https://ukraina.ru/20231201/1051675183.html
Военкор Елена Соколова: В отличие от Украины, мы воюем "за", а не "против"
Военкор Елена Соколова: В отличие от Украины, мы воюем "за", а не "против" - 01.12.2023 Украина.ру
Военкор Елена Соколова: В отличие от Украины, мы воюем "за", а не "против"
На войну каждый приходит своим путем. О том, что сподвигло остаться в Донецке, об атмосфере в интербригаде "Пятнашка", о войне тогда и сейчас, а также о важности бренда подразделения для врагов и друзей изданию "Украина.ру" рассказала военкор, военнослужащая интербригады "Пятнашка" Елена Соколова, известная под позывным "Лиса".
2023-12-01T18:28
2023-12-01T18:28
2023-12-01T18:29
интервью
украина
военкор
россия
сво
донецк
пятнашка
донбасс
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e7/0c/01/1051674210_90:29:815:437_1920x0_80_0_0_c49149cfb01c9905ea3b6fc7ac69cc30.jpg
- Елена, как так вышло, что в 2014 году молодая дончанка не уехала в Москву или Киев, чтобы дальше учиться, но пошла в интербригаду "Пятнашка"?- Ну, в "Пятнашку" я попала уже в 2015 году, а в 2014, ты же помнишь, как "весело" тут все начиналось. Летом несколько раз под обстрелы здесь попадала, а на рубеже 2013–2014 наблюдала, как приезжали так называемые "поезда дружбы" с чисто оруэлловским названием. Как спортивного вида парни выходили на площадь Ленина и били случайных прохожих, чтобы дестабилизировать обстановку. Помню митинги в марте-апреле, когда уже гремели Краматорск и Славянск, и казалось, что в 21 веке такого просто не может быть. Не может быть, чтобы армия, призванная защищать свой народ, обернулась против него. Честно говоря, в моей тогда еще семнадцатилетней голове это никак не укладывалось.У меня действительно были совсем другие планы на жизнь. Я мечтала приехать в Киев или в Европу. У меня тогда была музыкальная группа и я хотела строить свою жизнь вокруг музыки. Профессия журналиста нужна была для того, чтобы как-то раскрепостить себя, получить коммуникативные навыки и тому подобное. Но учебу я не бросила.Почему я осталась в Донецке? Был один показательный момент. Когда в 2014 году практически весь преподавательский состав университета переехал в Винницу, большая часть потока тоже уехала. А я пошла в университет, чтобы понять, что делать дальше, как вообще жить. Потому, что не было ясности насчет легитимности наших дипломов, учитывая строительство нового государства. Что будет дальше?Пришла и увидела нескольких преподавателей с горящими глазами и нескольких одногруппников. Из потока в сто человек осталось около тридцати. И тогда я поняла, что хочу быть с ними. Не хочу в Винницу. Мне чужда их идеология. Не хочу слушать их лозунги. Мне это претило.А потом я узнала, что некоторые преподаватели ходят на работу пешком, чтобы вести у нас пары. Один из них – Виктор Федорович Вовенко 44 года рождения. Он ходил пешком с Полиграфической улицы. Это Киевский район. Туда неоднократно прилетало. Это вот шесть-семь километров минимум.Целый год им не платили зарплату, но эти люди остались только потому, что остались мы. И вот как-то для меня это было бы предательством – уехать и бросить их. Думаю, что это работало и в обратную сторону. Уехав, они бросили бы нас.Позже стали получать аккредитацию, дипломы и так далее, но вот этот переходный период был очень тяжелым. Но я нисколечко не жалею, что осталась, поскольку здесь преподаватели понимают, каким должен быть настоящий педагог.Плюс – война. Между студентом и педагогом всегда есть определенная дистанция. Так или иначе, вы соблюдаете некие условности. Но война смела эти условности. В университете я чувствовала себя как в большой семье и это до сих пор так. Я на коротком звонке и с деканом факультета Инессой Михайловной Артамоновой, и с несколькими преподавателями, и с тем же Виктором Федоровичем, и с другими людьми, которые вкладывали в нас и продолжают вкладывать.Столько лет прошло с тех пор, как я закончила универ, но мы до сих пор общаемся. Они смотрят мои материалы, дают профессиональные советы, вносят какие-то коррективы.