— Вы находились в непосредственной близости от Майдана 17-19 февраля 2014 года? Как развивались события?
— Нам поступила информация, что основной штурм будет 18 и 20 февраля. 18 февраля с самого утра работники милиции с улицы Грушевского сообщили мне, что колонна движется в сторону нашего палаточного лагеря «Антимайдана» в Мариинском парке. Сразу же спецвойска окружили то место, где мы находились, чтобы не было столкновения.
Было очень много сотрудников «Беркута», но это не помогло. Пришедшие радикалы вели себя очень агрессивно, нагло. Я так понимаю, они вели себя подобным образом, потому что чувствовали безнаказанность. На все их выпады, агрессивные насильственные действия, нарушающие закон, не было никакой реакции со стороны властей Украины.
Когда они пришли и начали штурмовать наш лагерь, «Беркут» выстроился, подтянулись внутренние войска. Националисты начали стрелять из травматического оружия в правоохранителей и в нас — мы стояли во втором заслоне, потому что деваться нам было некуда, позади нас находилось здание Верховного совета. Потом они бросали камни и тротуарную плитку. Затем начали забрасывать работников милиции, наши палатки и нас, мирных граждан, которые пришли на мирную акцию, «коктейлями Молотова». Люди начали гореть. Потом радикалы начали бросать самодельные взрывные пакеты, которые были обвязаны лентой и напичканы кусками железа, гвоздями. Когда эти пакеты начали взрываться, то люди вокруг стали падать. В первую очередь сотрудники милиции, потом наши участники мирного митинга. Кому-то вывернуло ногу, кому-то разорвало грудь, кому-то выбило глаз… Было очень много крови.
Я начал звонить в скорую. По нашим подсчетам, людей вывозили около сорока машин скорой помощи.
— Как быстро медики смогли приехать?
— Минимум минут через 40-50. Их не пускали на въезде, потому что на дорогах стояли блок-посты националистов, которые не пропускали машины. Потом тех людей, которые были в скорой и вывозили тяжелораненых, радикалы вытаскивали из машин скорой. И нынешняя их судьба мне не известна. Националисты действовали жестко, цинично, ненависть захлёстывала их. Было какое-то ощущение, что идёт Великая Отечественная война.
В один прекрасный момент, где-то через 1,5 часа после начала штурма, мы все собрались и с песней и криками «вперёд!» побежали на радикалов. И я думаю, это был самый ключевой момент. «Беркут» пошел вперед, мы были рядом, потом все мы перемешались. Но сотрудники «Беркута» остановились сначала ещё в Мариинском парке, затем окончательно возле метро «Арсенальная», потому что, как я позже выяснил в разговоре с руководством «Беркута», у них был приказ стоять, никуда не идти. Меня, естественно, это удивило.
Таким образом, наша атака захлебнулась в самом начале, мы вернулись в Мариинский парк. Переночевали с 18 на 19, потом с 19 на 20 февраля. И 20 февраля в девять утра начался другой штурм. Я думаю, они сделали соответствующие выводы, поняли, что голыми руками нас не возьмёшь. И с 20 числа они начали применять огнестрельное оружие.
— Скажите, когда Майдан еще только начинался, сразу было очевидно, что это не «стихийный народный митинг», а спланированная, организованная акция?
— Естественно. Во-первых, они готовились к этому очень долго. Во-вторых, американцы влили туда около пяти миллиардов долларов. В-третьих, организация всего этого мероприятия была очень четкая и продуманная.
Конечно, было очень много и тех людей, которые пришли стихийно, чтобы посмотреть на некое зрелище. Там ведь были концерты наших украинских звёзд. Были люди, которые приходили посмотреть на всё это, как на праздник. К тому же СМИ, такие как «Пятый канал», «Интер», «1+1», вели информационную подготовку, завлекали людей на Майдан. Я специально пришел туда в первый день, смотрел на происходящее. Меня там даже узнали, я был с одним из депутатов Верховного совета. Слава Богу, никто на нас не набросился. Люди были на каком-то подъёме, они говорили только о Европе.
Но уже через два дня на Майдане начали звучать слоганы «банду геть», «Януковича долой», «хватит, мы хотим в Европу», «нам мешают» и так далее. Другими словами, началась радикализация. И большая часть людей рассеялась. Люди в течение недели увидели, что всё это попахивает не тем, и большая часть случайной массовки и наблюдателей испарилась. А те люди, которые были проплачены, естественно остались.
Я даже знаю их расценки. Первый бросок «коктейлем Молотова» стоил 180 долларов. Это было, когда их начали бросать на улице Грушевского. Второй бросок стоил дороже, потому что это уже могли приметить, сфотографировать.
Первые убийства произошли 19 января, на Крещение. Сейчас уже установлено, что это были трупы, их туда подбросили. Пытались обвинить работников милиции. Об этом уже говорит Генеральная прокуратура Украины, как бы она ни была коррумпирована нынешними властями. То есть, тогда нужны были определённые сакральные жертвы.
