— Андрей, предлагаю сразу обратить внимание на слона в комнате. Так уж повелось на Руси, что ежели человек творческий, то непременно либерал. Художник подавно. Как же так вышло, что вы не в их числе?
— Мне кажется, что творчество немножко не от мира сего. Ведь если в одном месте прибыло, то в другом обязательно убыло. Может так быть, что люди, видящие то, чего не видят остальные, не видят того, что у них прямо под носом.
Опять же, либералами мы привыкли называть эту вот оппозицию, которую многие зовут кокетливым словом «либерда». Но либерализмом там вообще не пахнет. Начнешь с такими говорить на языке замечательной науки политологии и выясняется, что собеседник твой — крайне авторитарный радикал.
Пусти такого во власть и начнется веселуха, какая и Пиночета до слез довела бы.
— Что и случилось на Украине…
— Да. Хороший пример. Все говорили, что Зеленский ведь просто актер, сериал его искренне взахлеб смотрели, а оказалось… Все мы прекрасно знаем, что оказалось.
Считаю, что стратегия гениальная — заставить людей проголосовать за героя сериала. За этого человека со щенячьими глазками, который весь из себя за людей. И рубаху последнюю снимет, и на рояле сыграет.
Считаю, что люди искусства зачастую инфантильны. В силу ограниченного кругозора человек формирует определенную картину мира. А поскольку инфантилизм — это, грубо говоря, восприятие через призму ценностей ребенка… Ну, ребенок тянется к тому, кто первым его по голове погладит.
Наши люди искусства попали под нехорошее влияние. В основном потому, что влияние шло лишь с одной стороны. Хорошие деньги, хорошие заказы были там, где формировалась и определенная система ценностей, которую мы называем западной.
Все эти их условная свобода выбора, половое разнообразие, все эти гендерные спектры и прочее, прочее. А вот любовь к родине у нас всегда была не благодаря, а вопреки.
Почему я не с ними? Дело в том, что я ненастоящий художник. В детстве показали что-то, и я повторил. В школу искусств не поступил, но не сильно огорчился, поскольку на тот момент у меня уже были публикации. То был далекий 1998 год.
Я уже более или менее профессионально рисовал комиксы, флаеры и прочие афиши. Причем было это еще в докомпьютерные времена, когда все делалось ручками. Естественно, никто нас этому не учил.
Самой большой ценностью тогда был какой-то потрепанный и затасканный комикс про Бэтмена, который мы изучали. Тогда мы не знали таких слов, но сейчас я понимаю, что изучали постановку кадра, компоновку шрифтов, цветопередачу, контраст и прочее-прочее.
Все это было на уровне хобби. Друзьям помочь и все такое. Вот с помощи друзьям все и началось. Нет, у нас есть настоящие художники, у которых прямо кисти вместо пальцев. Просто они не верят в то, во что верим мы. А почему? Потому что не очень у них с критическим мышлением.
Я уже говорил ранее, что практически все сетевые художники, которые работают в поддержку русской армии, в поддержку СВО и против Украины, — они все непрофессионалы. Это потому, что настоящие художники молчат. Или молчали в то время, когда нужно было что-то делать.
В итоге на их место пришли аматоры с горящими глазами, у которых как-то что-то получилось.
— Аматоры или нет, но сегодня на фронте взгляд то и дело падает на ваши патчи, наклейки, плакаты. С чего все начиналось? Ведь не бывает так, что проснулся человек утром и решил: «Буду рисовать орков!» Или бывает?
— Когда началась эта наша замечательная самурайская военная операция, некоторое время даже я, как человек, который ничего хорошего от современной Украины не ждал, пребывал в состоянии неопределенности.
Думаю, что сейчас опишу настроения очень многих. Тогда думал, что будет Крым 2.0, — красиво и молниеносно. А потом оказалось, что все идет не совсем по плану, против той части рунета, которую позже назовут ватниками и зетниками была развязана глобальная, шикарно спланированная, высокобюджетная медиакампания.