А в "Пятнашку" я пошла потому, что…ну как можно было остаться в стороне?- Почему именно "Пятнашка"? Тогда ведь хватало ярких подразделений.- Честно говоря, я, к моему стыду, не знала тогда, что такое "Пятнашка". У меня там служил одноклассник, а мой дом находится почти в сотне километров от Донецка. Он еще под оккупацией, и когда в последний раз была там осенью 2014, возвращалась через Карловский блокпост.Проверяли документы. Парнишка в "балаклаве", с Георгиевской лентой, с автоматом наперевес говорит мне: "А вы за мной!" Ну…сердце в пятки. "Где ж я так накосячила? Что натворила?" - думаю. Какое-то там здание было. Ставят меня к стенке, ну прямо как в фильмах."Ну все, сейчас вас расстреливать будем", - говорит. "За что? Что происходит?" - спрашиваю. Он снимает "балаклаву", а это мой одноклассник. Го-о-осподи! Причем не виделись много лет. Мы учились три года вместе, я школу сменила.В общем, возобновили общение. Он тогда в "Пятнашке" служил и рассказывал, что у них происходит. Аэропорт, Шахтерск, Еленовка, другие горячие точки. Каким-то образом, когда у моей рок-группы был последний концерт, он прорвался на территорию Украины и пришел на концерт. Это было безумие какое-то. Безумие и отвага, как говорится.Однажды сказала ему, что хочу быть причастной: мыть казарму, готовить еду, что угодно. Хочу помогать Родине, приносить пользу. В профессии-то у меня еще не было никаких навыков. К тому времени я закончила первый курс и считала, что на информационном фронте полезной быть не могу.Он предложил приехать и познакомиться с командиром, а там уж как получится. Там у меня спросили, что делать умею. Сказала, что учусь на журналиста. "Тогда журналистикой и занимайся", - ответили мне.Первым у меня был выезд в только-только освобожденный город Дебальцево. Интербригада "Пятнашка" привезла туда первый концерт. Тогда артисты из Ярославля приехали.А надо понимать – город стоит в руинах, люди только из подвалов выбрались. Над ними издевались украинские военные, они сидели без еды, воды и лекарств. Просто тотальный какой-то ужас. Здесь в Донецке еще относительно благополучно все было.Когда я приехала – это был шок. Я психологически оказалась не готова к увиденному. Но когда увидела горящие глаза людей, когда война для них закончилась, и они испытали катарсис освобождения через страдание, мне стало легче. Они танцевали, они пили чай, они ели пряники, они развернули полевую кухню. И это были такие искренние эмоции. Тогда я поняла, что нахожусь на своем месте. Я хочу быть причастной, я хочу это документировать.Так потихоньку стала учиться профессии, стала учиться монтировать, сводить звук, делать сюжеты. Смотрела, как это делают федералы. Понятно, что первые мои сюжеты – это просто страх Божий, это людям вообще показывать нельзя. Но люди, к сожалению, это видели (смеется). Вот так в "Пятнашке" начался мой профессиональный путь.- Дальше – "минское затишье", семья, ребенок, жизнь в большой России. Трудно ли было возвращаться, когда началась СВО?- Трудно было уезжать. Я долго шла к этому решению, поскольку понимала, что просто обязана обеспечить ребенку безопасность. Муж воевал здесь, а мы уехали в Новосибирск и жили там какое-то время. Но когда здесь все гремело, все равно ты как сумасшедший, как наркоман читаешь эти новости в Телеграм-каналах.Когда находишься здесь, все немножечко проще. Те же сводки как-то спокойнее воспринимаешь, поскольку собственными глазами видишь, что происходит. А когда читаешь, находясь очень далеко, уровень тревожности возрастает до максимума.Я вернулась потому, что это моя Родина, мой дом. Я понимала, что нужна здесь, а потому решение далось мне легко.- Как за эти годы изменилась "Пятнашка"? Как изменилась сама война? У нас теперь беспилотники правят бал. В начале войны ничего подобного не было.- Ну да. Раньше могли что-то вычислить, разбомбить базу. Сейчас война стала технологичнее. Дроны – это понятно. Угроза максимальная. Если раньше в темноте стоило бояться только тепловизоров, то сейчас и дроны летают, и дроны-камикадзе. Это, конечно же, страшно и непонятно, но к этому привыкаешь.