Долгая война выгодна Западу, который эту тотальную войну на уничтожение России и развязал. А нам необходимо как можно быстрее покончить с киевским режимом, а уже потом думать, что делать с остальным Западом, пушечным мясом для которого служит сейчас современная Украина, считает депутат Государственной думы России, глава «Союза добровольцев Донбасса» Александр Бородай.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Александр, расскажите о текущей ситуации в зоне СВО: что происходит на севере, что на юге, что на Донецком направлении?
— Вкратце: бои происходят. Понятное дело, что идут бои на юге: на Каховском плацдарме, в Херсоне не совсем спокойно, были недавно попытки высадки на Кинбурнской косе. Попытки — честно говоря, довольно слабые, несущественные — отбиты.
Бои идут. На Каховском плацдарме бои, как всегда за последнее время, за последние недели, отличаются серьезностью, напряженностью, но вражеская пехота и бронетехника там успеха не имеет. Несут чрезвычайно тяжелые потери.
Ситуация понятна: наша оборона везде пробует сейчас на зуб противника, противник прекрасно понимает следующее: что, когда листва упадет, — а это произойдет довольно скоро, где-то в середине октября, — соответственно, их позиции и артиллерийские, и позиции бронетехники (впрочем, так же, как и наши) будут открыты для взора противника.
Это означает, что произойдет некоторая стабилизация фронта. И бронетехника, и артиллерия будут или глубоко закопаны в землю, или будут оттянуты подальше. На непосредственной линии боевого соприкосновения останется только пехота.
Это будет способствовать стабилизации линии фронта. Нельзя говорить, что все замрет, но, конечно, интенсивность операций будет значительно ниже, чем в весенне-летний период. Это все прекрасно понимают. Поэтому нашему противнику за оставшееся время надо достичь максимальных успехов, прежде всего территориальных, любой ценой, невзирая на потери в живой силе и технике, — для того, чтобы эти успехи предъявить мировому сообществу, потребовать от него еще больше денег, оружия, людей в виде наемников, вообще всего, чего можно снять со спонсоров всей этой тотальной войны против нас. Соответственно, на этом закрепиться до очередной весны.
Естественно, Западу это очень выгодно, потому что Запад хочет максимально затянуть конфликт и сделать так, чтобы жертвы с обеих сторон были бы тоже максимальны.
После неудачи под Харьковом очевидно, что федеральные силы готовятся к определенному реваншу. Я понимаю ситуацию, но, извините, я далеко не все могу сказать в СМИ. Думаю, что противника ждут сюрпризы довольно существенные. Просто не могу сказать, на каком направлении.
Бои идут и под Донецком и существенно севернее Донецка, на Луганщине. Бои продолжаются и на территории Харьковской области. Да, мы, конечно, очистили вроде бы Харьковскую область с формальной точки зрения, но на самом деле пока некоторые подразделения находятся на территории области и успешно выполняют там задачи.
— Как раз на Харьковской области хотелось бы остановиться несколько подробней. Расскажите о причинах сложившейся ситуации на этом направлении. Глава ДНР сообщает, что на Кременную уже идут попытки со стороны ВСУ прорваться, а Кременная — это уже ЛНР.
— Да, территория (ЛНР. — Ред.), которая относительно недавно была полностью освобождена от противника. Совершенно верно, наступление противника продолжается, и он ведет наступление, невзирая на потери, которые несет. Чрезвычайно тяжелые потери.
Для нас это отчасти выгодно, драться в обороне значительно проще, чем в наступлении. Мы все это время дрались в наступлении, не имея численного превосходства над противником, ситуация прямо противоположная: нас было меньше, а противника — больше.
К сожалению, одним из факторов, который привел к довольно неприятному поражению в Харьковской области, является фактор малолюдства фронта. Чему способствует сам характер специальной военной операции. Потому что специальная военная операция — это не война. Военного положения нет. Воюют только те, кто хочет.
Это для нас чисто добровольческая война. Неважно, о ком мы ведем речь, о представителях федеральных сил, о добровольческих отрядах и подразделениях… За исключением корпусов народной милиции ДНР и ЛНР, силовых структур республик Донбасса. Там — военное положение, мобилизация, там воюют все, кому положено. Кого государство призвало, те и воюют. Те, кто хочет идти в бой, — те идут в бой.