Нам показывали ролики, снятые по-голливудски, где объяснялось, что мы плохие, мы из Мордора пришли, чтобы прекрасные эльфы изрубили нас в капусту. Нам показывали комиксы, которые явно не за одну ночь рисовались. Нам показывали мультфильмы.
Нам много чего показывали, а я сидел и понять не мог. Ведь сам факт существования таких объемов высококачественного контента определенной направленности наталкивает на мысли.
Потому что по логике вещей (люблю логику) все это должно было быть у нас. Это мы должны были влетать в Украину, а следом должны были рассыпаться листовки, где нашему воину дарят цветы и прочее, прочее, прочее. Это мы должны были наводнить интернет плакатами о том, как освобождаем и воссоединяем.
О том, что не с войной идем, а с миром — как защитники.
А всего этого не было. Мы будто с печки свалились и случайно придавили кого-то. Ведь если бы это действительно было спланировано, то все это у нас было бы. Я сидел и ждал, когда же появится все наше художественное. Потому что визуальная часть пропаганды и сегодня работает здорово, если грамотно сделана.
И для меня последней каплей стал ролик с бабой в веночке, которая с серпом там что-то изображала. «Что ж вы такое делаете?!» — недоумевал я. Ведь есть же какие-то морально-этические установки, внутренние тормоза. Есть вещи, которые должны оставаться на уровне личных разговоров и никогда не выходить на уровень государственной политики, на уровень информационной политики. Просто потому, что нельзя.
Нам же говорили, что мир стоит на каких-то правилах. Нам говорили, что нельзя расчеловечивать противника. А когда руководство импортных соцсетей объяснило вдруг, что украинцам можно, а те стали заваливать нас отборнейшей расчлененкой, это был второй звоночек.
Некоторые считают, что я их ненавижу, но это не так. Это смесь недоумения и брезгливости. Всякое мое сострадание к ним закончилось после видео, на котором их «лыцарь», хохоча от восторга, справляет нужду на лицо нашего павшего бойца.
Допускаю, что на войне творится всякое, но есть вещи, которых наши либо не делают, либо не транслируют это на весь мир. А у тех, кто сидит в более безопасных местах, стопоры точно должны быть. Но у них нет.
Так вот я ждал, когда же с нашей стороны начнется противодействие всему этому, а потом выяснилось, что мы вообще не знали, что оно так бывает. Стало понятно, что хотя бы для того, чтобы самому как-то от этого защититься, нужно рисовать.
Одной из первых моих карикатур стала вот та мерзкая тетка с серпом. Взял за основу интернет-мем с порноактрисой и чернокожими парнями. Вот у меня на диване сидела эта тетка, а вокруг нее стояли наши ребята в балаклавах и глядели на нее с осуждением.
Внезапно те люди, которые окружали меня в информационном пространстве, стали благодарить и просить еще. Сейчас, конечно, без слез не взглянешь на те работы. Они на коленке буквально делались. Но на безрыбье, как известно… Какой-то участочек информационного фронта я закрыл.
Ну и пошло-поехало. Стали приходить люди с предложениями нарисовать то или это.
Жизнь четко поделилась: днем — работа, ночью — сидишь и рисуешь. Дальше стали приходить военные и просить нарисовать шеврон или еще что-нибудь.
Так уж вышло, что мы с друзьями увлекались страйкболом, а там очень много действующих военных. Из Донецка тоже команда в Москву приезжала. В общем, некоторые друзья сразу же оказались в зоне СВО. К примеру, один знакомый заходил в Гостомель по воздуху, другой — по земле.
Помнишь, как первые сборы начали возникать? Они проходили исключительно на «сарафане».
И вот мы собрали первую посылку. Страйкболисты сняли с себя просто все. А если кто не знает, то у страйкболистов считается, что самое крутое — иметь оригинальное снаряжение. Автоматы игрушечные, а форма, обувь, подсумки и даже ПНВ — нет. Я был свидетелем того, как в первый месяц СВО все московское страйкбольное сообщество сняло с себя снаряжение и передало ребятам.
