https://ukraina.ru/20230929/1049765887.html
Сергей Полетаев: России после новой мобилизации придется или брать Киев, или громить ВСУ двойным ударом
Сергей Полетаев: России после новой мобилизации придется или брать Киев, или громить ВСУ двойным ударом - 29.09.2023 Украина.ру
Сергей Полетаев: России после новой мобилизации придется или брать Киев, или громить ВСУ двойным ударом
Мы в этом году выступили очень хорошо. Кто-то может ныть: "Вот, отсиделись в окопах". Но мы сделали самое главное. Мы разрушили замысел врага. Мы не просто не позволили ВСУ выйти к Азовскому морю. Мы не дали противнику разгромить Россию на поле боя. А это был фундаментальный замысел, под который Запад поддерживал Украину
2023-09-29T06:45
2023-09-29T06:45
2023-09-29T11:21
интервью
россия
всу
киев
мобилизация
сво
запорожье
донбасс
павлоград
владимир путин
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e7/0b/02/1050695525_116:40:805:428_1920x0_80_0_0_6030768c07e1395e35e0bcd1040087b3.jpg
И до них сейчас доходит, что это невозможно, считает сооснователь информационно-аналитического проекта «Ватфор» Сергей ПолетаевОб этом он рассказал в интервью изданию Украина.руРанее премьер-министр Украины Денис Шмыгаль заявил, что сейчас Киеву по всей линии фронта нужно возводить оборонительные сооружения по тем же принципам, по которым их строила российская армия на Запорожском направлении.— Сергей, давайте для начала разберемся, в чем был концептуальный смысл нашей «линии Суровикина» и каково было ее основное техническое оснащение (помимо минных полей и противотанковых рвов)?— Концептуальный смысл «линии Суровикина» понятен — сдержать тот самый «контрнаступ», о котором ВСУ так долго говорили и который для них закончился плачевно.Что касается технического оснащения, то это тоже очевидно. «Линия Суровикина» построена по советским уставам с некоторыми доработками. У нее мощная полоса обеспечения (предполье). Это те самые минные поля глубиной от 5 до 10 километров, которые предваряют основную линию обороны.Мы в них вложились настолько серьезно, что за четыре месяца ВСУ не смогли эту полосу обеспечения преодолеть.В целом глубина нашей обороны составляет порядка 25–30 километров. Это треть от того расстояния, которое Украина должна была пройти от линии фронта до моря. Это много. Это действительно мощные укрепления.Но самое главное, что сами по себе эти рвы и надолбы не смогли бы работать без войскового наполнения. Самое главное — это бойцы, которые держат там оборону.— В чем принципиальная разница между «линией Суровикина» и между укрепрайонами ВСУ в Донбассе?— У ВСУ в Донбассе не было такого плотного минирования. Все эти восемь межвоенных лет противник максимально подминал под себя серую зону. Он продвигался как можно ближе к территории ДНР/ЛНР и возводил укрепления на ничейной земле. И получилось так, что там войска стояли фактически лицом к лицу. А на Запорожье две воюющие армии отделяли эти 5–10 километров. Но концептуальное значение у них одинаковое — сдержать наступающего противника.— Учитывая, что мы строили «линию Суровикина» полгода, есть ли у ВСУ на это время и соответствующие ресурсы?— Давайте не будем себя уговаривать, что у нас все хорошо и ВСУ с этим не справятся. Это не ядерная физика. Они могут сделать нелицензионную пиратскую копию «линии Суровикина».Я прошлой зимой видел поток строительных грузов, который устремлялся со всей центральной России на Запорожье. Это были бесконечные фуры с плитками и пирамидками. Было видно, что идет большая стройка. Но с точки зрения государства это не такой огромный масштаб. Если Украина сделает это основным своим военным приоритетом, она ее построит. Вопрос в другом.Хотя сухопутная линия фронта составляет порядка 1000 километров, мы точно угадали, где ВСУ будут наступать. Их стратегическое направление удара было только одним — выход к Азовскому морю. Его длина всего 150 километров. И наиболее укрепленной частью нашей линии был район Работино — Вербового, это всего 30–50 километров. Это даже не линия обороны. Это такой овальный укрепрайон. Строго говоря, это не стена, а крепость.