На самом деле его звали Михаил Соломонович Гольцман. Родители Мишиного отца до революции владели бакалейным магазином в Крыжополе и были весьма состоятельными людьми. Однако Гражданская война и НЭП закончились, и заниматься предпринимательством в Советской Украине стало не совсем безопасно, поэтому папа у Миши работал простым рабочим, а мама — воспитательницей в детдоме.
Тем не менее они жили в самом центре города Киева, который, когда Мише исполнилось пять лет, стал столицей Советской Украины. От подъезда их дома на Малой Васильковской (современная улица Шота Руставели) до площади Калинина (современный майдан Незалежности) было всего несколько минут ходьбы. Жили небогато, но весело, вчетвером с младшим братом Лёней в 14-метровой комнатке большой коммунальной квартиры.
С раннего детства у Миши проявились задатки комедианта. Он обожал смешно и похоже копировать Чарли Чаплина — своего кумира, чему способствовали природная чернявость и низкий рост. Мальчик любил показывать свои пародии и родным, и друзьям, и близким… и даже простым прохожим, которые на время останавливались, забыв о своих делах, поглазеть на импровизированное выступление забавного мальчишки.
Никуда не делась и наследственная «торговая» хватка.
Уже с 10 лет Миша бегал на Евбаз (Еврейский базар) — центральный рынок города — и продавал всё, что давали ему продать его родители: чулки, платки… летом неплохо шла обычная холодная вода, которой торговцы спасались от полуденного зноя. Иногда его выручка оказывалась больше, чем зарплаты папы и мамы. Но была у этого бизнеса и обратная сторона — мальчика несколько раз забирали в милицию. После формальных разбирательств через пару часов он «выходил на свободу», снова набирал в чайник ледяную воду или брал товар и отправлялся обратно на рынок.
Чтобы заинтересовать спекулянтов, Миша часто начинал «играть», таинственно сообщая им, что чулки — ворованные, хотя на самом деле их подпольно изготавливали знакомые его родителей. От слова «ворованные» спекулянты теряли чувство осторожности и всё скупали. У мамы мальчика, которая такими талантами не обладала, дела с продажами шли намного хуже.
Весной 1941 года врачи поставили Мише опасный диагноз — туберкулез, ещё несколько десятилетий назад это был бы смертный приговор. Обеспокоенные родители выхлопотали сыну путёвку в крымский санаторий: местный сухой воздух — одно из лучших средств от лечения этого опасного заболевания. Однако долечиться в Крыму мальчику не дала начавшаяся война, санаторий вместе с пациентами эвакуировали на Северный Кавказ в Тиберду.
Мама Миши не захотела оставаться по другую сторону границы от своего старшего сына, и семья уехала из Киева в одном из последних эшелонов к папиной сестре в Ташкент. Это спасло её от смерти в Бабьем Яру: родственники и знакомые Мишиных родителей верили, что при немцах в Киеве расцветут торговля и ремёсла, остались ждать их прихода… и дорого заплатили за своё заблуждение.
Миша на Кавказе выздоровел, но уезжать не хотел: он был любимцем всего санатория. После нескольких требовательных писем матери к администрации его, наконец, из Тиберды отправили в Ташкент. Уехал он вовремя. Когда «культурные» немцы вошли в этот кавказский город-курорт, первое, что они сделали, это расстреляли всех пациентов туберкулёзных санаториев и медицинский персонал.
В Киев семья вернулась сразу после освобождения города весной 1944 года.
Миша пошёл в школу… из которой его тут же отчислили. Хулиганская натура и врождённый талант комика привели к тому, что он постоянно срывал уроки и не давал учителям вести занятия. Он устраивал на переменах небольшие представления, которые потом стихийно продолжались на уроках. Ученики покатывались со смеха, а учителя, сами порой еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, не знали, как преподавать.
В результате школу пришлось сменить на музыкальное училище, а общеобразовательный класс — на «класс» гобоя. Следом за братом позже по «протоптанной дорожке» сюда же попал и младший Лёня, который сейчас является одним из известнейших гобоистов Украины и Израиля.