В "Пятнашке" тоже изменилось многое. Она разрослась. Теперь это "Дикая дивизия Донбасса". Несколько батальонов, очень много добровольцев. Из России сейчас подтягиваются добровольцы, из Азии. Это тоже новый опыт для нас.Если раньше у нас были европейцы, представители стран СНГ, весь Кавказ, то сейчас приезжают из Азии – Япония, Южная Корея. Казалось бы, эти страны близки к США, но и там люди тоже не согласны с происходящим. С этим навязыванием "демократии". И уже то, что люди приезжают к нам издалека, дорогого стоит.Теперь у нас есть полноценный пресс-центр, а у меня есть профессиональные навыки, благодаря которым уже я могу что-то дать подразделению, а не наоборот.Информационная работа, конечно, поставлена на совершенно другом уровне. Работаем в штатном режиме: выезды на передовую, полигоны. Постоянно находимся с личным составом, документируем все, что с ними происходит. Я ведь люблю собирать какие-то личные истории, когда ребята рассказывают о своих семьях, передают приветы, дают телефоны, чтобы я переслала их мамам, женам, детям какие-то искренние эмоции. Тогда взрослые, грозные мужчины начинают таять, поскольку это такая нежность, доброта, какое-то проявление чувств. Вот это для меня самое ценное.- Насколько имидж подразделения сегодня важен и для своих, и для противника?- Для противника – в первую очередь. Наш командир уже в 2014 году понимал важность этой работы, поскольку слово ранит не меньше, чем пуля, а порой даже сильнее. С помощью слов можно перевести этот конфликт на новый виток эскалации, а можно нивелировать эскалацию. Слова играют важную роль, я считаю.- Тут можно вспомнить наших украинских коллег, которые все эти годы поднимали и сейчас продолжают поднимать градус ненависти.- Да. Но у нас задачи совершенно другие внутри подразделения – показывать работу парней. Кто, если не мы, расскажет о том, как геройски они ведут себя на фронте? Плюс – имидж подразделения. Одно дело, когда ты идешь в подразделение под каким-то номером, другое – когда у него есть имя и репутация.Не так много подразделений, у которых есть имя и какой-то бэкграунд. Понятно, что у нас есть номер войсковой части, военкоматы, все как положено. Но есть и определенный бренд, под которым мы работаем, и люди идут не в какую-то часть. Они видят в интернете командира и понимают – вот этот командир мне близок по духу, я хочу служить у него.А это ведь очень важно – иметь коннект с командиром, когда вы понимаете друг друга с полуслова. Тогда боевая задача выполняется эффективнее.Люди идут в определенный отряд. То есть у нас есть группирование по национальностям, у нас есть ребята из ЧВК "Вагнер" - отряд "Музыканты", есть отряд "Ночные волки" — это русские мотоциклисты. Понятно, что из этих организаций ребята пойдут к своим же, поскольку у них одни ценности, одинаковое мировоззрение, им проще между собой договориться.По языкам – то же самое. Абхазы идут к абхазам, поскольку этническая принадлежность и родственные связи. Осетины у нас вместе, сербы у нас вместе. Мы никого не разделяем. То есть все воюют группами, но держатся вместе.У нас неважно, какая у тебя национальность, какой язык, какая вера, какая культура. Здесь царит дух интернационализма. Однажды я приехала на позиции и увидела, как стоит православный перед иконами и крестится, молится перед выходом. А в соседней комнате на коврике мусульманин совершает намаз. И вот такое единство безумно трогает. В нашей малой общности мы показываем, что это возможно и это должно распространяться на весь мир.- А как все это удается сочетать? Интербригады – это ведь очень советская история. Но в "Пятнашке" есть и люди с имперскими флагами, и религии самые разные.- Дело в том, что у нас все строится на любви и взаимном уважении. Наше отличие от противника в том, что мы воюем "за", а не "против". Мы воюем за любовь, за свою Родину, своих детей, свои семьи и свою идеологию. Неважно какой ты веры, на каком языке говоришь, если проповедуешь любовь, дружбу, никого не дискриминируешь и не ненавидишь. Если так, то добро пожаловать!