Я имею в виду, что ВСУ не знают, где именно мы будем наступать. А построить такую же мощную линию обороны длинной в 1000 километров им будет сложнее.Но опять же не надо этому особенно радоваться. Наша линия обороны оказалась настолько мощной, что ВСУ до нее даже не смогли добраться. Сработала бы она, если бы она была в три раза более хилой? Задним числом мы понимаем, что скорее да, чем нет. Но это теоретические рассуждения. Посмотрим, как это будет выглядеть на практике.— А как Украина будет решать вопрос с наполняемостью этой линии войсками, учитывая, что сейчас у нее на Запорожье скорее наступательная группировка со всеми танками и бронемашинами?— Нет такого понятия «наступательная группировка». Это — наступательные порядки. Оружие — это просто оружие. Танк — это универсальная машина. Его можно использовать и в наступлении, и в обороне, и на контратаках. Когда мы с кем-то деремся на улице, мы же не думаем, какие у нас кулаки — наступательные или оборонительные?Понятно, что для обороны нужно больше противотанковых средств, чтобы купировать прорыв. Но это детали. Вопрос не в наборе оружия, а в его количестве. Чтобы его хватило на весь фронт.Что касается личного состава, то у ВС РФ и у ВСУ оно примерно одинаковое. Считается, что для наступления людей нужно как минимум в три раза больше. Во время сражений Второй мировой войны успех сопутствовал тем, у кого был численный перевес. А паритет или перевес по личному составу Украина обеспечить сможет. И отлов «туберкулезников» на фронт — он как раз об этом.Да, эти люди не смогут наступать. Наступление требует большого умения и желания. А сидеть в обороне в некотором роде проще. Там можно просто сдерживать наступающие массы несложным оружием. Даже при недостатке артиллерии Украина найдет противотанковые дроны и автоматы против нашей пехоты.Пробить линию обороны, в которой сидит полно народа, в любом случае сложно.— С другой стороны, в Донбассе мы эти линии обороны прорывали, даже не имея превосходства по личному составу.— Я бы поставил вопрос иначе.Давайте представим, что мы сейчас будем наступать. И в этой связи меня возникает сразу три вопроса: куда мы будем наступать, с какой целью и в каких масштабах? У Украины стратегическое направление было. Она могла за один рывок дойти до Азовского моря. У нас есть такая же очевидная цель?— Я бы предложил удар на Павлоград, чтобы окружить весь Донбасс. Но я не знаю, насколько это направление очевидное и насколько у нас для этого хватит сил.— Павлоград — это два удара по сходящимся линиям с юга от Орехова и с севера от Изюма. Хотя оба эти города пока не наши, такой удар напрашивается. Но эта операция сравнима с масштабом крупнейших операций времен Великой Отечественной войны. Сейчас у нас на фронте в пять раз меньше людей и техники, чем во время освобождения Украины в 1943–1944 годах.Да, было бы замечательно прорвать фронт вдоль Днепра и Северского Донца, чтобы взять в котел основные силы украинской армии. Но такой удар напрашивался еще весной 2022 года. Смогли мы это тогда сделать? Нет. Сможем мы это сейчас? На мой взгляд, нынешняя наша группировка такую операцию осуществить тоже не сможет. У нас нет миллионной армии времен Великой Отечественной.Без миллионной армии есть риск поменяться с Украиной местами. А Украина именно хочет, чтобы мы с ней поменялись местами.Мы в этом году выступили очень хорошо. Кто-то может ныть: «Вот, отсиделись в окопах». Но мы сделали самое главное. Мы разрушили замысел врага. Мы не просто не позволили ВСУ выйти к Азовскому морю. Мы не дали противнику разгромить Россию на поле боя. А это был фундаментальный замысел, под который Запад поддерживал Украину. И до них сейчас доходит, что это невозможно.Это дало нам определенное преимущество.— Возникает вопрос, как мы распорядимся этим преимуществом.— Мы сейчас как богатырь у камня на распутье. Мы думаем, куда нам идти. У каждой дороги есть свои риски и свои преимущества.Мы можем пойти в наступление. Но наступление должно преследовать решительную цель. Нам нужно провести операцию, чтобы разгромить Украину военным или политическим способом. То есть нам надо или брать Киев, или уничтожить ВСУ.