Мы сделали то же самое в своем кругу. А сверху положили письмо, чтобы пацаны знали, что Россия их поддерживает, и не слушали всякую ерунду, которую в интернете пишут.
Меня же попросили нарисовать что-нибудь. Мне тогда прислали первый мем с Буханочкой, говорят: «Давай такое сделаем или что-нибудь по мотивам». И нарисовал я первую картинку с Буханочкой, где она говорит: «Ня, смерть!»
Другой мой знакомый занимался изготовлением патчей и очень быстро сделал буквально два-три десятка с этой картинкой, которые мы тоже сгрузили в посылку.
Через какое-то время пришла обратная связь: «Мужики, спасибо вам большое! А вот этих девчонок присылайте еще!» Так и закрутилось. Выяснилось, что у друзей есть друзья, а у тех есть свои друзья. Вообще, СВО помогла восстановить это подзабытое умение находить и устанавливать горизонтальные связи.
Выясняется, что товарищу нужна какая-то штука, которой у тебя отродясь не было. Начинаешь, как, я извиняюсь, Тарзан за лиану, всех подряд дергать. Оказывается, что у кого-то сват-брат на заводе работает и разбирается в таких штуках. Вы находите это по цене, которая меньше, чем у перекупов. И ты действительно воспринимаешь это как победу. Ты смог это выцарапать и отправить.
Дальше это стало приобретать какие-то промышленные масштабы. Мы еще работать как-то умудрялись, картинки рисовать. И вот уже почти два года прошло.
— Кажется, что больше?
— В слишком уж спокойном ритме мы здесь жили, а потому два года ощущаются как десять. У меня событий произошло больше, чем за предыдущие десять лет.
В какой-то момент выяснилось, что на мой канал с целой сотней подписчиков, пришла уже тысяча. А потом внезапно: «Ты знаешь, кто тебя репостнул?» Первым был или Гаспарян, или Гоблин. И тут выяснилось, что мой контент, который сам я считал возможным показывать лишь узкому кругу, люди воспринимают благосклонно.
Вначале, конечно, были смешные картинки. Что-то сгладить, что-то высмеять, найти слабые точки и прочее. А потом… Все же мальчики любят танки и прочую военную технику, да? Потом кто-то предложил делать наклейки.
Дальше — открытки, плакаты. И тут оказалось, что это нужно не только в тылу, чтобы отгородиться от этих атак. Для меня стало большим сюрпризом, что это не вызывает отторжения у наших ребят, которые находятся в зоне боевых действий. Не знаю, что они испытывают, глядя на мои работы, но если им хоть на секундочку становится легче, то все не зря.
А потом… Знаешь, СВО открыла в людях такие вещи, о которых ты и подумать не мог. Вот один мой знакомый пожертвовал массу сил и времени, чтобы наладить производство футболок, магнитов и прочего-прочего. И мы ведь этим не на яхты зарабатываем. Было принято решение, что все извлеченные средства пойдут на ребят.
Началось все с одной пары ботинок. Потом было десять пар. Дальше появились другие запросы. А в итоге один из моих товарищей решил, что не хочет отправлять это все в никуда. Дошло это или нет? Решил он возить самостоятельно и дело завертелось по-настоящему, поскольку товарищ оказался…
Много в нем хорошего раскрылось и изменился он с тех пор очень сильно. Так, благодаря каналу «Повернутые на волонтерстве», мы вышли на совсем другой уровень.
«Я не знаю, откуда они тебя знают, но они тебя знают. И ботинки им не так интересны, как твои картинки», — сказал он, вернувшись из зоны СВО. Почему так? Может потому, что мы были первыми. Потому, что на безрыбье.
Слишком многое, в смысле визуальной пропаганды, у нас лежит на энтузиастах. Если, мол, делают хорошо, так и пусть себе дальше делают.
— Периодически вижу плакаты, нарисованные по заказу госорганов, и они выглядят крайне слабо. Почему так? Не могут суть ухватить?