В 1955 году в квартиру на Малой Васильковской пришла повестка в военкомат. Отслужив под Уманью положенный срок в военном оркестре расквартированного здесь артиллерийского полка, Михаил вернулся в Киев, закончил училище и устроился на работу учителем музыкальной школы…
Но душа его хотела совсем других свершений, а потому юноша отправился в Москву и попытался поступить в ГИТИС, в Щукинское училище, в другие театральные и актёрские вузы, но его никуда не брали. Мешали неистребимый местечковый говор, низкий рост и невзрачная внешность… это официально, а реально — национальность.
Пришлось Михаилу умерить свои амбиции и отправиться в Ленинград, где он устроился в театр Аркадия Райкина, которому молодой талантливый паренёк приглянулся. В городе на Неве Михаил Соломонович познакомился с молодой девушкой Брониславой Проскуриной, с которой, несмотря на разницу в 12 лет, расписался в 1959 году. Позже она тоже стала актрисой и играла с ним в одном театре. Вместе они прожили 57 лет.
В театре Райкина у Михаила вскоре проявились такие деструктивные черты характера, как безответственность и взбалмошность… и из трупы его выгнали. Позже актёр с сожалением вспоминал, как по юношеской своей недалёкости даже иногда «учил» самого Райкина, как ему ставить ту или иную сцену.
Пришлось ещё сильней умерить свои амбиции и отправиться в провинцию, в волжский город Камышин, где Михаил Соломонович стал познавать все нюансы актёрского мастерства с азов. Затем были театры в Кемерове, Петропавловске-Камчатском, Иркутске, Пензе…
В СССР жить с еврейской фамилией было не всегда уютно, и потому Михаил Соломонович со временем взял себе псевдоним — Светин, по имени своей единственной дочери Светланы. В 1983 году он стал его официальной фамилией.
В конце 1960-х Михаилу удалось вернуться в родной город и начал служить в Киевском театре музыкальной комедии. Затем последовало возвращение в Ленинград, где Светин вместе с женой поступил в Малый драматический театр.
Вскоре у немолодого уже 40-летнего актёра начался «золотой период» творчества.
В 1973 году он впервые снялся в кино, правда, в эпизодической роли (у его персонажа даже не было имени), затем ещё в одном фильме. В следующем году его сняли сразу в четырёх картинах.
На киностудии Довженко в довольно успешной комедии «Ни пуха, ни пера» ему даже доверили одну из главных ролей. Попал он к режиссёру Виктору Иванову (знаменитому благодаря фильму «За двумя зайцами») довольно оригинально. Михаил шёл по коридору киностудии Довженко, когда столкнулся с Ивановым. Тот спросил, что он здесь делает. Светин ответил, что пришёл сниматься в эпизодической роли в каком-то фильме. Режиссёр попросил зайти к нему. Уже через пару часов актёру подобрали усы и утвердили на роль.
В этом же году Светина пригласили сниматься в нашумевшем посвящённом Григорию Распутину фильме «Агония», где партнёрами Михаила Соломоновича стали Алексей Петренко, Алиса Фрейндлих, Леонид Броневой и другие известные советские актёры.
Но самым прорывным для Светина стал год 1975-й, когда он сыграл две пусть эпизодические роли, но зато у двух самых популярных советских режиссёров комедийного жанра.
В фильме «Афоня» Георгия Данелия он запомнился зрителям как коллега главного героя, требующий его увольнения (правда, озвучил его другой актёр). А вот в фильме Леонида Гайдая «Не может быть» герой Светина — падкий на распродаваемое по дешёвке «барахло» главных героев сосед — говорил уже его голосом.
Из-за съёмок у Гайдая Светин не снялся у Эльдара Рязанова в фильме «Служебный роман» (он должен был играть там жениха героини Лии Ахеджаковой). Потом его «прокатили» с фильмом «Гараж» (он был кандидатом на роль Тромбониста, которого сыграл Семён Фарада). Как потом выяснилось, спустя много лет, оба раза его посчитали слишком «гайдаевским» актёром.
Тем не менее к Михаилу Соломоновичу всё равно пришли народная любовь и узнаваемость, посыпались новые приглашения на роли в кино. В следующем году он сыграл у ещё одного «академика» советской комедии режиссёра Марка Захарова в телевизионной экранизации романа Ильфа и Петрова «12 стульев» — Светина выбрали на роль инженера Брукса.
В 1980 году актёра заметил худрук Ленинградкого театра комедии Пётр Фоменко — и 50-летний Михаил Соломонович в последний раз сменил основное место работы. К интересным ролям в кино добавились не менее интересные театральные.