Я напомню, что когда в середине июня Владимир Путин проводил встречу с военкорами, он намекнул, что для взятия Киева нам нужна новая мобилизация. Но для разгрома ВСУ нам тоже нужна мобилизация.Если мы после мобилизации подготовимся к генеральному сражению, которое будет ставить какую-либо из этих целей, Украине будет трудно оправиться даже при поддержке Запада.Риски у этой затеи тоже есть. А вдруг не получится. Вдруг мы проведем мобилизацию и пойдем вперед, а потом выступим чуть лучше, чем ВСУ, но целей своих не добьемся. Это уже было во время Ливонской войны. Князь Курбский собирал армию со всей Руси, шел в поход, брал Полоцк, но стратегически проигрывал. Потому что тыл ослаб и ситуация после такой операции стала хуже, чем до нее. Нам сейчас таких ошибок совершать не нужно.Пока я вижу ситуацию следующим образом.Россия проводит подготовку к такому наступлению. Мы укрепляем тыл, реформируем мобилизационную систему, раскручиваем военную промышленность и накапливаем боевой опыт. В какой-то момент это сойдется в одну точку. И только тогда можно будет провести мобилизацию (подготовив к этому общество) и идти в наступление.Но я не знаю, произойдет ли это в 2024 году.Пока мы не будем уверены, что мы готовы к такой операции, мы будем ограничиваться боями действиями местного значения, а не биться головой о стену, которую Украину будет строить, чтобы нас встретить. Но даже если к тому моменту, когда мы будем готовы наступать, украинская армия станет слабее, защищать эту линию ей все равно будет сложнее.— По некоторым данным, у нас есть в резерве 100 тысячная группировка. Если мы ее будем использовать, то тоже для боев местного значения?— Даже если у нас в резерве есть 100 тысячная группировка, то сам президент сказал, что для взятия Киева ее точно не хватит. Хватит ли ее окружения ВСУ в Донбассе, взяв Павлоград с двух сторон? Или да, или нет. А если мы серьезно сомневаемся в успехе такой операции, то надо ждать.Надо смотреть на тенденции. На кого работает время? Если мы усиливаемся быстрее, чем противник, то надо ждать. Если противник усиливается быстрее, чем мы, то надо решительно действовать сейчас, несмотря на все риски. Пока конфигурация фронта и тыла позволяет нам ждать, чтобы ударить тогда, когда мы будем готовы.Тем более нам надо помнить про жизни наших бойцов. Рисковать их жизнями нужно только тогда, когда мы уверены в успехе. А для того, чтобы заткнуть нытиков, которые жалуются, что мы никуда не наступаем.— Если говорить о текущих делах. За счет чего ВСУ удается изображать наступление и когда эти попытки закончатся? Или они не закончатся никогда?— То, что «контрнаступ» провалился, США и Киеву стало понятно в первые дни, когда появились снимки с их разгромленными танками. Но остановиться ВСУ не могут. Современная армия — это не отлаженная до блеска военная машина времен Второй мировой войны. Она не может мгновенно перейти к обороне, потому что есть риск подставиться под наш контрудар. Тем более что мы успешно щупали слабые места в обороне противника под Купянском. В результате Украине это пришлось купировать и размазывать свои силы.Кроме того, если Киев прямо скажет, что «наступление провалилось, закрываем папку и сдаем в архив», то Запад не даст им денег.Но, судя по разговорам про стратегическую оборону и «каждый мужик пойдет воевать», постепенно тема «контрнаступа» уйдет из медийного пространства. И атаки ВСУ уже постепенно снижаются. Они попробовали хоть что-то взять, чтобы хоть что-то предъявить. Токмак взять не получилось. Они пробовали пойти на Вербовое, но Вербовое — в сторону от Токмака. Они попали в колею.— Нам в этой ситуации надо тоже ждать? Или помочь ВСУ скорее перейти к обороне?— А зачем мешать панам из ВСУ совершать ошибки? Фронт мы хорошо держим, наши ребята там намаханные. Плюс на Времевском выступе пока все затихло. А из клина в районе Работино противник уже никуда не денется. Он может наступать только там. Ну и отлично. Если уж мы выбрали оборонительную стратегию, то надо ей придерживаться. Она дает свои плоды. А крупную операцию надо проводить только со стратегическими целями и только в тот момент, когда мы на 100% будем уверены в успехе.
