Последыш
К моменту рождения и малолетства Егора — самого младшего сына бывшего харьковского уездного предводителя Петра Ивановича Ковалевского (1766-1827) — казалось, что в истории этого славного рода произошло всё великое, что могло произойти. Все его представители со времён переселения в 1651 года на Слобожанщину, покрыли себя славой на полях брани и на службе российским государям.
Маленький Егорка мог видеть и две церкви в Ольшанах, построенные его дедом Иваном Яковлевичем, и табакерку отца, пожалованную проезжавшей через Харьков в 1787 году Екатериной Великой. Он знал, что отец и дяди учились у странствующего философа Григория Сковороды, который умер на руках его дяди Андрея и тёти Вари.
Слышал также, что дедушка ездил к архиерею в Белгород, чтобы блаженнейший дозволил их брак — Андрей Иванович и Варвара Яковлевна были двоюродными братом и сестрой. К моменту их венчания тётушка была вдовой героя турецкой войны Назария Караджи (Каразина) с двумя сыновьями. Старший из них — Василий — при поддержке отца добился от государя Александра Павловича открытия в Харькове университета.
Старший брат нашего героя Евграф Петрович к моменту рождения Егора уже окончил гимназию и почти завершил курс в горном кадетском корпусе в Петербурге. Когда Егорке было три года, отцу пришло письмо от самого фельдмаршала Кутузова. В нём Михаил Илларионович лично извещал Петра Ивановича, что его второй сын Илья пал смертью храбрых на Бородинском поле. И это будет не последняя военная потеря в семье.
В 1855 году главнокомандующий князь Горчаков сообщит Егору Петровичу в осаждённом Севастополе о гибели при взятии Карса его брата Петра, генерал-лейтенанта артиллерии. Но это будет потом.
А пока наш герой был слабым здоровьем ребёнком, и от него, в отличие от его пяти старших братьев, Пётр Иванович не ждал ничего выдающегося. Отец даже не надеялся, что последыш доживёт до совершеннолетия.
Если мальчик чем и увлекался, то только чтением книг о путешественниках и стихосложением. Но если увлечение книгами отец и братья считали невинным, то виршеплётство в семье считали делом, до добра не доводящим. У всех перед глазами была печальная судьба свояка дядюшки нашего героя Акима Нахимова, попавшего в немилость губернатора Бахтина и спившегося с горя.
В Харьков Егорку учиться не направили. И гимназическим и университетским преподавателям приходилось почти двадцать вёрст ехать в Ярошевку, чтобы дать знания самому младшему в роду Ковалевских. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, отец отправил его учиться в университет. Тот самый, открытие которого можно считать делом семейным. Там на философском отделении сын показывал уникальные успехи, и профессор Пётр Гулак-Артемовский выделял из общей массы студентов двоих — Егора Ковалевского и Измаила Срезневского.
В 1829 году Егор оканчивает университетский курс, и старший брат Евграф, ставший главой рода, уже известный горный инженер, вызывает его в Петербург. Евграф Петрович обнаруживает, что младший в роду уже давно не хилый и не болезненный и даже покрепче остальных. Он объясняет Егору, что наступила эпоха не философов и поэтов, а технарей. Сам государь Николай Павлович — инженер. Ковалевский-младший посещает лекции в кадетском корпусе и обучается горному делу.
«Ковалевский поступил, как истинный русский»
Вскоре молодой инженер Егор Ковалевский отправляется в Сибирь и под чутким руководством брата приучается самостоятельно искать драгоценный металл.
«На пространстве необозримом, между Обью и Иртышем, от Колывани до Тары, Ишима и моря Ледовитого, лежит одна равнина — степь Барабинская: совершенно безлюдная, везде покрытая болотами и тундрами, почти необитаемая. К морю она усеяна мамонтовыми костями и представляет обширное кладбище, на коем изредка, как тени, исшедшие из могил, мелькают изгнанники, заклейменные преступлением. Летом она покрывается непроницаемым туманом, но горе страннику, который остановится полюбоваться волшебной его игрою, не предохранив своего лица: миллионы насекомых, ползающих и летающих, покрывают его!..» — писал он в 1832 году в книге «Сибирь. Думы. Стихи».
