"Пацификация". Как бандеровцы получили аргумент для оправдания "Волынской резни"

Польско-украинское вооружённое противостояние в Восточной Галичине в межвоенный период ныне кажется неизбежным. Однако стоит отметить, что даже на "первое выступление" (серию террористических актов) Украинской военной организации (УВО) в 1921-1923 годах власти Польши отреагировали достаточно мягко, хотя среди целей украинских террористов был сам начальник Польского государства Юзеф Пилсудский.

Однако покушение 25 сентября 1921 года во Львове закончилось неудачей: Пилсудский вообще не пострадал, а львовский воевода Казимир Грабовский получил лёгкие ранения.

Тогда были арестованы 27 членов УВО, что привело к временной приостановке акций этой организации. Однако к лету следующего года подчинённые Евгения Коновальца начали борьбу с поляками со свежими силами.

По данным II отдела Главного Штаба Войска Польского, с января 1922 по март 1293 года произошёл 301 акт террора и саботажа, в частности, было убито 22 полицейских, жандармов и военнослужащих, сожжено почти 100 имений и более 50 хозяйств польских колонистов, повреждены железные дороги, мосты и телеграфные линии.

Но жертвами украинских националистов становились и их соплеменники, которые выступали за примирение с поляками. Так, 15 октября 1922 года был убит поэт и учитель Сидор Твердохлиб, кандидат в депутаты Сейма Польши и создатель избирательного блока "Хлеборобы".

Но украинские националисты как раз хотели выборы в Сейм на территории Восточной Галичины сорвать, пытаясь доказать Лиге Наций, что Варшава не контролирует этот регион, где украинское население было большинством.

Несмотря на все эти потуги, 14 мая 1923 года Восточная Галичина была передана Польше с условием решения "украинского вопроса". В частности, речь шла о соблюдении права украинского меньшинства на создание национальной автономии, получении образования на родном языке и открытии украинского университета, соблюдении свободы вероисповедания и свободы политических объединений и культурных организаций.

Хотя Сейм Польши принял соответствующее постановление, но практически ничего из указанных условий не было выполнено. Более того, вопреки обязательствам, взятым на себя польскими властями, украинское население подверглось культурному, политическому и религиозному насилию и террору, было закрыто большинство школ с украинским языком преподавания, а сам язык был запрещён в публичных учреждениях.

Даже само название "Галичина" исчезло из официального употребления, а Львовское, Тернопольское и Станиславовское воеводства стали именовать "Восточной Малопольшей".

Хотя УВО и Коновалец рассчитывали, что их акции в 1921-1923 годах вызовут национальное восстание украинцев, которые составляли большинство в трёх упомянутых воеводствах, этого не произошло.

По мнению польского историка Люцины Кулинськой, причиной стала недостаточная агитационная работа среди украинского крестьянства, ведь большинство актов террора и саботажа осуществляли представители интеллигенции. По оценкам Кулиньской, всего в "первом выступлении" УВО были задействовано около трёх тысяч человек, из которых почти половина оказались в тюрьмах. При этом, учитывая специфический статус Восточной Галичины, чрезвычайное положение в регионе введено не было. Правда, в 1922-1923 году тут действовали особые суды, а в Уголовный кодекс Польши была введена смертная казнь за уничтожение имущества.

Как отмечает Кулиньская, "первое выступление" УВО привело к усилению национального самосознания украинцев Восточной Галичины и затормозило расселение польских колонистов в регионе.

К концу 1920-х годов позиции украинских националистов, которые в принципе не воспринимали существование Польши, в Восточной Галичине постепенно слабли.

Созданная в 1925 году легальная политическая партия, призванная представлять интересы украинского меньшинства Польши — Украинское национально-демократическое объединение (УНДО) — стала парламентской, и пользовалась среди населения куда большим авторитетом, чем непримиримые радикалы из УВО/ОУН*.