https://ukraina.ru/20230928/1049744509.html
https://ukraina.ru/20230927/1049717358.html
https://ukraina.ru/20230926/1049684011.html
https://ukraina.ru/20230923/1049638659.html
россия
киев
запорожье
донбасс
павлоград
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2023
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
интервью, россия, всу, киев, мобилизация, сво, запорожье, донбасс, павлоград, владимир путин
И до них сейчас доходит, что это невозможно, считает сооснователь информационно-аналитического проекта «Ватфор» Сергей Полетаев
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
Ранее премьер-министр Украины Денис Шмыгаль заявил, что сейчас Киеву по всей линии фронта нужно возводить оборонительные сооружения по тем же принципам, по которым их строила российская армия на Запорожском направлении.
— Сергей, давайте для начала разберемся, в чем был концептуальный смысл нашей «линии Суровикина» и каково было ее основное техническое оснащение (помимо минных полей и противотанковых рвов)?
— Концептуальный смысл «линии Суровикина» понятен — сдержать тот самый «контрнаступ», о котором ВСУ так долго говорили и который для них закончился плачевно.
Что касается технического оснащения, то это тоже очевидно. «Линия Суровикина» построена по советским уставам с некоторыми доработками. У нее мощная полоса обеспечения (предполье). Это те самые минные поля глубиной от 5 до 10 километров, которые предваряют основную линию обороны.
Мы в них вложились настолько серьезно, что за четыре месяца ВСУ не смогли эту полосу обеспечения преодолеть.
В целом глубина нашей обороны составляет порядка 25–30 километров. Это треть от того расстояния, которое Украина должна была пройти от линии фронта до моря. Это много. Это действительно мощные укрепления.
Но самое главное, что сами по себе эти рвы и надолбы не смогли бы работать без войскового наполнения. Самое главное — это бойцы, которые держат там оборону.
— В чем принципиальная разница между «линией Суровикина» и между укрепрайонами ВСУ в Донбассе?
— У ВСУ в Донбассе не было такого плотного минирования. Все эти восемь межвоенных лет противник максимально подминал под себя серую зону. Он продвигался как можно ближе к территории ДНР/ЛНР и возводил укрепления на ничейной земле. И получилось так, что там войска стояли фактически лицом к лицу. А на Запорожье две воюющие армии отделяли эти 5–10 километров. Но концептуальное значение у них одинаковое — сдержать наступающего противника.
— Учитывая, что мы строили «линию Суровикина» полгода, есть ли у ВСУ на это время и соответствующие ресурсы?
— Давайте не будем себя уговаривать, что у нас все хорошо и ВСУ с этим не справятся. Это не ядерная физика. Они могут сделать нелицензионную пиратскую копию «линии Суровикина».
Я прошлой зимой видел поток строительных грузов, который устремлялся со всей центральной России на Запорожье. Это были бесконечные фуры с плитками и пирамидками. Было видно, что идет большая стройка. Но с точки зрения государства это не такой огромный масштаб. Если Украина сделает это основным своим военным приоритетом, она ее построит. Вопрос в другом.
Хотя сухопутная линия фронта составляет порядка 1000 километров, мы точно угадали, где ВСУ будут наступать. Их стратегическое направление удара было только одним — выход к Азовскому морю. Его длина всего 150 километров. И наиболее укрепленной частью нашей линии был район Работино — Вербового, это всего 30–50 километров. Это даже не линия обороны. Это такой овальный укрепрайон. Строго говоря, это не стена, а крепость.
Я имею в виду, что ВСУ не знают, где именно мы будем наступать. А построить такую же мощную линию обороны длинной в 1000 километров им будет сложнее.
Но опять же не надо этому особенно радоваться. Наша линия обороны оказалась настолько мощной, что ВСУ до нее даже не смогли добраться. Сработала бы она, если бы она была в три раза более хилой? Задним числом мы понимаем, что скорее да, чем нет. Но это теоретические рассуждения. Посмотрим, как это будет выглядеть на практике.