Горный инженер на золотых приисках и заводах Сибири, он вёл разведку золота в Восточном Саяне по притокам Ангары и в других местах. При переходе через Восточный Саян Ковалевский чуть не свалился в бездну, так как вожатый привёл его вечером в непогоду на вершину, окружённую «снежными утёсистыми пиками». Во время путешествий по Саянам ему нередко приходилось иметь «по одну сторону неприступные скалы, а по другую бездну»
К двадцати семи годам будущий генерал открыл четыре золотых прииска и получил чин капитана. Его привлекали полевые исследования, молодой офицер чертил карты и делал расчеты, с увлечением описывал природу, публиковал очерки и рассказы.
Черногорский митрополит Пётр II Петрович Негош решил. что в его маленькой горной стране неплохо бы поискать золото. Когда-то в римские и византийские времена его там находили. И он обращается к Николаю I с просьбой прислать умелого геолога. Так Егор Ковалевский оказывается на Балканах.
Триста плохо вооружённых воинов под начальством русского капитана отбили нападение четырёхтысячного отряда австрийских захватчиков. В бою пригодилась и карта, составленная Ковалевским. Капитан не позволил вешать пленных австрийцев и даже от имени владыки Петра подписал мирный договор, не имея на то никаких полномочий.
Он понимал, что вызовет гнев государя, ведь Австрия в то время считалась союзницей России. Не имея возможности объяснить свой поступок напрямую, Егор Ковалевский обращается к находившемуся тогда за границей князю Горчакову: «Попробуйте быть на моём месте, когда целый народ вам говорит: «Тебя послал русский царь; мы его дети, он нас защитит, а ты защитить не хочешь».
Вот как описывает дальнейшее энциклопедический словарь Брокгауза — Ефрона:
«Понимая, что таким образом он превысил свои полномочия, и опасаясь строгой кары за то, Ковалевский, возвратясь в Петербург, подал Государю, по совету кн. А. М. Горчакова, подробную записку о своих действиях в Черногории. Император Николай вполне одобрил его поступки, написав на полях: «Le capitaine Kowalewsky а agi en vrai russe (Капитан Ковалевский поступил, как истинный русский)».
А дальше был хивинский поход под началом Василия Алексеевича Перовского, брат которого Алексей был попечителем харьковского учебного округа в студенческие годы Егора Петровича. Там он добирался до территории Кашгара и Афганистана.
«…В странах полудиких,…в свите поднявшегося войною, на верблюдах и казацких скакунах, графа В.А. Перовского, на Хивинские ханства, он уже гораздо более в качестве дипломатического чиновника, чем горного инженера, голодает и мёрзнет вместе с верблюдами и казаками и в степи; отбивается самолично в дрянном земляном укрепленьице от нападающих дикарей и отсиживается на конине до подоспевшей выручки», — писал знавший хорошо Ковалевского литератор Дмитрий Григорович.
По результатам своих путешествий Ковалевский написал книгу «Странствователь по суше и морям» в 3-х частях. Знаменитый литературный критик Виссарион Белинский высоко оценил первую книгу очерков Ковалевского, отметил «занимательность», «сметливую наблюдательность», «лёгкость романического повествования».
«Наш любимый автор-странник, — пишет востоковед Осип Сенковский, — имеет особенную способность не только путешествовать, но и мастерски передавать другим свои наблюдения, замечания, впечатления».
Помимо путевых заметок, Ковалевский пишет рассказы, романы и пьесы. Он общается с молодыми литераторами, разумеется, в свободное от службы и экспедиций в Сибирь время. Однако контакты в среде столичной интеллигенции едва не стоили ему карьеры и доброго имени. Среди его знакомых оказались представители знаменитого революционного кружка.
«Осенью 1844 г. Ковалевский возвратился в Петербург из путешествия по Карпатам и Балканам и здесь близко сошёлся с петрашевцами. Александр Пальм показал на следствии по делу петрашевцев «каждое почти воскресенье я проводил в доме сенатора Евг. П. Ковалевского, где был принят как родной. Был в весьма коротких отношениях с братом его полковником горных инженеров Ковалевским». (Дело петрашевцев, т. III, М., 1951, с. 269). Входивший в кружок литератор Сергей Дуров тоже показал на следствии, что бывал у Егора Петровича.
Ответ на вопрос о том, почему судьба Егора Ковалевского оказалась более счастливой, чем у проходившего по тому же делу Федора Достоевского, можно найти в воспоминаниях Петра Михайловича Ковалевского — племянника путешественника.