По оценкам современников, за короткое время УНДО удалось объединить до 3/4 всех украинских активистов Галичины. Избранный в конце декабря 1929 года премьером Польши Казимир Бартель задекларировал намерение наладить отношения властей с национальными меньшинствами. Одним из первых решений его правительства стало создание в Варшаве украинского научного института.

Министром внутренних дел в правительстве Бартеля, а позже и в кабинете Казимира Славека (стал премьером Польши 29 марта 1930 года) был назначен Генрик Юзевский, бывший замминистра внутренних дел УНР и воевода Волынский в 1928-1929 годах, известный своей политикой сотрудничества с лояльными украинскими кругами.

В июне 1930 года во Львове и Варшаве Юзевский провёл длительные переговоры с митрополитом Украинской греко-католической церкви (УГКЦ) Андреем Шептицким, во время которых обсуждалась нормализация польско-украинских соглашений. Кроме того, депутаты Сейма от УНДО вели аналогичные переговоры с другими правительственными чиновниками. Информация об этом стала достоянием прессы, и в польском обществе появилось предчувствие скорого заключения соглашения с украинцами.

Для радикалов из УВО/ОУН оно стало бы приговором, и в июле 1930-го Коновалец решил организовать "второе выступление" против поляков.

Конечно, акты саботажа, организованные украинскими националистами, происходили и до этого, однако их число было намного меньшим, чем в 1921-1923 годах. Так, за 11 месяцев до 1 июля 1930 года было зафиксировано всего 22 таких случая, из них 10 — в ноябре 1929-го.

Но в конце июня 1930-го на заседании Провода украинских националистов в Праге проводник ОУН Евгений Коновалец дал добро на проведение массовых антипольских акций, в первую очередь — сожжения стогов сена и хлеба, а также польских имений и хозяйств. Эти действия не требовали особой подготовки, и прекрасно ложились на менталитет украинских крестьян. Причём сам Коновалец в успехе запланированных акций уверен не был, заявив своему соратнику по проводу ОУН Дмитрию Андриевскому: "Либо меня за них благословят, либо проклянут".

Отдельные члены провода вспоминали, что Коновалец просто поддержал инициативу галицкого "юношества ОУН", причём "через голову" проводника организации в Восточной Галичине Юлиана Головинского, который выступал против "ухода в глухое подполье и сужения деятельности до старых методов террора".

Так или иначе, к концу августа 1930 года было сожжено 62 жилых дома, 87 сараев, 78 хозяйственных построек и 112 скирд хлеба и сена. Поджоги были наиболее распространенной формой антипольских акций — в августе-сентябре они составили 83% от всех актов "саботажных акций". Кроме того, как и в 1922-1923-м, повреждались железнодорожные пути, мосты и телеграфные линии.

Всё это происходило, чтобы "вызвать панику польского населения, усилить настроения неуверенности и анархии в обществе, что должно продемонстрировать неустойчивость границ и внутреннюю нестабильность польского государства".

Ещё одной целью акции было заявить о создании ОУН, заострить межэтнические отношения на фоне начавшегося улучшения польско-украинских отношений и растущей популярности УНДО, которое объединяло украинское национальное меньшинство и искало компромисс с польскими властями.

29 августа 1930-го у украинских националистов появилась дополнительная цель — срыв на территории Восточной Галичины выборов в Сейм и Сенат Польши, назначенных на 16 и 23 ноября.

Но Коновалец не знал, что к тому времени Юзеф Пилсудский, который де-факто совершил государственный переворот и 24 августа 1930 года занял пост премьер-министра Польши, уже принял решение провести "пацификацию" Восточной Малопольши.

Кстати, в нынешней Польше этот термин пытаются заменить на "полицейскую репрессивную акцию", поскольку в годы Второй мировой войны благодаря действиям гитлеровцев слово "пацификация" обрело совершенно другое значение — полное уничтожение жителей конкретной местности.