Очевидно, что на такой серьезной и жестокой специальной военной операции, прости господи, в таком жестком режиме интенсивных боевых действий найти сотни тысяч добровольцев, которые охотно полезут на передовую, не такая простая задача.
Нет, они, конечно, приходят. Естественно, приходят постепенно — поступают резервы. Но было бы намного проще, если бы государство обязало людей. Когда государство обязывает — это стимул в том числе, и серьезный моральный стимул для того, чтобы идти в бой. Был вопрос — проще так сделать. Но у нас нет мобилизации, даже самой что ни на есть частичной. Я не говорю уже ни про какую ни тотальную, ни полную, ни всеобщую мобилизацию.
Всеобщая мобилизация для нашей страны, я напомню, это плюс-минус 14-15 миллионов человек. А у нас нет никакой, даже на 300–400 человек, даже такой мобилизации нет. Просто никакой. И любой «пятисотый», по сути, дезертир — это просто человек, который в случае чего нарушил условия контракта. Поэтому может идти на все четыре стороны без особенных проблем.
Одним словом, малолюдство фронта — это и есть одна из причин. В том числе, насколько мне известно, там имел место определенный фактор предательства. Дело в том, что многие участки фронта (обороняются. — Ред.) не только федеральными частями, подразделениями или добровольческими отрядами, но и подразделениями союзных сил. А там все-таки и солдаты, и офицеры — прежде всего, речь идет об офицерском составе — это люди, с которыми проще работать противнику с точки зрения агентурного режима, агентурной работы.
Естественно, они бывшие граждане Украины, у них там остались родственники, связи, интересы… И их шантажировать — даже не обязательно подкупать, а просто шантажировать чем-то — противнику значительно проще.
Я не хочу сейчас называть ни номера, ни названия части, но был факт, когда некая часть очистила участок фронта буквально за час до удара противника. После чего за сорок минут массированного наступления был нанесен существенный ракетный удар по штабу группировки в Балаклее. Затем в образовавшуюся «дырку» хлынула численно превосходящая все наши возможные подразделения на фронте и все возможные резервы — намного, в десятки раз превосходящая, — масса противника.
Тут стремительного отступления было не избежать. Хотя это отступление произошло очень упорядочено и без существенных потерь. Если говорить о военном факторе нашего поражения в Харьковской области, то он весьма несуществен. Если не считать одного факта: мы потеряли Балаклейские артиллерийские склады. Для нас эти склады были нашими трофеями. Это огромные артиллерийские склады, которые были заложены и созданы в Советском Союзе, там было чудовищное количество боеприпасов. Из этих запасов питались и наши войска, кое-что из нового мы довозили. То, что эти склады оказались в руках у противника, — это печально.
Но есть самый важный фактор всей этой неприятной истории на харьковском направлении — это фактор морально-психологический. Во-первых, внутри России население, которое пребывало в счастливой, тупенькой, я бы сказал, эйфории относительно того, что наши войска бесконечно непобедимые, все у нас прекрасно, и вообще, жили здесь люди, да и, собственно, живут сейчас мирной, спокойной жизнью, — они с удивлением обнаружили, что на самом деле идет серьезная война, Специальная военная операция, серьезные боевые действия, и не всегда все так оказывается однозначно с нашей непобедимостью. Это первое.
Второе: то же самое обнаружили те страны, которые смотрят на то, как развивается конфликт. Все же понимают, что конфликт развивается не между Россией и Украиной, а между Россией и глобальным Западом. Естественно, в мире есть огромное количество стран, в том числе серьезных, мощных, с собственными экономиками, с серьезными политическими амбициями, которые очень устали от диктата США в политической и экономической сфере, вообще от глобального тотального доминирования США в самых разных сферах. Конечно, они хотели бы от этого диктата избавиться. И они смотрят на Россию как на авангард антиамериканского движения. Но когда они видят, что Россия где-то начинает проседать и проигрывать…
Им кажется, что это происходит, потому что это совсем не так. Та неудача, которую мы потерпели в Харьковской области, если говорить о глобальных наших возможностях и целях, то она очень несущественная. Они тоже смотрят и понимают, что надо как-то отношения с Россией пересмотреть, где-то больше разговаривать с позиции силы, что-то навязывать. Так что есть и внешнеполитический фактор неудачи под Харьковом.
