Владимир Быстряков: В Киеве "російськомовний композитор" — это как желтая звезда еврея в Варшавском гетто - 26.05.2023 Украина.ру
Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Культура обложка
Культура

Владимир Быстряков: В Киеве "російськомовний композитор" — это как желтая звезда еврея в Варшавском гетто

© rian.com.uaВладимир Быстряков интервью
Владимир Быстряков интервью
Читать в
ДзенTelegram
Об украинском эмигрантском искусстве, проблемах эстрады и Евровидения, а также о том, чем теперь живет культурный Киев, в интервью изданию Украина.ру рассказал украинский композитор Владимир Быстряков.
— Владимир Юрьевич, мы с вами договорились поговорить о разных культурных событиях…
— Наш разговор может выйти очень интересным еще и потому, что сегодня день такой: сегодня день рождения Шарля Азнавура — человека, который очень повлиял на мое творчество. Изначально, когда мой товарищ Вадик Храпачёв [украинский композитор] познакомил меня с его шансонами, я в первую очередь заинтересовался очень четкой и очень тонкой поэзией и потом сильно переживал, когда нашу блатоту начали называть шансоном. Она имеет такое отношение к шансону, как я к папе римскому. А его поэзия такая тонкая, такая психологичная, — именно это отражает его творчество.
И я вспомнил, как мне однажды [Филипп] Киркоров, когда мы только познакомились, сказал: «Володя, все твои песни представляются мне в мюзикле: они все очень сюжетные и психологичные». И да, все так и есть, именно это меня интересует больше всего в жизни.
У меня в жизни было два основных вокалиста: Валерий Леонтьев и Николай Караченцов. Причем с Караченцовым у меня записано два больших альбома: больший цикл романсов «Дорога к Пушкину», над которым мы работали восемь лет. И мне всегда нравилось гораздо больше работать с поющим драматическим актером, чем работать с вокалистом, потому что он следит только за тем, какие у него выигрышные ноты, рабочий профиль и так далее.
Владимир Быстряков
Владимир Быстряков: кто онСоветский и украинский композитор, пианист, шоумен
— Сейчас в ваших творческих планах есть мюзикл или какое-нибудь музыкально-драматическое произведение?
— Мюзикл — дело очень дорогостоящее, это не просто песню написать. У меня есть наброски нескольких мюзиклов. Мы даже с тем же Киркоровым как-то договорились писать мюзикл, но как-то все закрутилось, завертелось, произошел развал страны, и как-то мы от этого отошли. И с Леонтьевым у нас была идея мюзикла, который назывался «Капля меда» на стихи и драматургию прекрасного нашего киевлянина Роберта Викерса. Но тоже не закончили. В то время у меня было очень много работы в мультипликации, в художественном кино, и не хватало ни рук, ни здоровья. А сейчас я бы с удовольствием.
Вот, зачем далеко ходить: буквально за два дня до 24 февраля прошлого года в Киеве должны были начаться съемки мюзикла «Три мушкетера» — это был большой социальный проект, в котором участвовали наши замечательные «Кролики» — [Владимир] Данилец и [Владимир] Моисеенко, замечательные актеры, и музыка была написана, и озвучена, но события все это поломали. Так что я где-то на подступах.
«Пьющее, поющее и танцующее племя»: почему зрители любят украинско-российские новогодние мюзиклыМиллионы копий, сломанных вокруг дискуссий о "Русском мире", могли бы остаться целыми, если бы их ломатели просто, как говорят на Украине, "сели бы рядком да поговорили ладком" - после пересмотра новогодних мюзиклов, плода совместной работы украинских и российских кинодеятелей начала 2000-х
— Насколько я знаю, сейчас вы живете в Германии. У вас не было в планах сотрудничество с немецкими театрами или кино?
— Почему бы и нет. Например, я написал музыку к «Мамаше Кураж», но там такая известная проблема, что его [Бертольда Брехта] наследники дают разрешение, только если берут Курта Вайля, хотя я считаю, что это была у меня интересная работа.