— Здесь же тонкая грань. Я понимаю, что сейчас заговорю высокопарно, но это грань, за которой порыв превращается в работу. Это вот когда человек приходит на работу и рисует. Потом звонит звоночек, он вытирает кисточку и уходить домой, а на следующий день продолжает.
Говорят, что они рисуют по несколько месяцев, а я так не могу. Нет, что-то подолгу рисую, но сейчас не то время, когда можно позволить себе рисовать по полгода.
Не люблю обращаться к этим темам, но приведу пример. Первое время я считал, что ничего никому не должен. Есть вдохновение — надо ловить.
Пришел ко мне боец и попросил нарисовать шеврон. Мы долго обменивались мнениями, оставались на связи. В итоге мы его сделали, он что-то с кем-то согласовывал, а я… Знаешь, как бывает? Что-то навалилось, и я упустил тему. Решил, что сам напишет, когда будет время. Тогда и доделаем. А он не написал. Не написал, потому что погиб.
Я тогда понял, что времени нет.
— Часто такое бывало?
— Да вот последний пример с аукционом нашим. Только же надо объяснить, что я от сборов отказался, поскольку трудно не собрать, а потратить и отчитаться. Чужие деньги ведь тратишь, а это колоссальная ответственность. Пару раз с этим делом связался, а потом решил действовать иначе.
Считаю, что люди, которые жертвуют деньги, пожертвовали бы их в любом случае. Так почему бы не давать им что-нибудь взамен? У нас есть возможность напечатать красивый альбом с иллюстрациями.
Что-то сразу ставим на аукцион, а что-то (это наш друг Каджит придумал) отправляем в зону проведения СВО. Там ребята пишут свои мысли, пожелания, ставят автографы. А после мы такие подписанные альбомы выставляем на аукцион.
Последний такой аукцион закончился буквально за пять минут до записи интервью, и… Я такого еще не видел. Буквально за минуту ставки с пятидесяти до сотни тысяч взлетели. Человек до последнего бился и за этим, как оказалось, есть история.
Где-то полгода назад он пришел ко мне с просьбой нарисовать портрет товарища, который тогда воевал под Бахмутом. Я никогда не отказываю. Проблема исключительно в нехватке времени. Всегда предупреждаю, что денег не надо, но придется ждать. И вот этого человека просил чаще пинать меня, чтоб поскорее сделал.
Больно о таком говорить. Я успел нарисовать портрет. Хороший такой портрет получился. Удалось, знаешь, момент поймать. Человек отправил другу и тому портрет очень понравился, но через неделю этот боец погиб.
Приходит этот человек потом и говорит: «Я так рад, что ты успел. Что он увидел. Он очень хотел получить этот портрет». А мне это слышать просто дико. И вот почему развязалась такая битва за этот несчастный артбук — на одной из страниц был этот самый портрет.
«Это даже не мне. Я семье погибшего отдам», — говорит человек. А я отвечаю, что у нас таких два. Один я просто так отдам. «Нет», — отвечает.
И вот рубились они, рубились, а в итоге второй участник аукциона говорит: «А я тоже собирался эти деньги потратить. Я их вам тоже отдам». Хочу уже ему второй альбом отдать, а он ни в какую. «Вы его лучше тоже продайте», — отвечает. Но этот поступок не останется безнаказанным. Найдем, чем порадовать человека.
— В чем секрет?
— Не знаю. Может просто верю в то, что делаю? Много раз замечал, что если не идет, то лучше закрыть и забыть. Но я искренне считаю, что мое появление в этой ипостаси — одна из сторон СВО.
Это как раз те горизонтальные связи и частные инициативы. Потому что в нормальной ситуации нужды в таких, как я, нет. В нормальной ситуации должна была сидеть целая армия с карандашами наготове и ждать отмашки условного товарища майора.
Но пока этого нет, такие, как я, будут нужны. Что буду делать потом? Не знаю, но пока все говорит о том, что нескоро еще мне придется повесить на гвоздь свой планшет. Пока нужно, рисую.