И самый главный, основной фактор, железобетонный, очень нехороший фактор нашей неудачи — это то, что мы бросили население Харьковской области, которое, я бы сказал, в большинстве своем относилось к нам хорошо, считало нас своими, получало российские паспорта. И уже люди собирались всю свою жизнь жить в России – так, чтобы они сами, их дети, внуки, жили бы в России. Теперь мы вынуждены их оставить на растерзание всяким подонкам, нацистам — как хотите, можно называть. И много эмоций по этому поводу.
Очевидно, что участь этого населения, мягко выражаясь, незавидна. Я не беру тех, кто успел бежать с нашими войсками, отступить. Беженцы спаслись, войска дали им такую возможность. Но те, кто не успел отступить, — им остается только посочувствовать. А это наши люди, это российские граждане. Большинство из них получили российские паспорта, это такие же граждане, как граждане, которые живут в Москве, в Санкт-Петербурге, в любом городе Российской Федерации.
Этих граждан мы, к сожалению, на сегодняшний день потеряли. Боюсь, очень многих безвозвратно. Это приводит к тому, что население тех освобожденных территорий — ДНР, ЛНР, освобожденных территорий Херсонской или Запорожской областей — тоже начинает на нас смотреть… Yу, я бы сказал, с некоторым испугом. Потому что если могли уйти из Харьковской области, то почему мы не можем уйти откуда-нибудь еще.
Там такое бывает, что люди, которые уже получили российские паспорта на руки, начинают их терять и резать на ленточки. И мы все это видим. Тем более что и в Херсонской, и в Запорожской областях действуют многочисленные ДРГ, мы знаем о многочисленных случаях убийств представителей местных военно-гражданских администраций. Буквально недавно был очередной случай в Бердянске, когда убили нашего чиновника и его жену. Поставили на колени и застрелили в гараже.
Как вы думаете, это как-то влияет на моральный дух? Наверное, влияет. А у нас, видите ли, есть еще такая штука: мы даже оружие этим людям на руки раздать не можем, потому что им не положено. Чтобы они сами себя могли защитить.
Мы можем спасти их от террористических атак? Нет, не можем. Потому что от террористических атак может спасти, прежде всего, профилактика терроризма — это надо уничтожать тех террористов, которые в Киеве сидят. Ну, может быть, еще кое-где, существенно западнее Киева. Вот с этого надо было начинать, если вы не можете предупредить террористические атаки, если у вас сил не хватает — что естественно, потому что не могут те сотрудники ФСБ и сотрудники спецназа, которые находятся в этих населенных пунктах, уберечь всех, на кого направлены террористические атаки.
Ну, так найдите в себе моральные силы, раздайте этим людям оружие, чтобы они могли себя защитить. Простая вроде бы вещь! Я буквально вчера разговаривал на эту тему с некоторыми государственными чиновниками — просто стена непонимания. «Пусть они купят себе травматическое оружие». Ага! Против диверсантов — с травматическим пистолетиком! Даже слов нет.
— Вы говорили о том, что близится сезон холодов, зеленка скоро спадет — деревья будут стоять без листвы, позиции оголятся. Это повлечет также и изменения в оснащении, в экипировке людей. Что сейчас нужно фронту? Оснащение, экипировка, оборудование? Что нужно нашим бойцам?
— Все очень просто. Недавно разговаривал на эту тему с Денисом Пушилиным. В Донецкой народной республике сейчас стоит один из моих батальонов — батальон «Союза добровольцев Донбасса». Я туда свозил Дениса, представил ему командира батальона. Познакомились. Он говорит, что там парням «Викинга» требуется? Я говорю: прежде всего печки-буржуйки. Сейчас, действительно, на фронте очень нужны всем печки-буржуйки, надо быстро их делать, покупать, тащить.
А еще, как вы понимаете, что нужно сейчас на фронте? Сейчас дни будут короткие, а ночи длинные. Поэтому резко возрастает роль приборов ночного видения, ночных прицелов, тепловизоров. Это всегда было нужно, но сейчас это нужно в очень резко возросшем количестве и в первую очередь. Потому что значительная часть боевых действий сейчас будет проходить в условиях темноты. Поэтому да, в наших подразделениях это весьма нужные вещи, на это сейчас делается упор. Помимо такой бытовухи, как теплые спальники и теплая одежда, — это понятно, об этом и говорить нечего.