В первый же день своего очередного премьерства Юзеф Пилсудский провёл консультации с министром внутренних дел Польши Фелицианом Складковским и принял решение о проведении акции усмирения (дословный перевод слова "пацификация") украинского населения Восточной Галичины. При этом Пилсудский подчёркивал, что речь идёт именно о полицейской, а не военной операции:

"Поджоги, саботаж, нападения и изнасилования в Восточной Малопольше нельзя рассматривать как восстание. Избегайте кровопролития и используйте, в случае добровольной или принудительной поддержки террористов населением, полицейские репрессии, а там, где это не помогает — ввод войск со всеми связанными с этим тяготами. Само присутствие военных не позволит преступникам терроризировать население. Население должно знать, что оно обязано подчиняться властям, а не террористам".

Однако регулярные войска были использованы в ходе пацификации с самого первого дня.

14 сентября 1930 года подразделения 14-го Язловецкого уланского полка, базирующегося во Львове, выдвинулись в направлении нескольких сёл Львовского воеводства.

Но формальной датой начала пацификации считается 16 сентября, когда произошли первые силовые акции против украинского населения края. А 18 сентября 1930 в городке Рогатын (ныне Ивано-Франковская область) состоялось совещание комендантов полиции Львовского, Станиславовского и Тернопольского воеводств, где был окончательно определён состав полицейских сил, задействованных в пацификации. Всего это было 17 рот, в среднем по 60 полицейских в каждой: 9 рот из полицейской школы в Великих Мостах, 3 роты из Львовского воеводства и по две с половиной — из Станиславовского и Тернопольского, в общей сложности 1041 полицейский.

Акции усмирения украинского населения, которые массово начались в Восточной Галичине в октябре 1930 года, выглядели следующим образом: село, которое было заподозрено в нелояльности, окружалось полицейскими, и к командиру вызывали старосту. От него требовали выдать поджигателей, а также оружие и взрывчатку. Если требование не выполнялось, в наиболее подозрительных домах проводились обыски: взламывались полы, разрушались кровли, что фактически было равносильно уничтожению дома. В случае отказа открыть дверь — её выламывали. При этом зачастую уничтожались личное имущество и провизия.

Обыски происходили не только в частных домах, но также в помещениях, которые принадлежали украинским организациям и Украинской греко-католической церкви — при том, что глава Станиславовской епархии УГКЦ владыка Григорий Хомишин огласил открытое пастырское письмо-обращение с осуждением действий УВО-ОУН.

Украинских активистов и сочувствующих им крестьян задерживали и публично секли, давая по 25-30 ударов хлыстом. При этом их заставляли ругать Украину и провозглашать здравицы в честь Пилсудского.

Надругательству подвергались любые проявления "украинства": надписи на украинском языке, кладбища Сечевых Стрельцов, портреты Франко и Шевченко. Общины каждого населенного пункта, где проводилась пацификация, также должны были заплатить контрибуцию польской полиции и армии продовольствием, скотом и фуражом.

В целом же карательная акция быланаправлена не столько на выявление виновников акций саботажа, сколько на общий террор против гражданского, в подавляющем большинстве невиновного населения, что должно было стать наказанием за нелояльность целого края.

Пацификация с участием полиции охватила 325 населенных пунктов в пятнадцати уездах, а с участием военных — 168 сёл в четырнадцати уездах Восточной Галичины. Всего было усмирено 450 сёл, в некоторых из них проходили как полицейские, так и военные акции. Всего было проведено 5195 обысков, в их ходе было обнаружено 1287 сабель, 566 револьверов, 398 штыков, 31 граната, несколько десятков метров бикфордова шнура и 99,8 кг взрывчатки. По украинским данным, подверглись побоям 1357 человек, среди них 93 школьника, более 40 женщин были изнасилованы, погибли 7 человек.

Польские власти отрицали смерти во время пацификации, заявив лишь, что 30 сентября "во время попытки к бегству" был застрелен краевой проводник ОУН Головинский.

К концу осени 1930 года по подозрению и за участие в акции УВО-ОУН было арестовано 1739 человек, среди них и бывшие депутаты Сейма от УНДО — хотя эта партия публично осудила "антипольскую акцию" украинских националистов. До 10 января 1931 года 596 человек было освобождено, из оставшихся под стражей менее 30% получили в судах небольшие сроки тюремного заключения, остальные были признаны невиновными.

