний Восток, Закавказье, Восточную Европу. Вторая — «Морской Шелковый путь XXI века» — предполагает развитие Индокитая и государств, расположенных на побережье Индийского океана (в т.ч. Восточной Африки). Другими словами, речь идет о создании единого экономического пространства, в которое будет интегрирована чуть ли не половина населения Земного шара. Конкретные шаги к осуществлению стратегии уже делаются. В Китае решено учредить Фонд Шелкового пути (с капиталом в 40 млрд. долл.), а также Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (50 млрд. долл.), который аналитики уже назвали альтернативой МВФ и Всемирному банку.
Однако стратегия «Один пояс — один путь» — это не просто экономический проект. По сути, это заявка на создание нового геополитического полюса, альтернативного западному. Тот факт, что в центре этого полюса стоит Китай, вызывает зубовный скрежет Вашингтона. Провоцирование конфликтов в Мьянме, Гонконге и Синьцзяне преследуют одну-единственную цель — не допустить превращения Китая в мировую державу, предотвратить формирование пояса дружественных Пекину режимов.
Спешить американцев заставляет еще одно обстоятельство. В настоящее время Китай стоит перед лицом серьезных трансформаций. Статус основанной на дешевом труде «мировой фабрики», обеспечивавшей стране стремительный рост на протяжении десятилетий, должен уступить место чему-то иному. По мнению китайских властей, это должно быть высокотехнологичное государство с наукоемкими производствами и населением, достигшим среднезажиточного уровня. Подобная трансформация связана с немалыми трудностями, тем более в условиях недружественного окружения. Но если Поднебесной все же удастся миновать эту точку перехода, положение Соединенных Штатов как центра современного мироустройства будет поколеблено.