https://ukraina.ru/20231023/1050401618.html
https://ukraina.ru/20230507/1046012932.html
https://ukraina.ru/20231124/1051313219.html
https://ukraina.ru/20230519/1046359123.html
украина
россия
донецк
донбасс
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2023
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
интервью, украина, военкор, россия, сво, донецк, пятнашка, донбасс
- Елена, как так вышло, что в 2014 году молодая дончанка не уехала в Москву или Киев, чтобы дальше учиться, но пошла в интербригаду "Пятнашка"?
- Ну, в "Пятнашку" я попала уже в 2015 году, а в 2014, ты же помнишь, как "весело" тут все начиналось. Летом несколько раз под обстрелы здесь попадала, а на рубеже 2013–2014 наблюдала, как приезжали так называемые "поезда дружбы" с чисто оруэлловским названием. Как спортивного вида парни выходили на площадь Ленина и били случайных прохожих, чтобы дестабилизировать обстановку. Помню митинги в марте-апреле, когда уже гремели Краматорск и Славянск, и казалось, что в 21 веке такого просто не может быть. Не может быть, чтобы армия, призванная защищать свой народ, обернулась против него. Честно говоря, в моей тогда еще семнадцатилетней голове это никак не укладывалось.
У меня действительно были совсем другие планы на жизнь. Я мечтала приехать в Киев или в Европу. У меня тогда была музыкальная группа и я хотела строить свою жизнь вокруг музыки. Профессия журналиста нужна была для того, чтобы как-то раскрепостить себя, получить коммуникативные навыки и тому подобное. Но учебу я не бросила.
Почему я осталась в Донецке? Был один показательный момент. Когда в 2014 году практически весь преподавательский состав университета переехал в Винницу, большая часть потока тоже уехала. А я пошла в университет, чтобы понять, что делать дальше, как вообще жить. Потому, что не было ясности насчет легитимности наших дипломов, учитывая строительство нового государства. Что будет дальше?
Пришла и увидела нескольких преподавателей с горящими глазами и нескольких одногруппников. Из потока в сто человек осталось около тридцати. И тогда я поняла, что хочу быть с ними. Не хочу в Винницу. Мне чужда их идеология. Не хочу слушать их лозунги. Мне это претило.
А потом я узнала, что некоторые преподаватели ходят на работу пешком, чтобы вести у нас пары. Один из них – Виктор Федорович Вовенко 44 года рождения. Он ходил пешком с Полиграфической улицы. Это Киевский район. Туда неоднократно прилетало. Это вот шесть-семь километров минимум.
Целый год им не платили зарплату, но эти люди остались только потому, что остались мы. И вот как-то для меня это было бы предательством – уехать и бросить их. Думаю, что это работало и в обратную сторону. Уехав, они бросили бы нас.
Позже стали получать аккредитацию, дипломы и так далее, но вот этот переходный период был очень тяжелым. Но я нисколечко не жалею, что осталась, поскольку здесь преподаватели понимают, каким должен быть настоящий педагог.
Плюс – война. Между студентом и педагогом всегда есть определенная дистанция. Так или иначе, вы соблюдаете некие условности. Но война смела эти условности. В университете я чувствовала себя как в большой семье и это до сих пор так. Я на коротком звонке и с деканом факультета Инессой Михайловной Артамоновой, и с несколькими преподавателями, и с тем же Виктором Федоровичем, и с другими людьми, которые вкладывали в нас и продолжают вкладывать.
Столько лет прошло с тех пор, как я закончила универ, но мы до сих пор общаемся. Они смотрят мои материалы, дают профессиональные советы, вносят какие-то коррективы.
А в "Пятнашку" я пошла потому, что…ну как можно было остаться в стороне?
- Почему именно "Пятнашка"? Тогда ведь хватало ярких подразделений.
