Внешняя подпитка не прекращается, поэтому ресурсов на оборону им хватит на достаточно долгий срок. Другое дело, что ВС РФ стали применять новую тактику, которая позволит им добиться перелома на поле боя, считает военно-политический обозреватель, автор телеграм-канала "Русский инженер" Алексей Васильев.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
Ранее Владимир Зеленский заявил, что ВСУ якобы остановили российское наступление. Трудно судить о том, ставила ли наша армия задачи куда-то наступать, но в последнее время с разных направлений действительно не было информации о нашем продвижении, зато в медийном пространстве все обсуждают атаки украинских диверсантов на Курскую и Белгородскую области.
– Алексей, за счет чего противнику еще удается делать вид, что у него все хорошо?
– У любого нормального полководца всегда есть резервы. На Курскую и Белгородскую область с украинской стороны сейчас наступает не так много сил. Но достаточно, чтобы использовать для попытки создания медийной картинки.
Я не могу сказать, что это безумие. Но с военно-стратегической точки зрения это просто бессмысленно. Потому что противник сейчас расходует боеспособные силы, которыми он мог бы еще какое-то время держать оборону. Он их разменивает на то, чтобы нагадить нам в связи с президентскими выборами, которые в некоторых регионах идут досрочно. Им это важнее.
Это лишний раз подчеркивает сущность террористического руководства в Киеве.
– Я бы отметил, что сейчас мы эти попытки пресекаем гораздо быстрее. И в обществе это уже не вызывает истерик, как это было еще год назад.
– Общество попривыкло. Оно стало более психологически устойчиво к таким вещам.
Кроме того, ВСУ не получили хорошей медийной картинки в результате этой атаки. Хорошая медийная картинка – это треш, происходящий на территории русских городов и русских сел. А они, как только подошли к границе, сразу же получили хороших люлей.
Мои источники мне говорили, что эта атака готовилась еще две недели назад. Там у нас было все готово для встречи. И мы их принимаем по полной программе. Еще до их выдвижения уже были нанесены частичные удары по вражеской технике и местам дислокации. У них заранее уменьшилось количество сил и средств, которые могли наступать.
– За счет чего мы стали бить более точно и более массово?
– Любая армия учится в ходе боевых действий. Уровень профессионализма нашей армии значительно вырос.
У нас и до СВО хватало специалистов, которые прошли не один конфликт. Просто у армии мирного времени немного смещается акцент в кадровой подборке и мотивации людей. Но когда ведутся боевые действия, эти процессы происходят иначе. Плюс мы обкатали на практике некоторые теории, а также подсмотрели различные идеи у противника. Просто на это потребовалось время.
Запад, который помогает Украине, превосходит нас в боевой кибернетике: управление, связь, осведомленность за происходящим на фронте и гибкость в принятии решений. Эта боевая кибернетика делится на два контура: разведывательно-ударный (авиация и ракеты) и разведывательно-огневой (артиллерия).
Идет связка между обнаружением цели, обработкой информации, выдача разрешения на удар и сам удар. Если раньше были проблемы, что мы обнаруживаем цель, но пока согласовали удар, то они уже ушли, то сейчас мы сократили на два порядка этот временной промежуток. ВСУ уже не успевают уйти. Пару минут и цель поражена. Результативность возросла.
– То есть это как в мультике. "Средства у нас есть, у нас ума не хватает". А теперь получается, что есть и средства, и ум.
– Кстати, о более умном использовании средств.
Раньше ВС РФ действовали по методикам холодной войны. Мы без наблюдения целей насыпали снаряды по математической вероятности. Это приводило к неоправданно высокому расходу боеприпасов. Сейчас от этой практики ушли. Каждый снаряд используется гораздо эффективнее: он корректируется, а самое главное – максимально сокращается дистанция между тем, кто обнаружил цель и отдал приказ на поражение.
Кроме того, выросло качество нашей агентурной разведки. На той стороне заработали наши подпольные группы. Это не партизаны времен Великой Отечественной войны. Есть такое понятие партизаноемкости территории. Оно показывает, сколько людей могут самостоятельно действовать, не имея своей экономической базы в условиях работы вражеской контрразведки. Это целиком и полностью зависит от географических и климатических условий на конкретной территории.