Но, не имея финансирования стабильного, сейчас здесь поднять мюзикл, конечно, это очень сложно. Я вообще фаталист — как бог рассудит.
А, с другой стороны, сейчас век интернета, можно работать хоть со Шри-Ланкой, хоть с Бали, хоть с Нью-Йорком, хоть с Москвой. Было бы желание.
— Мы с вами договорились поговорить обо всем, что сейчас вообще происходит в украинской музыке. Для начала в академической. Что создается, действительно ли ключевое направление — хоровые произведения той же Леси Дичко? Или же до сих пор больше заметны принципы «новой простоты», [Валентина] Сильвестрова?
— Вы знаете, этот вопрос не совсем по адресу. Хотя я знаю, естественно, и творчество Леси Дичко, и [Леонида] Грабовского, и Сильвестрова, и Евгения Станковича, я за этим никогда не следил, не увлекался модернизмом. Хотя, как пианист, я исполнял и произведения Бориса Лятошинского, и современных украинских авторов, но сейчас я не слежу.
Я слежу за тем, как очередной хуторской десант отправляется на «Евровидение», затем, как автентику (фольклорность. — Ред.) пытаются выдать за какое-то возрождение украинской национальной музыкальной идеи. Это, конечно, прискорбно, но что же делать.
— Конечно, о «Евровидении» я тоже собиралась вас спросить…
— Давайте честно: мы сейчас живем в эпоху упадка, не делая акцента на странах, будь то Россия, будь то Украина, будь то Европа. В Европе занимаются продвижение ЛГБТ, и это достаточно отвратно для меня, как для человека традиционных ценностей. В России тоже — все эти Моргенштерны* [Алишер Валеев], все эти Оли Бузовы, которые пошли на сцену. Они, кроме внутреннего протеста и раздражения, ничего не вызывают.
Но эти эпохи были всегда, я в этом плане не пессимист. Чтобы ощутить аромат хороших французских духов, нужно сначала нанюхаться… Этим мы сейчас и занимаемся, извините за прямоту.
Рич (Ричард Семашков) интервью
Рэпер Рич о проблемах российской эстрады: Все про деньги, не про идею
С другой стороны, я могу понять молодняк, который не видит ничего интересного в песнях Фрэнка Синатры, Beatles или AВВА, а ищут что-то свое. Но когда это все заканчивается рэпом… Рэп — он пошел откуда? Из американских тюрем, когда чернокожим заключенным запрещено было разговаривать на прогулке, они придумали этот стиль. И у нас его усиленно копируют, на этом делают деньги все эти Тимати [Тимур Юнусов] и так далее. Что-то можно взять оттуда, потому что сочетание рэпа и мелодики может быть интересно, но если взять это за мейнстрим, тогда это тупик.
Понимаете, у молодежи всегда есть противодействие всему, что наработали до них старики. Для них естественно и [Александр] Скрябин, и [Игорь] Стравинский, и AВВА – это все нафталин глубокий. Их в этом можно пожалеть, но я их понимаю прекрасно. Они хотят сделать что-то свое, а не получается: можно овладеть аранжировкой шикарно, лупами, инструментами, падами — то, что не снилось [Людвигу ван] Бетховену с его старым роялем. Но он писал гениальную музыку на века, а то, что пишут сейчас, — ну послушают немного, побалдеют. Клава Кока [Клавдия Высокова], например, какая-нибудь Валя Карнавал [Валентина Карнаухова] — это все искусственное.
Если говорить в двух словах, так как все это сейчас везде, в Америке, в России, на Украине — в меньшей степени, так как там все развалено, все в руках музыкальных продюсеров. Талант невозможно клонировать, невозможно поставить на поток. Значит, чтобы заработать, нужно планочку опустить до уровня Клавы Коки.