«Сколько так называемых «петрашевцев» собиралось у него по вечерам и какая совершалась тут уголовщина, вроде чтения известного письма Белинского к Гоголю…. Тогда это было преступно вообще; но если подпоручикам и коллежским регистраторам оно было просто преступно, то украшенному орденами штаб-офицеру, каким был Е.П., сугубо преступно.
И, конечно, одна счастливая случайность борьбы двух соперничавших ведомств, — из которых одно, по обязанности своей доносящее, не успело донести, а другое донесло из любви к искусству, — спасла нашего путешественника от поездки на ту сторону Невы, в место покрепче его киргизского укрепления… (имеется в виду тюрьма в Петропавловской крепости — прим. ред.) Шеф жандармов пообещал «Согнуть в бараний рог» всякого, кто посмеет раздуть дело, открытое министром внутренних дел; никто не усомнился, что обещание будет исполнено, и дело раздуто не было».
Стоит только добавить, что упомянутым министром внутренних дел был Лев Перовский — потомок последнего гетмана Малороссии и родной брат двух благодетелей Егора Перовского.
От Абиссинии до Пекина
Вместо Петропавловской крепости и имитации расстрела на Семёновском плацу Егор Петрович по личному указанию государя везёт в Сибирь группу египетских инженеров, желавших научиться отыскивать золотые месторождения.
Правитель Египта Мухаммед-Али решает возобновить добычу золота, которая во времена фараонов и Птолемеев успешно велась в Нубии, которая ныне именовалась Суданом. Этот паша албанского происхождения добился фактической независимости вверенной ему территории от Османской империи и начал там проводить модернизацию. С помощью европейских инженеров по его приказу стали строиться предприятия.
Вот к нему-то и направил Николай I золотоискателя подполковника Ковалевского.
Посланник в Константинополе Титов написал инструкцию, в соответствии с которой Ковалевский должен был собрать «ценные краткие сведения о больших работах, проектируемых пашей Мухаммедом Али, таких как плотина через Нил, Суэцкий канал и другие».
Предполагалось также, что в экспедиции будут собраны «интересные и ценные сведения относящиеся непосредственно к работорговле, которая…процветает в Египте, а также о торговых отношениях, которые существуют в этой стране и в более отдалённых местностях, как Абиссиния или средняя Аравия».
Егор Петрович стал доверенным собеседником паши.
«В конце декабря 1847 г. приехал я в Каир. Приготовления к экспедиции начались деятельно… Мухаммед Али теперь сосредоточил все свои надежды во мне. Во время двухнедельного моего пребывания в Каире я бывал очень часто у вице-короля и, смею думать, пользовался его особенным к себе расположением.
Он говорил со мной о барраже Нила, занимавшем его особенно, укреплении Александрии, об учреждении кадастра и нередко спрашивал моих советов; часто посмеивался над интригами англичан и французов, из которых в то время одни хлопотали об устройстве железной дороги, другие — канала через Суэцкий перешеек, между тем как Мухаммед Али твердо решил не допускать ни того, ни другого и отделывался от двух враждующих между собой партий одними обещаниями.
С восторженной благодарностью отзывался он о милостях государя императора, приславшего ему своего офицера для споспешествования к достижению его любимой цели и очень часто с гордостью говорил европейским консулам о своей связи с русским двором…
Часто в суждениях его, обличавших иногда детское незнание предметов довольно обыкновенных, проявлялись мысли, поражавшие своею ясностью, логической последовательностью, можно сказать, гениальностью. Он с жадностью следил за политикой Европы, занимался историей, и любимыми героями его были Наполеон и Петр Великий».
В 1847-1848 годах Ковалевский провёл геологические исследования на северо-востоке Африки, где ему удалось одному из первых, задолго до англичанина Генри Стенли, указать правильное географическое положение истоков Белого Нила, что было подтверждено окончательно только в 1903 году. А тогда он доложил о результатах своих изысканий только канцлеру графу Карлу Васильевичу Нессельроде, а в своей книге «Путешествие во внутреннюю Африку» (СПб., 1849; 2 изд. 1872) сказал об этом вскользь и неуверенно.
Он был первым из русских, кто побывал в Абиссинии и Уганде.