— А как Украина будет решать вопрос с наполняемостью этой линии войсками, учитывая, что сейчас у нее на Запорожье скорее наступательная группировка со всеми танками и бронемашинами?
— Нет такого понятия «наступательная группировка». Это — наступательные порядки. Оружие — это просто оружие. Танк — это универсальная машина. Его можно использовать и в наступлении, и в обороне, и на контратаках. Когда мы с кем-то деремся на улице, мы же не думаем, какие у нас кулаки — наступательные или оборонительные?
Понятно, что для обороны нужно больше противотанковых средств, чтобы купировать прорыв. Но это детали. Вопрос не в наборе оружия, а в его количестве. Чтобы его хватило на весь фронт.
Что касается личного состава, то у ВС РФ и у ВСУ оно примерно одинаковое. Считается, что для наступления людей нужно как минимум в три раза больше. Во время сражений Второй мировой войны успех сопутствовал тем, у кого был численный перевес. А паритет или перевес по личному составу Украина обеспечить сможет. И отлов «туберкулезников» на фронт — он как раз об этом.
Да, эти люди не смогут наступать. Наступление требует большого умения и желания. А сидеть в обороне в некотором роде проще. Там можно просто сдерживать наступающие массы несложным оружием. Даже при недостатке артиллерии Украина найдет противотанковые дроны и автоматы против нашей пехоты.
Пробить линию обороны, в которой сидит полно народа, в любом случае сложно.
— С другой стороны, в Донбассе мы эти линии обороны прорывали, даже не имея превосходства по личному составу.
— Я бы поставил вопрос иначе.
Давайте представим, что мы сейчас будем наступать. И в этой связи меня возникает сразу три вопроса: куда мы будем наступать, с какой целью и в каких масштабах? У Украины стратегическое направление было. Она могла за один рывок дойти до Азовского моря. У нас есть такая же очевидная цель?
— Я бы предложил удар на Павлоград, чтобы окружить весь Донбасс. Но я не знаю, насколько это направление очевидное и насколько у нас для этого хватит сил.
— Павлоград — это два удара по сходящимся линиям с юга от Орехова и с севера от Изюма. Хотя оба эти города пока не наши, такой удар напрашивается. Но эта операция сравнима с масштабом крупнейших операций времен Великой Отечественной войны. Сейчас у нас на фронте в пять раз меньше людей и техники, чем во время освобождения Украины в 1943–1944 годах.
Да, было бы замечательно прорвать фронт вдоль Днепра и Северского Донца, чтобы взять в котел основные силы украинской армии. Но такой удар напрашивался еще весной 2022 года. Смогли мы это тогда сделать? Нет. Сможем мы это сейчас? На мой взгляд, нынешняя наша группировка такую операцию осуществить тоже не сможет. У нас нет миллионной армии времен Великой Отечественной.
Без миллионной армии есть риск поменяться с Украиной местами. А Украина именно хочет, чтобы мы с ней поменялись местами.
Мы в этом году выступили очень хорошо. Кто-то может ныть: «Вот, отсиделись в окопах». Но мы сделали самое главное. Мы разрушили замысел врага. Мы не просто не позволили ВСУ выйти к Азовскому морю. Мы не дали противнику разгромить Россию на поле боя. А это был фундаментальный замысел, под который Запад поддерживал Украину. И до них сейчас доходит, что это невозможно.
Это дало нам определенное преимущество.
— Возникает вопрос, как мы распорядимся этим преимуществом.
— Мы сейчас как богатырь у камня на распутье. Мы думаем, куда нам идти. У каждой дороги есть свои риски и свои преимущества.
Мы можем пойти в наступление. Но наступление должно преследовать решительную цель. Нам нужно провести операцию, чтобы разгромить Украину военным или политическим способом. То есть нам надо или брать Киев, или уничтожить ВСУ.
Я напомню, что когда в середине июня Владимир Путин проводил встречу с военкорами, он намекнул, что для взятия Киева нам нужна новая мобилизация. Но для разгрома ВСУ нам тоже нужна мобилизация.