- Честно говоря, я, к моему стыду, не знала тогда, что такое "Пятнашка". У меня там служил одноклассник, а мой дом находится почти в сотне километров от Донецка. Он еще под оккупацией, и когда в последний раз была там осенью 2014, возвращалась через Карловский блокпост.
Проверяли документы. Парнишка в "балаклаве", с Георгиевской лентой, с автоматом наперевес говорит мне: "А вы за мной!" Ну…сердце в пятки. "Где ж я так накосячила? Что натворила?" - думаю. Какое-то там здание было. Ставят меня к стенке, ну прямо как в фильмах.
"Ну все, сейчас вас расстреливать будем", - говорит. "За что? Что происходит?" - спрашиваю. Он снимает "балаклаву", а это мой одноклассник. Го-о-осподи! Причем не виделись много лет. Мы учились три года вместе, я школу сменила.
В общем, возобновили общение. Он тогда в "Пятнашке" служил и рассказывал, что у них происходит. Аэропорт, Шахтерск, Еленовка, другие горячие точки. Каким-то образом, когда у моей рок-группы был последний концерт, он прорвался на территорию Украины и пришел на концерт. Это было безумие какое-то. Безумие и отвага, как говорится.
Однажды сказала ему, что хочу быть причастной: мыть казарму, готовить еду, что угодно. Хочу помогать Родине, приносить пользу. В профессии-то у меня еще не было никаких навыков. К тому времени я закончила первый курс и считала, что на информационном фронте полезной быть не могу.
Он предложил приехать и познакомиться с командиром, а там уж как получится. Там у меня спросили, что делать умею. Сказала, что учусь на журналиста. "Тогда журналистикой и занимайся", - ответили мне.
Первым у меня был выезд в только-только освобожденный город Дебальцево. Интербригада "Пятнашка" привезла туда первый концерт. Тогда артисты из Ярославля приехали.
А надо понимать – город стоит в руинах, люди только из подвалов выбрались. Над ними издевались украинские военные, они сидели без еды, воды и лекарств. Просто тотальный какой-то ужас. Здесь в Донецке еще относительно благополучно все было.
Когда я приехала – это был шок. Я психологически оказалась не готова к увиденному. Но когда увидела горящие глаза людей, когда война для них закончилась, и они испытали катарсис освобождения через страдание, мне стало легче. Они танцевали, они пили чай, они ели пряники, они развернули полевую кухню. И это были такие искренние эмоции. Тогда я поняла, что нахожусь на своем месте. Я хочу быть причастной, я хочу это документировать.
Так потихоньку стала учиться профессии, стала учиться монтировать, сводить звук, делать сюжеты. Смотрела, как это делают федералы. Понятно, что первые мои сюжеты – это просто страх Божий, это людям вообще показывать нельзя. Но люди, к сожалению, это видели (смеется). Вот так в "Пятнашке" начался мой профессиональный путь.
- Дальше – "минское затишье", семья, ребенок, жизнь в большой России. Трудно ли было возвращаться, когда началась СВО?
- Трудно было уезжать. Я долго шла к этому решению, поскольку понимала, что просто обязана обеспечить ребенку безопасность. Муж воевал здесь, а мы уехали в Новосибирск и жили там какое-то время. Но когда здесь все гремело, все равно ты как сумасшедший, как наркоман читаешь эти новости в Телеграм-каналах.
Когда находишься здесь, все немножечко проще. Те же сводки как-то спокойнее воспринимаешь, поскольку собственными глазами видишь, что происходит. А когда читаешь, находясь очень далеко, уровень тревожности возрастает до максимума.
Я вернулась потому, что это моя Родина, мой дом. Я понимала, что нужна здесь, а потому решение далось мне легко.
- Как за эти годы изменилась "Пятнашка"? Как изменилась сама война? У нас теперь беспилотники правят бал. В начале войны ничего подобного не было.
- Ну да. Раньше могли что-то вычислить, разбомбить базу. Сейчас война стала технологичнее. Дроны – это понятно. Угроза максимальная. Если раньше в темноте стоило бояться только тепловизоров, то сейчас и дроны летают, и дроны-камикадзе. Это, конечно же, страшно и непонятно, но к этому привыкаешь.