— Вы упомянули Стравинского, который в свое время был ультрасовременной, скандальной фигурой, и никто бы не поверил, что «Весна священная» останется надолго…
— Вы знаете, я заметил, что все гениальное начинается с неприятия обществом. Картины [Поля] Гогена, которые он впервые выставил на распродажу, не были проданы — ни одна. Нужно было, чтобы он умер, чтобы картины взлетели до миллионных прайсов. Но творчество Моргенштерна* никогда не станет долгоиграющим, даже в рамках пресыщенной западной публики, которая готова платить за любое фуфло бешеные деньги. Это все такое временное, и бог с ним.
В свое время Игоря Северянина признали гениальным поэтом, а тогда были живы и [Сергей] Есенин, и [Александр] Блок, и [Борис] Пастернак, и [Владимир] Маяковский. Так что это такое. Только время может вручить кличку «гениальный». Когда меня в сети называют выдающимся композитором, особенно те, кто со мной знакомы, я думаю, ну и хорошо, всем приятно быть знакомыми с гениальным композитором. Это не имеет отношения к тому, считаю ли я себя выдающимся или гениальным.
Я всегда очень стараюсь следить за всем новым, что появляется, не ограничивать себя. Например, в интернете встречаются замечательные новые стихи, причем от совершенно неожиданных людей. Я их не ленюсь копировать себе и искать музыкальный аналог.
Сейчас у меня вырисовывается эмигрантский цикл песен. Это естественно, это волнует людей.
— А на какие тексты?
— На разные. У меня, например, есть песня «Дети войны». Я этого человека не знал, его зовут Дмитрий Артис. Когда я ему написал, он достаточно ревностно отнесся к тому, что я начал писать эту песню. Я изменил припев, а вы знаете, поэты очень не любят, когда у них там ковыряются в текстах. Его название было «Дети Донбасса», но я подошел к этой проблеме шире, потому что дети с обеих сторон страдают, а дети — наши самые большие мученики, они не могут за себя постоять.
Если говорить о моем отношении к детям, особенно к тем, которые погибают, у меня есть рассказ «Сын» — рассказ о реинкарнации. Я хотел бы его предложить киношникам. Как-то я показывал итальянским продюсерам, они прочитали английский вариант и сказали, что «слезы выжимает профессионально». Это о чем-то говорит.
Еще у меня лежит песня, которая называется «Человекокот»: о коте, который остался после бомбежки со своим тринадцатилетним хозяином. Об этом пишу песню, и продвигается она сложно.
У меня такое ощущение, что, когда я переехал в Германию, я просто сменил дом: здесь полно русских, ко мне приезжает много друзей из Киева, то есть я живу почти так, как жил там, ностальгии особой нет. Но очистилась голова, нет того давления, которое было в Киеве, — все-таки там атмосфера очень гнетущая, когда власти начинают бороться с культурой, когда это все настолько агрессивно. И настолько люди дуреют на глазах, начинают тебя, взрослого, неглупого человека, учить, — в этом очень сложно и жить, и заниматься творчеством. А здесь в мой внутренний мир пришло спокойствие, я стал больше заниматься композицией, перевез сюда студию, клавиши.
— Вы рассказали о Дмитрии Артисе, а кто еще из современных русских и украинских поэтов вам интересен?
— У меня, по сути дела, есть два основных автора: это покойный уже Аркадий Гарцман, с которым я написал много песен, и половина текстов в культовом мультике «Остров сокровищ» [Давида Черкасского] — это его. И Александр Вратарев — песня «Леди Гамильтон» и много других песен. Потом у меня был очень хороший поэт Владимир Гоцуленко — он умер 6 лет назад, а с ним мы написали «Дорогу к Пушкину» — 18 романсов, которыми Коля Караченцов так зажегся, что бросал все и ездил в Киев, и мы записывали их во Франции, в Бургундии, нас патронировал Пьер Карден, и в Москве мы писали. Еще у меня есть Андрей Лесто — очень хороший поэт, сейчас живет в Америке, в Калифорнии.