В ходе пацификации в Рогатине, Дрогобыче, Тернополе и Станиславове были закрыты украинские гимназии, а во Львове — украинская начальная школа. Львовская украинская гимназия осталась, но в ней сократили количество классов.

На конец 1930 года во всей Восточной Галичине остались только четыре государственные школы с украинским языком обучения. Молодёжная скаутская организация "Пласт", которая к тому времени полностью перешла под контроль ОУН, была запрещена. Там, где, по данным полиции, региональные отделения украинских организаций ("Луг", "Сокол", "Просвита") контролировали члены ОУН, они закрывались — принудительно или "добровольно". Также были ликвидированы один украинский кооператив и две других организации.

Пацификация была свёрнута в ноябре 1930 года, накануне выборов в Сейм и Сенат.

Одним из последствий этой акции была потеря УНДО значительной части голосов украинцев Восточной Галичины, которые в результате запугивания проголосовали за провластный "Беспартийный блок". Но в целом в выигрыше от пацификации оказались как Пилсудский и польские власти, так и радикалы из УВО-ОУН.

Первые смогли практически свести на нет террористическую и саботажную активность украинских националистов в Восточной Галичине и спокойно провести выборы в крае. И хотя на Польшу поступили официальные жалобы в Лигу Наций, которые поддержали ряд европейских политиков (в частности, десятки депутатов британского парламента от лейбористской партии), и был даже создан "комитет трёх" из представителей Великобритании, Норвегии и Италии для расследования обвинений, однако для польских властей всё закончилось благополучно.

30 января 1932 года Лига Наций приняла постановление, в котором было сказано, что "Польша не проводит политику преследования и насилия в отношении украинцев", и что "усмирение" было вызвано самими украинцами из-за их "революционных действий" против польского государства.

Вторые официально заявили, что "наша цель достигнута: создано требуемое впечатление в украинском обществе и у ляхов, и чужеземцев", и это было близко к истине — пацификация дала сильный толчок дальнейшему росту украинского национального самосознания, чрезвычайному усилению враждебности к польскому государству и полякам в целом, и привела к радикальному обострению украинского-польских отношений не только в Восточной Галичине, но и на Волыни.

А в одном из закрытых документов провода ОУН, который не так давно был обнаружен в одном из архивов Праги, саботажная акция лета-осени 1930 года была названа глупостью, но при этом подчёркнуто: "Дурак счастие имеет" — и украинской революции пришла на помощь ещё большая глупость поляков, которые, как известно, по избирательным мотивам пошли на пацификацию…"

На международной арене ОУН получила известность, ведь о пацификации вышли сотни публикаций в СМИ Германии и Италии, а затем и во Франции и Англии, причём особое внимание этой теме посвятила газета The Manchester Guardian (современная Guardian).

Такая "реклама" привела к значительным пожертвованиям в пользу "освободительного фонда ОУН" от украинских эмигрантов во многих странах Европы и Северной Америки. Также увеличилось финансирование украинских националистов со стороны правительств Литвы и Германии. В частности, за немецкие средства была подготовлена и издана на нескольких языках "Чёрная книга" о пацификации с фотографиями и свидетельствами, которые должны были подтверждать "польское преступление против украинцев".

Но самое главное — украинские националисты получили аргумент для оправдания "Волынской резни".

Причём после двух Майданов в Киеве практически официально считают пацификацию причиной трагических событий на Волыни в 1943-1944 годах. К примеру, об этом прямо говорил заместитель министра образования и науки Украины (2008-2010, 2014-2019) Максим Стриха.

А что даже по украинским данным в ходе пацификации погибло семь человек, а не десятки тысяч, как в польских сёлах на Волыни, да и никакой пацификации на Волыни не было — так это для физика и писателя Стрихи и ему подобных явно не имеет никакого значения.