— Нелишним будет еще раз проговорить, люди часто не понимают.
— Хорошо, да. Из того, что действительно очень значимо, то, что стоит существенных денег, то, что сложно — но всегда нужно на фронте. Первое: колеса, имею в виду машины, хотя и колеса тоже, потому что колеса наезжают на пэфээмки, рвутся. Поэтому если доставляешь на фронт машину, то лучше доставлять с комплектом запасной резины, а лучше — с двумя. Шины — это очень расходный материал, особенно в условиях, когда есть противопехотные мины.
Связь — она нужна всегда, но связь нужна хорошая, потому что не очень качественной связи, всяких мелких раций типа «Боафенгов», «Аргутов» и всего прочего достаточно. А связь нужна хорошая, качественная, защищенная. Я мог бы называть отдельные марки, но, пожалуй, не буду, потому что мало ли какая информация окажется полезной для наших противников, о том, какой связью мы пользуемся. Связь — это всегда важно.
— Еще один момент — это беспилотники. Отдельно — вопрос об эффективности иранских дронов. Был ли уже опыт их применения? Насколько дроны «Герань-2», «Герань-6» изменят картину на поле боя?
— Я вам честно скажу: у меня у самого лично опыта применения этих беспилотников не было, в моих подразделениях тоже. У нас же подразделения добровольческие, поэтому мы вроде как воюем в армии и вместе с армией, но при этом мы же не военные, а как бы гражданские. Поэтому нам всей этой роскоши не досталось, и когда достанется, неизвестно. Поэтому беспилотники у нас обычные, те самые, которые натащены нами, нашими товарищами, спонсорами и всеми прочими.
Я слышал выступление какого-то ответственного чиновника, который говорил, что беспилотников у нас хватает, и вообще, они у нас самые замечательные, фронт полностью укомплектован. Вот этого дядю хотелось бы вынуть из телевизора и засунуть его куда-нибудь в штурмовую атаку… C этими беспилотниками, которых реально нет, не хватает! «Орланы» есть, конечно, у нас в каком-то количестве, но их категорически не хватает даже для корректировки стрельбы артиллерийских орудий.
Что касается наших подразделений, то мы пользуемся тем, чем пользуемся. Я могу сказать, что беспилотники — это не самая колоссальная проблема на сегодняшний день. Раньше был жесткий дефицит, сейчас дефицит в основном удовлетворен. То, что появятся иранские беспилотники, — это, наверное, очень хорошо и, наверное, поможет, но ведь есть еще масса других проблем.
Я напоминаю, что беспилотники очень хороши не только для разведки. Нужны ударные беспилотники. Бог с ними, с ударными. Нужны БПЛА, прежде всего для того, чтобы корректировать огонь артиллерии. А вот сменные стволы — это проблема. Снаряды определенных типов тоже проблема. В общем, проблем море, их просто надо решать комплексно.
Есть такая простая штука, которой тоже надо заниматься. Эта простая штука называется перевод промышленности, или хотя бы некоторой ее части, на военные рельсы. Это вопрос не только того, чтобы вызвать лишнюю смену рабочих, но и того, чтобы обеспечить их бюджет. У нас же промышленность — так же как и Министерство обороны, напомню, — пока живет странным образом по бюджету мирного времени, который принимался Государственной думой в прошлом году, когда еще никакой специальной военной операции не было совсем.
Поэтому важно решить вопрос увеличения масштабов и качества нашей собственной военной продукции, причем самых разных типов. Хотя, конечно, и поставки из других стран, которые нам готовы поставлять, нас обеспечат чем-то, чего у нас не хватает.
Но на одних беспилотниках мы специальную военную операцию не выиграем. Или будем выигрывать еще очень долго и упорно, а нам нужно всю эту ситуацию завершить как можно скорее, потому что долгая, упорная, длящаяся годами специальная военная операция выгодна не нам. Она выгодна не тем людям, которых мы освобождаем от гнета нацистского режима. Она выгодна тем, кто организовал эту войну… С нашей стороны — СВО, а с их стороны — тотальную войну против нас, войну на уничтожение.
Такая история выгодна глобальному Западу, а не нам. А нам лучше напрячься и быстро покончить с киевским режимом, покончить окончательно. Остановиться где-то во Львове, на польской границе, а тогда уже решать, что делать с остальным Западом, пушечным мясом для которого сейчас является современная Украина.