– Тут сразу приходит на ум Белоруссия с ее лесами и болотами.
– Да, потому что там было трудно организовать преследование партизан. На Украине с партизанщиной было похуже. Это степная зона, где их было легче вылавливать. Поэтому классическое партизанское движение с открытыми силовыми выступлениями было ближе к Белоруссии, где сплошные леса. В остальном же это было именно подполье – законспирированное пребывание в населенных пунктах.
– В Павлограде (почти ваши родные края) было сильное подполье.
– Да.
Кстати, сейчас сама Белоруссия стала сильно застроена. У нее тоже уменьшилась такая емкость. К тому же современные средства сделали невозможными существование классических партизан. Любой дрон с тепловизором обнаружит в лесу любые тропы и базы. Поэтому все подрывные действия смещаются в сторону подполья.
У подполья тоже есть свои ограничения. Современные средства оперативно-разыскной деятельности (те же видеокамеры) позволяют выявлять машины и людей, которые внезапно появились в населенном пункте. Это я сейчас рассказываю для тех, кто до сих пор спрашивает: "А где у нас подполье на Украине"? Это слишком наивные рассуждения.
Задача нашего подполья не в том, чтобы ребята пронесли взрывчатку на какой-то завод. Им достаточно передать точные координаты нашим современным средствам поражения, чтобы уничтожить этот объект.
Вам никто не даст подробную информацию о том, как эффективно работает наше подполье. Но по косвенным признакам мы можем определить, что работает оно хорошо. У нас резко выросло поражение объектов в глубине противника. Мы стали поражать больше объектов, которые не обнаруживаются обычными техническими средствами (спутниковая или радиоэлектронная разведка): пункты временной дислокации, склады с боеприпасами или временное производство дронов.
Кроме того, сторонники России на Украине стали активнее проявлять свою гражданскую позицию. Об этом мы тоже можем судить по косвенным признакам. Например, с улиц городов исчезла украинская символика, которой люди обвешивали машины или витрины магазинов. А на пафосные патриотические разговоры народ реагирует очень просто: "Мы обсуждаем бытовые вопросы, мы не хотим обсуждать политику".
Еще люди транслируют свою пророссийскую позицию в виде легальной критики украинской действительности: "В стране много воруют, Запад нас не поддержал". Все всё понимают. Но формально никто не может объявить человека ватником и посадить в тюрьму. Конечно, провокаторы пытаются задавать провокационные вопросы: "А ты что, ждешь Путина"? Да, некоторые срываются. Но в целом против украинской власти люди голосуют ногами и делами. Например, добровольцев в ВСУ почти не осталось.
Я не могу сказать, что украинское общество одурманено пропагандой. Большинство людей там жило своей жизнью и не интересовалось политикой. Но в 2022 году киевский режим затащил их на свою сторону по принципу: "Давайте защищать Родину, за все хорошее против всего плохого". Образ агрессора сформировали. Но эти люди знакомы только с одной точкой зрения. Если им приводишь контраргументы или начинаешь на конкретных примерах показывать, что им врали, люди начинают сомневаться.
Вспомните девушку из мариупольского роддома. Украинская пропаганда использовала ее для репортажей о зверствах российской армии, а теперь она призывает голосовать за Путина. Это же просто разрыв шаблона.
А сколько появляется видео, когда какая-то девушка из Запорожья общается со своими подругами из Бердянска или Мариуполя?
– Ей рассказали, что в Бердянске снова торгуют рыбой, а в Мариуполе открылся большой парфюмерный магазин. И она говорит: "Я, конечно, Россию не поддерживаю, но я не понимаю, зачем мы воюем, если там все хорошо".