Если мы после мобилизации подготовимся к генеральному сражению, которое будет ставить какую-либо из этих целей, Украине будет трудно оправиться даже при поддержке Запада.
Риски у этой затеи тоже есть. А вдруг не получится. Вдруг мы проведем мобилизацию и пойдем вперед, а потом выступим чуть лучше, чем ВСУ, но целей своих не добьемся. Это уже было во время Ливонской войны. Князь Курбский собирал армию со всей Руси, шел в поход, брал Полоцк, но стратегически проигрывал. Потому что тыл ослаб и ситуация после такой операции стала хуже, чем до нее. Нам сейчас таких ошибок совершать не нужно.
Пока я вижу ситуацию следующим образом.
Россия проводит подготовку к такому наступлению. Мы укрепляем тыл, реформируем мобилизационную систему, раскручиваем военную промышленность и накапливаем боевой опыт. В какой-то момент это сойдется в одну точку. И только тогда можно будет провести мобилизацию (подготовив к этому общество) и идти в наступление.
Но я не знаю, произойдет ли это в 2024 году.
Пока мы не будем уверены, что мы готовы к такой операции, мы будем ограничиваться боями действиями местного значения, а не биться головой о стену, которую Украину будет строить, чтобы нас встретить. Но даже если к тому моменту, когда мы будем готовы наступать, украинская армия станет слабее, защищать эту линию ей все равно будет сложнее.
— По некоторым данным, у нас есть в резерве 100 тысячная группировка. Если мы ее будем использовать, то тоже для боев местного значения?
— Даже если у нас в резерве есть 100 тысячная группировка, то сам президент сказал, что для взятия Киева ее точно не хватит. Хватит ли ее окружения ВСУ в Донбассе, взяв Павлоград с двух сторон? Или да, или нет. А если мы серьезно сомневаемся в успехе такой операции, то надо ждать.
Надо смотреть на тенденции. На кого работает время? Если мы усиливаемся быстрее, чем противник, то надо ждать. Если противник усиливается быстрее, чем мы, то надо решительно действовать сейчас, несмотря на все риски. Пока конфигурация фронта и тыла позволяет нам ждать, чтобы ударить тогда, когда мы будем готовы.
Тем более нам надо помнить про жизни наших бойцов. Рисковать их жизнями нужно только тогда, когда мы уверены в успехе. А для того, чтобы заткнуть нытиков, которые жалуются, что мы никуда не наступаем.
— Если говорить о текущих делах. За счет чего ВСУ удается изображать наступление и когда эти попытки закончатся? Или они не закончатся никогда?
— То, что «контрнаступ» провалился, США и Киеву стало понятно в первые дни, когда появились снимки с их разгромленными танками. Но остановиться ВСУ не могут. Современная армия — это не отлаженная до блеска военная машина времен Второй мировой войны. Она не может мгновенно перейти к обороне, потому что есть риск подставиться под наш контрудар. Тем более что мы успешно щупали слабые места в обороне противника под Купянском. В результате Украине это пришлось купировать и размазывать свои силы.
Кроме того, если Киев прямо скажет, что «наступление провалилось, закрываем папку и сдаем в архив», то Запад не даст им денег.
Но, судя по разговорам про стратегическую оборону и «каждый мужик пойдет воевать», постепенно тема «контрнаступа» уйдет из медийного пространства. И атаки ВСУ уже постепенно снижаются. Они попробовали хоть что-то взять, чтобы хоть что-то предъявить. Токмак взять не получилось. Они пробовали пойти на Вербовое, но Вербовое — в сторону от Токмака. Они попали в колею.
— Нам в этой ситуации надо тоже ждать? Или помочь ВСУ скорее перейти к обороне?
— А зачем мешать панам из ВСУ совершать ошибки? Фронт мы хорошо держим, наши ребята там намаханные. Плюс на Времевском выступе пока все затихло. А из клина в районе Работино противник уже никуда не денется. Он может наступать только там. Ну и отлично. Если уж мы выбрали оборонительную стратегию, то надо ей придерживаться. Она дает свои плоды. А крупную операцию надо проводить только со стратегическими целями и только в тот момент, когда мы на 100% будем уверены в успехе.