— Если вы не против, вернемся к теме «Евровидения». Год назад, в интервью с моей коллегой, за два дня до 24 февраля, вы говорили о скандале вокруг украинской исполнительницы Алины Паш, которая не смогла поехать на конкурс, хотя и выиграла отбор, по причине того, что посещала Крым. В целом, скандалы — традиционная часть «Евровидения», и участие Украины зачастую было очень политизировано. Что было в этом году, как показали себя украинские участники?
— Такое ощущение есть за последние несколько лет, что Украине подадут с барского стола первую премию, как бедной нищенке. И это случилось когда-то с Джамалой [Сусана Джамаладинова], когда подвинули кореянку из Австралии [Дами Им], чтобы дать Джамале первое место. Та же Руслана [Лыжичко], которая один раз выстрелила и потом никак себя не проявила. Времена AВВА и Селин Дион на «Евровидении» закончились, там сейчас другие ценности и бизнес.
А Украина уверена, что, используя политическую ситуацию, получит первое место, что бы ни показывала. И вот эту всю автентику псевдонародную, приправленную современными аранжировками, туда и прут.
  - РИА Новости, 1920, 15.05.2023
Разочарование Зеленского, песни о любви, юбки и ошейники: Евровидение-2023В субботу, 13 мая, в Ливерпуле состоялся финал ежегодного музыкального конкурса Евровидение. Победу одержала певица из Швеции — Loreen (Лорин Зинеб Нора Талхауи) с песней "Tattoo". Участники от Украины заняли 6 место, Россия участия не принимала
— В эту категорию вы относите и прошлогодних победителей — Kalush Orchestra?
— Конечно. Где они сейчас? О них говорят в Европе, они дают где-нибудь концерты? Это все разовый агитпроп. Но талант — явление уникальное и неординарное. Тот же португалец, например, Салвадор Собрал, он мне понравился куда больше. На фоне криков, раздевания, эксгибиционизма и сверхэффектов, вышел человек, который очень тихо спел и достал до сердца каждого.
Но мое отношение к «Евровидению» испортилось, когда я понял, что они никогда не дадут первые места бедным странам. Украина — исключение, это политика. Но ни Молдавия, ни Румыния, ни Болгария никогда не получат первое место, потому что невыгодно устраивать в этих странах концерты. Второе: зрительское жюри — это большое надувательство, это делается для того, чтобы немножко заработать на эсэмэсках. На самом деле, конечно, решают люди, которые заранее определяют лидеров.
И это конкурс, который закончился как конкурс песни. Потому что все, начиная от Сердючек, что было на первых местах, редко напоминает песню. Разве что Molitva, которую спела сербка [Мария Шерифович]. В основном какие-то непонятные композиции, которые сделаны под ранжир фестиваля. Они не особенно запоминаются, очень современно аранжированы, акцент сделан на внешнем, на подтанцовке, — все, кроме песни. Это больше не фестиваль европейской песни, а фестиваль фриков. Как у нас говорят — «цирк на дроте».
Жаль, что нет подобных фестивалей раскрученных, именно песни. Как раньше был фестиваль в Сан-Ремо — сколько оттуда выходило поющих людей! Возвращаясь к тому, что я не пессимист: я верю, что когда-нибудь, среди всех этих Клавы Коки и Вали Карнавал, найдется девочка, которая для себя откроет Фрэнка Синатру, Второй концерт [Сергея] Рахманинова и удивится, какая есть невиданная ими сегодня удивительная культура, которая уже погребена глубоко. И с этого начнется возрождение, придут люди, которых можно будет назвать «новые элиты».
А сейчас мы находимся в периоде «деграданса», и американцы для этого немало постарались — свели культуру к жвачке и попкорну. Хотя у них есть замечательные режиссеры и актеры. А наши тоже подхватили все эти тенденции — тот же Лёша Роднянский* вместе с [Константином] Эрнстом.