– Понятно, что у нас были трудности, связанные с переходным периодом: нужно было менять документы, восстанавливать разрушенные дома и выводить людей из депрессивного состояния. Но жизнь продолжается. Люди начинают зарабатывать и тратить деньги. Кто-то даже уезжает на курорт в Египет. И у человека из Запорожья и Днепропетровска, который видит красивые фотографии у этих своих знакомых, возникает когнитивный диссонанс: "А у кого тут война? У кого тут оккупация".
Украинская пропаганда основывается на следующем: "Придет Россия, заберет ваше имущество и убьет вас". Граждане Украины действительно считают, что мы нищие, потому что они по-прежнему думают, что у нас тут 1990-е годы. В Россию ездило не так много людей. Они не понимают, что за 20 лет тут многое изменилось. А 1990-е годы – это время, когда вылезли все проблемы советского строя и советское наследие стало отрицаться. Поэтому украинцы искренне считают, что с приходом "коммунистической" России они будут жить гораздо хуже, чем при Союзе.
Но Россия – капиталистическая страна с приматом частной собственности, соблюдением законов и не такой жесткой бюрократией. МФЦ и Госуслуги значительно облегчили жизнь рядовых граждан. На Украине большинство людей не знает, что у нас тут такое есть.
– Короче говоря, мы сейчас реальными делами пытаемся опровергнуть эти мифы?
– Опровергнуть какой-то миф можно только на практике. Пока украинец сам это не увидит, он в это ни за что не поверит. Он начнет капитально перепрошиваться только тогда, когда увидит новый Бердянск и Мариуполь.
Кстати, общественное мнение в новых регионах показывает, что местные жители начинают ненавидеть Запад, который их столько лет обманывал непонятно зачем. И я считаю, что через 10 лет наиболее патриотическое население у нас будет жить именно на территории Новороссии.
– Вернемся к тем гражданам Украины, которые даже не пытаются разобраться в происходящем. Назовите, пожалуйста, главную причину, за счет чего ВСУ удается удерживать позиции под Авдеевкой и на Запорожском направлении, несмотря на то, что у них якобы разворовали средства на постройку оборонительных линий?
– Коррупция – это не главная проблема.
Полевая фортификация, которая роется своими силами, уже обеспечивает 50% прочности линии обороны. Выкопать ее можно простыми лопатами. Да, когда у тебя есть доты и дзоты – это всегда хорошо. Но большая часть оборонительных позиций ВСУ основывается на системе взводных и ротных опорных пунктов, которые представляют из себя простую земельную фортификацию.
Мотивация у вэсэушников еще есть, но она меняется. Далеко не все верят, что им надо немного продержаться, а потом дойти до границ 1991 года. Многие воюют по принципу "дерусь, потому что дерусь". У противника на фронте все равно остается 400–500 тысяч человек. Это большая масса, которая организована, вооружена и снабжена.
Даже если Запад резко прекратит поставки, то ВСУ сразу же не останутся голыми. У них есть определенные запасы техники и боеприпасов, которых хватит минимум на два-три месяца. Внешняя подпитка не прекращается, поэтому ресурсов на оборону им хватит на достаточно долгий срок.
Другое дело, что наша тактика меняется. Мы вдалбливаем противника в землю с помощью управляемых бомб. Мы продолжаем перемалывать и демотивировать личный состав ВСУ. Это приводит к общему истощению вражеской армии. Если у нас каждый месяц подписывают контракт от 20 до 50 тысяч бойцов, то Украина даже силой не может наловить столько людей.
– Мы пока только пытаемся их истощить и ничего экстраординарного не планируем?
– Даже если планируем, истощение и раздергивание резервов ВСУ нам необходимо. Когда мы улучшаем тактические позиции, враг автоматически начинает бросать в бой свои резервы.
– Вы могли бы привести на конкретных примерах, когда это нам в последний раз удалось? Лично мне после Авдеевки никаких значимых сообщений о нашем продвижении не попадалось.
– После Авдеевки ВСУ ввели в бой элитную 47-ю бригаду. Я не могу сказать, что это последний их резерв. Но это явно что-то из предпоследних запасов.