«Несмотря на все преграды, представляемые неграми и природой, мы достигли 8° северной широты до вершин Тумата. Тут простирается обширная роскошная равнина, некогда населенная, но теперь пустынная, обитаемая множеством слонов: я осмелился назвать ее Николаевской, а речку, текущую по ней и впадающую в Тумат, Невкой: это был крайний пункт, до которого доходил я с этой стороны и до которого еще никто из европейцев не достигал. Я определил географическую широту в нескольких пунктах, сделал измерение высот посредством барометра, кроме того, мы собрали любопытные коллекции горных пород, птиц и растений», — писал Ковалевский.
Своей основной цели он тоже добился: открыл и описал три золотых месторождения в Судане.
«Беру смелость исчислить здесь результаты, которых достигли мы моей экспедицией… Открыты три золотосодержащие россыпи, построена золотопромывальная фабрика и при ней укрепление, приучены к работам этого рода туземцы, в доказательство чего золото, добытое при мне на фабрике привезено мной правителю Египта.
Для географии приобретено огромное пространство страны негров от истоков Голубого Нила до Белого Нила, куда еще не проникал никогда ни один европеец, несмотря на все усилия Лондонского Географического общества», — докладывал Ковалевский канцлеру Нессельроде.
В 1849 году Николай I направил Ковалевского в Пекин. Формально целью путешествия считалось сопровождение православной миссии, а на деле — получение права для русских купцов пользования удобным торговым путём. И это ему удалось. В 1851 году в Кульдже он подписал договор на эту тему. Государь, довольный достигнутыми им в Китае результатами, пожаловал ему 600 руб. пожизненной пенсии; впоследствии Император Александр II повысил эту пенсию до 2000 рублей.
В 1853 году, во время турецко-черногорской войны, Ковалевский в качестве русского комиссара был вновь послан в Черногорию.
Он способствовал прекращению военных действий и началу мирных переговоров, предотвративших вторжение в Черногорию армии Омер-паши. Князь Данило был благодарен государю за этот визит давнего друга его страны. Но если Черногория была спасена, то сама Россия вступила в войну с османами, а затем и с англо-франко-сардинской коалицией.
Генерал-майор Ковалевский перемещается в Дунайскую армию, а затем в осаждённый Севастополь вслед за князем Михаилом Горчаковым.
Александр II, как и его отец, высоко ценил Егора Петровича. В 1856 году Ковалевский быт назначен на пост директора Азиатского департамента министерства иностранных дел, членом-корреспондентом Академии наук и помощником председателя Русского географического общества. При его участии был выработан Айгунский договор с Китаем, по которому за Россией закреплялись обширные территории к северу от реки Амур. С тех пор уже абсолютно на законных основаниях «на высоких берегах Амура часовые Родины стоят».
В письме А.М. Горчакову от 27 ноября 1860 г. Н.Н. Муравьев-Амурский писал: «Теперь мы законно обладаем и прекрасным Уссурийским краем, и южными портами, и приобрели право сухопутной торговли из Кяхты и учреждения консульств в Урге и Кашгаре. Все это без пролития русской крови, одним умением, настойчивостью и самопожертвованием нашего посланника, а дружба с Китаем не только не нарушена, но скреплена более прежнего».
В 1861 году Егор Петрович становится сенатором и генерал-лейтенантом. Ковалевский — один из основателей и многолетний председатель Общества для оказания помощи нуждающимся литераторам и ученым, которое потом было преобразовано в Литературный фонд. Ковалевский справедливо писал тогда:
«Те, которым громкая литературная известность даёт возможность более чем безбедного существования, не могут себе представить, в каком положении находится меньшая их братия, эти труженики второстепенных и мелких журналов, и с какими усилиями зарабатывается ими скудная плата. Мы видели между ними нужду потрясающую…»
Литфонд и стал главной заботой Ковалевского вплоть до его кончины 2 октября 1868 года. Упокоился Егор Петрович рядом с умершим годом ранее братом Евграфом в Троице-Сергиевой пустыни в Стрельне, ныне входящей в городскую черту Санкт-Петербурга. Захоронение братьев Ковалевских было снесено большевиками, как и родовой дом в Ярошевке. Ныне на месте усадьбы стоит памятный знак.
Ф.И. Тютчев в стихотворении «Памяти Е. П. Ковалевского» писал:
«Душа живая, он необоримо
Всегда себе был верен и везде,-
Живое пламя, часто не без дыма
Горевшее в удушливой среде…,
Но в правду верил он — и не смущался
И с пошлостью боролся весь свой век,
Боролся, и ни разу не подрался,-
Он на Руси был редкий человек».