В "Пятнашке" тоже изменилось многое. Она разрослась. Теперь это "Дикая дивизия Донбасса". Несколько батальонов, очень много добровольцев. Из России сейчас подтягиваются добровольцы, из Азии. Это тоже новый опыт для нас.
Если раньше у нас были европейцы, представители стран СНГ, весь Кавказ, то сейчас приезжают из Азии – Япония, Южная Корея. Казалось бы, эти страны близки к США, но и там люди тоже не согласны с происходящим. С этим навязыванием "демократии". И уже то, что люди приезжают к нам издалека, дорогого стоит.
Теперь у нас есть полноценный пресс-центр, а у меня есть профессиональные навыки, благодаря которым уже я могу что-то дать подразделению, а не наоборот.
Информационная работа, конечно, поставлена на совершенно другом уровне. Работаем в штатном режиме: выезды на передовую, полигоны. Постоянно находимся с личным составом, документируем все, что с ними происходит. Я ведь люблю собирать какие-то личные истории, когда ребята рассказывают о своих семьях, передают приветы, дают телефоны, чтобы я переслала их мамам, женам, детям какие-то искренние эмоции. Тогда взрослые, грозные мужчины начинают таять, поскольку это такая нежность, доброта, какое-то проявление чувств. Вот это для меня самое ценное.
- Насколько имидж подразделения сегодня важен и для своих, и для противника?
- Для противника – в первую очередь. Наш командир уже в 2014 году понимал важность этой работы, поскольку слово ранит не меньше, чем пуля, а порой даже сильнее. С помощью слов можно перевести этот конфликт на новый виток эскалации, а можно нивелировать эскалацию. Слова играют важную роль, я считаю.
- Тут можно вспомнить наших украинских коллег, которые все эти годы поднимали и сейчас продолжают поднимать градус ненависти.
- Да. Но у нас задачи совершенно другие внутри подразделения – показывать работу парней. Кто, если не мы, расскажет о том, как геройски они ведут себя на фронте? Плюс – имидж подразделения. Одно дело, когда ты идешь в подразделение под каким-то номером, другое – когда у него есть имя и репутация.
Не так много подразделений, у которых есть имя и какой-то бэкграунд. Понятно, что у нас есть номер войсковой части, военкоматы, все как положено. Но есть и определенный бренд, под которым мы работаем, и люди идут не в какую-то часть. Они видят в интернете командира и понимают – вот этот командир мне близок по духу, я хочу служить у него.
А это ведь очень важно – иметь коннект с командиром, когда вы понимаете друг друга с полуслова. Тогда боевая задача выполняется эффективнее.
Люди идут в определенный отряд. То есть у нас есть группирование по национальностям, у нас есть ребята из ЧВК "Вагнер" - отряд "Музыканты", есть отряд "Ночные волки" — это русские мотоциклисты. Понятно, что из этих организаций ребята пойдут к своим же, поскольку у них одни ценности, одинаковое мировоззрение, им проще между собой договориться.
По языкам – то же самое. Абхазы идут к абхазам, поскольку этническая принадлежность и родственные связи. Осетины у нас вместе, сербы у нас вместе. Мы никого не разделяем. То есть все воюют группами, но держатся вместе.
У нас неважно, какая у тебя национальность, какой язык, какая вера, какая культура. Здесь царит дух интернационализма. Однажды я приехала на позиции и увидела, как стоит православный перед иконами и крестится, молится перед выходом. А в соседней комнате на коврике мусульманин совершает намаз. И вот такое единство безумно трогает. В нашей малой общности мы показываем, что это возможно и это должно распространяться на весь мир.
- А как все это удается сочетать? Интербригады – это ведь очень советская история. Но в "Пятнашке" есть и люди с имперскими флагами, и религии самые разные.
- Дело в том, что у нас все строится на любви и взаимном уважении. Наше отличие от противника в том, что мы воюем "за", а не "против". Мы воюем за любовь, за свою Родину, своих детей, свои семьи и свою идеологию. Неважно какой ты веры, на каком языке говоришь, если проповедуешь любовь, дружбу, никого не дискриминируешь и не ненавидишь. Если так, то добро пожаловать!