Всё это было проплачено. Плюс, волей случая, у меня на той идеологической стороне тогда оказались товарищи детства. И однажды мы с ними даже хотели встретиться, поговорить, чтобы найти общий язык не между руководством, а между обычными людьми, которые туда пришли. Это было в декабре. Мы приходили прямо на улицу Институтскую. Тогда к нам ещё вышел Андрей Парубий. Мы давали им подарки, но это чуть не закончилось драками и кровопролитием. Мы потом оттуда ушли. Сам факт — мы предлагали им провести «Олимпийский игры», для примирения. В плане того, что нужно закопать «меч войны», хотя у нас его и не было. Мы предлагали провести футбольный матч между «Майданом» и «Антимайданом». Он должен был состояться между площадью Независимости и Европейской площадью. Но они ответили, что поговорят с руководством, а потом отказались. Я говорил об этом матче и лично с Кличко возле здания Верховного совета. Но он тоже сказал «мы посоветуемся», а когда я позже звонил ему, он не ответил.
Наши намерения были мирными. Мы хотели найти компромисс, прийти к мирному решению этого вопроса. Нам было важно, чтобы не было крови. Мы также выступали за целостность Украины. Есть моё интервью, в котором я тогда говорил, что Украина должна быть целостной. Но единственные и самые главные сепаратисты — это нынешняя власть. Они разделили Украину на три части: нет Крыма, в Донбассе гражданская война, брат пошёл на брата, народ внутри Украины раскололся надвое.
— Среди ваших знакомых есть люди, которые были активными участниками Евромайдана, но потом разочаровались в нём?
— Да, есть. Это люди из общественных советов при Киевской городской и Киевской областной государственных администрациях. Они в то время занимались общественной деятельностью. Они активно поддерживали Майдан, они не радикалы, но они говорили, что это правильный путь, правильный выбор Украины, что Янукович бандит… В итоге они сейчас поменяли свою точку зрения. Они теперь против Кличко, против того беззакония, которое происходит.
— Сейчас они находятся в Киеве?
— Да. Они, конечно, молчат. Потому что сказать ничего не могут. За каждое слово, сказанное против нынешней власти, можно ответить своей жизнью.
— СБУ разыскивает вас за «антигосударственною работу». Вам поступали какие-либо угрозы?
— Я бы сказал, что слово «антигосударственная» подобрано неправильно. Я бы сказал — оппозиционная работа. Против нынешних властей я буду идти до конца.
Мы с трудом вырвались из Киева. Мы покинули его в начале марта. Уехали с женой, я отключил все телефоны, потому что мне звонили и угрожали. Даже набирали мой номер в прямом эфире, говорили, что я убил журналиста.
— Кто именно звонил, активисты Майдана?
— Это были журналисты, майдановцы. Позже мне сообщили, что возле моего дома постоянно дежурит группа людей. Это происходило примерно в течение двух недель. Дома я не жил. В этот период времени моя жена как раз была беременна. Она сообщила мне об этом 20 февраля. Слава Богу, у нас родился сын.
Тогда мы с беременной женой выехали из Украины в Крым. Там как раз был референдум. Самый безопасный путь был — на поезде. Никаких проблем по дороге не возникло.
Мы увидели, как проходил референдум. Видели эти счастливые лица. Люди были действительно рады, что они избежали кровопролития. Они шли на референдум как на праздник. Я видел это собственными глазами.
Затем я оказался уже в Москве, позже в Донбассе.
— Как на ваш взгляд будут развиваться дальнейшие события? Насколько быстро люди на Украине смогут «отрезветь» и вообще возможно ли это в ближайшее время?
— Уже сейчас люди «отрезвели». Я имею постоянную связь с нашими людьми, которые остались там, в разных городах: в Киеве, Одессе, Харькове, Полтаве, Виннице… И всё свидетельствует о том, что люди полностью разочарованы, они ненавидят сегодняшнюю власть, особенно ненавидят Порошенко. За то, что он сделал и продолжает делать. Сейчас происходит четвёртая мобилизация, но люди не понимают, за что они сражаются. Они не понимают, почему бензин стоит 22 гривны. Появились надписи «Витя, вернись» (о Януковиче), но это не самый лучший вариант для Украины, потому что ему тогда не надо было уходить.
— Большинство на Украине верит в «российское вторжение»?
— Вы знаете, уже 50 на 50. Люди хотят найти виноватых, сами понимаете, им сложно признать, что это их голос, их мнение привели к таким вещам. Но многие винят уже не Россию, а нынешнюю власть. Люди всё более склоняются к мнению, что виновники — олигархи, Яценюк, Порошенко, Коломойский… Я думаю, ещё чуть-чуть, и очень многие увидят истинные дела России, которая оказывает поддержку братскому народу.
Чувствуется очень большой недостаток информационной поддержки. Украина сейчас — закрытое пространство. Вещают только каналы, которые принадлежат нынешней власти. Послушать альтернативную точку зрения достаточно проблематично.
Но сама социальная и экономическая напряженность, подъём цен, обнищание народа дают свои результаты.