Я немного отвлекусь: когда эти ваши звезды драпанули в патриотическом порыве за границу, я решил посмотреть московский «Огонек». Я удивился, насколько там вытащили нафталин! В конце я подумал: «Господи, ребята, да включите хотя бы "Три аккорда"! Там такие есть люди классные, поющие, а вы отпихнули их в глубокие канавы под названием "шансон"». Нужно все менять, и сейчас как раз хорошее время, чтобы поднять замечательных, талантливых людей. Один Женя Дятлов чего стоит!
У меня есть один из ведущих моих исполнителей — Андрей Анкудинов, он был президентом русского шансона. Он питерец сам, и о нем никто не слышал — не пропускают. А я считаю его одним из лучших исполнителей моих песен.
В общем, я просмотрел этот «Огонёк», что там было? Русские песни и нафталин! Это же тихий ужас. Ну хорошо, а если бы не соскочили ваши ведущие звезды, кто бы там был? Добавили бы Аллу Борисовну [Пугачёву], тоже не девочку. Кто еще? Вечный Киркоров, [Николай] Басков?
— Вы ругаете украинскую эстраду за шароварщину, но ведь это же вопрос качества? Есть же высококлассное этническое искусство. С вашей точки зрения, там появилось в последнее время что-нибудь, достойное внимания?
— Знаете, как может появиться что-то, когда на отборочном конкурсе спрашивают у всех, чей Крым.
— Вопреки?
— Вопреки никого не пускают, а русский язык вообще под запретом. Что мне делать, как русскоязычному композитору? Обо мне в «Википедии» так и написано: російськомовний композитор. Это как желтая звезда на пальто еврея в Варшавском гетто.
Делают подделку под народную, делают автентику. Вот одна из прошлых групп, которая ездила [на «Евровидение»]: стояла девушка со злым лицом, боялась улыбнуться, чтобы ее не расстреляли, и истошным голосом пела про какого-то «соловейка». Это может кому-нибудь понравиться? (речь идет о электрофолк-группе Go_A и ее солистке Екатерине Павленко. — Ред.) Они потом благополучно канут в Лету, о них никто не вспоминает. Вспоминают только «Гринджоли» — с них началось это поветрие — начали усиленно проталкивать образ Украины — революционерки в народных песнях.
— Касается ли это довольно аполитичного украинского инди-попа?
— Да, ONUKA [Наталья Жижченко], DAKOOKA [Екатерина Еременко] — они все варятся в своем собственном вареве, но их никуда не выпустят. Есть у нас очень хорошая Христина Соловий — девочка поет просто загляденье. Почему она не может выйти и спеть на конкурсе? Почему посылают всяких уродов? Они, очевидно, знают «чей Крым», и правильно отвечают на этот вопрос.
— Но Христина Соловий очень радикальна в своих взглядах.
— Да неважно, какая у нее позиция! У нее очень красивый голос и она замечательно им владеет. Может, у нее не должно быть проблем с позицией, но отчего-то ее туда не посылают. Позиция — дело такое. [Рихарда] Вагнера не исполняют в Израиле, потому что он не любил евреев, но он перестал от этого быть великим композитором?
Если у нас [на Украине] уничтожается русскоязычная культура на корню — и это подчеркнуто делается: бравируя, уничтожаются книги, не допускаются фильмы и спектакли, — то есть нас превращают в такое средневековое языковое гетто.
Раньше — пожалуйста. Раньше и украиноязычные песни того же [Владимира] Ивасюка напевала вся страна — весь Советский Союз, никому это не мешало.
А сейчас это часть большой политики. Мы должны быть оторваны от русской культуры и быть уникальными. Вот таких «уникальных» и отправляют.
— То есть вы констатируете только негативные тенденции?
— Понимаете, в пропаганде и распространении таких «митців» (творцов. — Ред.), я вижу пока только негативные. Пусть выйдет Христина Соловий, будь она хоть трижды радикальная, и споет красивую, мелодичную песню, ею написанную. Я в искусстве не склонен делить на своих и чужих, я просто скажу ей «браво».
— Вы хорошо знакомы с огромным количеством крупных украинских и российских артистов. Сейчас, когда между всеми прошел такой заметный раскол, вы понимаете, почему кто-нибудь принимает ту или иную сторону?