У противника есть 300–400 тысяч человек, разбросанных по всей Украине. Но большинство из них – тыловые службы, которые нельзя бросить на передовую. И когда мы уничтожим все штурмовые части и резервы противника, у него ничего не останется. Мы продавим фронт на конкретном участке и перейдем к охватам и прорывам, которые были в начале СВО.
Пока ждем. Я думаю, до инаугурации президента мы не будем предпринимать никаких активных действий. Но к тому моменту степень истощенности ВСУ станет более заметной. И в мае-июне может сложиться ситуация, когда Киев под давлением Запада запросит о переговорах.
Я не знаю, насколько они нам нужны. Если Украина предложит нам добровольно уйти из Донбасса, Херсона и Запорожья в ответ на прекращение СВО, мы можем это рассмотреть. Я не знаю, пойдет ли на это украинская власть. Но если она на это не пойдет, нам остается только зайти в Киев да и все.
– Вопрос к вам как к инженеру-ракетостроителю. Я недавно смотрел эфир с вашим коллегой с "Южмаша". Он сказал, что у России действительно есть ракеты, которые могут попасть по мостам в Германии, но им придется лететь 2000 километров через Польшу, а над Польшей натовское ПВО его точно собьет. Если мы все же решимся на военный ответ по странам Запада, насколько мы готовы к такому развитию событию?
– Он сказал полную глупость.
Во-первых, зачем России запускать ракеты через всю Польшу для удара по Германии, когда их можно запустить из Калининграда или из акватории Балтийского моря? Во-вторых, я не вижу никакого смысла бить по Германии, потому что больше половина немецкого населения на нашей стороне.
Да, Берлин может поставить ВСУ "Таурусы". И что? Франция и Великобритания поставляла ВСУ свои SCALP и StormShadow. Зато у хуситов появились свои противокорабельные ракеты. Я хочу сказать, что Западу отвечать надо более умно.
Ну поставляет Франция оружие на Украину. Зато в Африке пошли государственные перевороты в ее сфере влияния. Мы помогли Парижу лишиться франкофонского пояса стран. Необязательно отвечать зеркально. Франции был нанесен гораздо больший ущерб, нежели России.
– Если я правильно понимаю, то вы не ожидаете интервенции на Украину со стороны Франции или кого-то еще?
– Сейчас все вспомнили про рассказ Паустовского "Фиолетовые лучи". Там описывалось, как петлюровцы уходили из Киева. Они всем рассказывали, что скоро будут применены фиолетовые лучи и что им помогут французы (большие друзья Петлюры). То, что делает Макрон, – это лишь вербальная интервенция.
В чем основная проблема Запада? США поставили украинский проект на паузу минимум до января 2025 года. Финансированием и вооружением Киева приходится заниматься Европе. Европейцам важно не допустить краха Зеленского до августа 2024 года. Потому что к тому времени фактор Украины будет играть важную роль на выборах в США (и для демократов, и для республиканцев). Поэтому Европа пытается оказывать информационное давление на Россию.
США надеются, что им удастся принудить Россию к заморозке конфликта по нынешней линии боевого соприкосновения. Это бред. Это нам невыгодно и технически невозможно. Мы не соглашаемся.
К тому же мы понимаем, что военный потенциал Европы во многом истощен. Она передала для ВСУ большую часть техники и снарядов. Теоретически Киев может переломить ситуацию на поле боя только в том случае, если ему поставят минимум 300-500 самолетов F-35, 300 "Абрамсов", 300 "Брэдли" и несколько дивизионов "Патриотов". Но Украина сама не сможет освоить это богатство. Для этого понадобится прямое участие армии НАТО, а это уже совсем другая война.
Поймите, что Запад не собирается самоубиваться ради Украины. Украина ему нужна была в качестве инструмента, чтобы заставить Россию подчиниться его воле. Мы им не бросаем вызов и не собираемся стать мировым гегемоном. Их главный противник – Китай. Им нужно было подчинить Россию своей воле и сделать из нее таран против Китая. А если они убьются об Россию, то Китай автоматически победит.
При всех странностях, которые возникают в голове у западных политиков, это неглупые люди. Они сами себе в ногу стрелять не будут.