Было предложение и от худрука Ленинградского цирка Алексея Сонина. Он до конца жизни считал, что в Светине «умер» гениальный клоун, который мог бы объездить весь мир и стать не менее знаменитым, чем Юрий Никулин или Олег Попов. Но Михаил Соломонович хотел играть на сцене и в кино… на закате жизни, когда кино в России оказалось не в самом лучшем состоянии, он иногда высказывал вслух мысль, что, возможно, когда-то свернул не туда — надо всё-таки было идти в клоуны.
Последнее десятилетие существования СССР для Светина стало пиком его кинокарьеры: «Любимая женщина механика Гаврилова» (1981), «Будьте моим мужем» (1981), «Сильва» (1981), «Инспектор Лосев» (1982), «Трест, который лопнул» (1982), м/ф «Алиса в Зазеркалье» (1982), «Сказки старого волшебника» (1984), «Русь изначальная» (1985), «Нужные люди» (1985), «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1986), «Человек с бульвара Капуцинов» (1987), «Дон Сезар де Базан» (1989) — вот краткий перечень только самых известных фильмов с его участием.
В 1982 году на Одесской киностудии сняли фильм «Чародеи». До сих пор на просторах бывшего Советского Союза эта лента является непременным атрибутом новогодних праздников, а диалоги героев Светина (научный сотрудник Брыль/Вагонный) и Виторгана (научный сотрудник Ковров) ушли в народ в виде крылатых фраз, или, как бы сказали сейчас, мемов:
«Главное, чтобы костюмчик сидел»;
«Всю жизнь ты на моей шее ездишь»;
«Колдани его…».
Во время съёмок в роли Вагонного Светина подвесили к потолку на стальных тросах… а затем, по его мнению, забыли снять. Дело в том, что оператор решил настроить камеру, когда актёр уже висел в кадре, а висеть было тяжело. Когда его, наконец, спустили вниз, Светин устроил оператору и помрежам нешуточный скандал. Сам он этот фильм недолюбливал, так как после «Чародеев» к нему накрепко «прилипло» амплуа играющего в эпизодах комика, и серьёзные роли предлагать перестали.
Тем не менее, несмотря на все трудности и отношение самого Светина к фильму, любовь к актёру стала поистине всенародной и не «отпускала» его уже до самого конца жизненного пути.
Одновременно с народной любовью пришли и проблемы с сердцем. Уже на съёмках «Любимой женщины механика Гаврилова» Светин в тайне от съёмочной группы принимал таблетки, чтобы у него и дальше сохранялась возможность всё так же шутить и работать на площадке.
Когда «нитросорбид» уже приходилось принимать не раз в два-три часа, а через каждые 40 минут, Светин сам пришёл к лечащей его женщине-врачу и настоял на проведении операции шунтирования, после которой ему стало значительно лучше. У актёра стояла перед глазами судьба его друга — Александра Демьяненко, знаменитого «Шурика», который из-за страха перед точно такой же операцией рано ушёл из жизни.
Наступили 1990-е, страна распалась.
Ролей в кино стало на порядок меньше, и они были бледной тенью того, что доводилось играть во времена застоя. Михаил Соломонович стал часто отказываться от предлагаемых ролей, предпочитая жить на пенсию и доходы от антреприз, чем опускаться до обычного ремесленничества. Последней работой в кино для него стал сериал «Линия Марты» (2014) режиссера Олега Газе. Главные роли в картине сыграли Алиса Фрейндлих и Василий Лановой. Работать рядом с ними Михаил Соломонович посчитал не зазорным.
В конце лета 2015 года Светин отдыхал с женой на даче, и вдруг ему стало плохо. Скорая доставила актёра в гатчинскую больницу с диагнозом «инсульт». Через неделю его не стало.
Актёр — без актёрского диплома, этот человек легко принимал и отпускал неприятности, мог легко поругаться с самыми маститыми режиссёрами, потом так же легко помириться. Его было легко обмануть и растрогать, расчувствовать и рассердить. До конца жизни Михаил Светин называл себя «недоделанным ребёнком», но, глядя на его жизненный путь, остаётся твёрдое убеждение, что вот как раз этот светлый человек и был во всех смыслах этого слова «доделанным»