— Я одно для себя понял, почему многие богатые артисты сейчас слиняли из России. Речь идет только о том, что у них счета в западных банках, и они не хотели бы подпасть под санкции.
— То есть все решения принимаются только из экономических мотивов?
— В основном да. А что касается тех, кто уехал или остался, — это я не знаю, нужно спрашивать у них. Я раньше очень много сотрудничал и с Леонтьевым, и с [Ириной] Аллегровой, и [Ириной] Понаровской, и Аллой Борисовной, но ближе к 90-м годам оформились уже кланы и монопольные компании композиторов, которые могли предоставить свои песни и эфиры. Это накладывало на исполнителя определенные обязательства.
— Вы много работали с кинематографом. К огромному сожалению, украинское кино сейчас находится в глубоком упадке. Как оно оказалось в этой точке?
— Ну как — поставили кино на политические рельсы.
— Мне кажется, пропагандистских фильмов тоже выпускается не так уж и много. Вообще, мало — любых за последние лет 10.
— До 20-х годов много снималось вместе с российскими кинематографистами. Это не афишировалось, но, когда видишь все эти полицейские стрелялки, замечаешь, что они происходят в Киеве, в Одессе. Были хорошие экономические условия, но потом начали закручивать гайки, и россияне перебрались в Минск.
А потом все начало меняться: если вы услышите, что в картине кто-то говорит по-русски, значит, это энкавэдэшник. Очень все заштамповано.
Хотя была одна картина, которая мне понравилась. Она была поставлена по [Ивану] Нечуй-Левицкому, называлась «Поймать Кайдаша» [режиссер — Александр Тименко] (адаптация культовой комедии драматурга «Кайдашева сім’я». — Ред.). Она была незаангажирована, все говорили как хотят — кто по-русски, кто по-украински. Она меня подкупила этим реализмом.
Но продолжения этой тенденции я не увидел. Жалко, конечно, и убитую Одесскую киностудию, и довженковскую, но за последние годы у нас офоррмились частные, имеющие свои большие площади, павильоны.
Понимаете, в Советском Союзе тоже была идеология и худсоветы. Но это был такой хороший сопромат, когда творец, сопротивляясь, создавал шедевры, и появлялись «Летят журавли» [Михаила Калатозова], замечательные картины [Сергея] Параджанова.
А у нас, в Киеве, как можно сделать какой-нибудь оппозиционный фильм, который будет проповедовать действительно человеческие ценности, но не будет антироссийским?.. Сегодня это совершенно исключено.
Атмосфера в Киеве очень тяжелая. Ищут «ведьм», расцветает на этом фоне доносительство, закладывание. «Он спел на русском языке, давайте ему повестку вручим» — такой парадокс, форма наказания — воевать за родную страну. Веселятся люди натужным весельем, ночью не спят — тревоги, прилеты. Это очень здорово давит. Очень многие люди не выдержали.
А все мои друзья режиссеры и сценаристы, как по команде, перешли на язык, который для них, по сути дела, чужой — потому что, понятно, Киев — русскоязычный город. Я бы не смог. Хотя у меня есть украиноязычные песни: например, есть украинский поэт Григорий Булах, мне нравятся его тексты, у меня есть песня на его стихи — «Кав’ярні Подолу». Когда не давят, когда руки не на горле, тогда и получается хорошо.
* Лица выполняют функцию иноагентов в РФ.
Западная Украина обзор - РИА Новости, 1920, 14.05.2023
Западная Украина за минувшую неделю. "Маски-шоу" в Черновцах и повестка в армию за песню Лепса во ЛьвовеВо Львове возник очередной скандал из-за того, что молодые люди продолжают слушать музыку российских исполнителей. Ребята получили повестки из военкомата, а девушке СБУ угрожает уголовной ответственностью.
 
 
Лента новостей
0
Сначала новыеСначала старые
loader
Онлайн
Заголовок открываемого материала