— Геворг, выступая на Мюнхенской конференции по безопасности, президент США Джо Байден заявил, что Россия заинтересована в ослаблении единства Европы и США, и, по сути, обозначил ее как главного врага ЕС и Америки. Почему именно РФ Байден считает главной угрозой демократии?
— Если честно, мы, по-моему, разные выступления господина Байдена смотрели, потому что Джозеф Байден не говорил, что Россия является главным врагом США. На пост главного врага Соединенных Штатов он назначил Китай. Россия — это страна, которая создает неприятности, проблемы для американской демократии, но не является главным врагом. И это хорошо.
- Для кого?
— Для нас, конечно. Потому что если Российская Федерация будет позиционироваться как главный враг, то все усилия Соединенных Штатов будут направлены на сдерживание Российской Федерации. Это будут приоритетные задачи: секторальные санкции, огромные проблемы, дальнейшее науськивание Украины любой ценой против Российской Федерации…
- Но ведь это и без того существует.
— Да, это и будет продолжаться, но с определенными рамками. И не исключено, что в какой-то момент американские партнеры дойдут до осознания элементарной мысли, что невозможно одновременно сдерживать и Россию, и Китай. Не потому, что у США не хватит сил — может быть, и хватит, а потому, что одновременное сдерживание России и Китая приводит к тому, что Россия и Китай сближаются друг с другом и формируют антиамериканский альянс.
И когда до американцев эта мысль элементарная дойдет, которую уже, кстати, озвучивают некоторые американские политологи, им придется выбирать, кто для них опаснее — Россия или Китай. Выбор будет сделан в пользу главного врага, а поскольку главным врагом при Байдене обозначен Китай, значит, выбор будет сделан в пользу Китая, что для Российской Федерации хорошо.
- И Россия готова в случае чего пойти на такое сотрудничество?
— У нас много общих интересов, у нас много общих задач, и Российская Федерация не против заниматься этим сотрудничеством. Проблема в том, что американцы против. То есть американцы хотят сотрудничать с Россией, но при этом они еще хотят вводить против нее санкции.
То же самое примерно хочет делать и Европа: посмотрите на итоги заседания Совета министров иностранных дел Евросоюза, где господин Боррель (глава дипломатии Евросоюза Жозеп Боррель. — Ред.) заявил, что Евросоюз вырабатывает новую стратегию в отношении Российской Федерации, состоящую из трех компонентов. Там речь шла об ответной реакции на нарушение прав человека, о сдерживании в случае вмешательства во внутренние дела Европы, дезинформации, кибератаках и т.д., и третий вариант — сотрудничество в тех областях, где это взаимовыгодно. Я вот сомневаюсь, что Российская Федерация готова сотрудничать в тех областях, где это взаимовыгодно, если Евросоюз будет огульно постоянно вводить против России санкции.
По-моему, [президент РФ Владимир] Путин об этом говорил, когда приводил пример со шведским столом. Мы не против, если отношения будут развиваться по принципу нормального шведского стола: когда ты приходишь, берешь те блюда, которые тебе нравятся, то есть сотрудничаешь в тех областях, в которых ты заинтересован, а в тех, в которых не заинтересован, не сотрудничаешь — блюда не трогаешь и просто уходишь из-за стола. Но когда ты подходишь к шведскому столу и хочешь брать блюда, которые нравятся, а те, которые не нравятся, начинаешь брать и кидаться ими в оппонента, то с тобой за шведский стол никто больше не подойдет.
— Когда мы говорим о Европе, мы не должны говорить о национальных интересах: в Европе есть позиция европейских элит, и это позиция трансатлантических элит, которые наточены на то, чтобы американцы дальше управляли Европой и решали все европейские проблемы. И с этой точки зрения Европа уже давно действует поперек собственных интересов.
Мы же понимаем, что не в интересах европейских стран заниматься конфликтом с Российской Федерацией, не в интересах европейских стран участвовать в американском конфликте с Ираном, не в интересах европейских стран отказываться от российского предложения по созданию системы коллективной безопасности в Европе, не в интересах европейских стран становиться препоной на пути строительства «Северного потока – 2» и, естественно, не в интересах европейских стран заниматься поддержкой неонацистского режима на Украине, особенно сейчас, когда этот режим полностью попрал все права человека, которые только возможны.
Но еще раз говорю: европейская элита не действует по национальным интересам, она действует по указаниям США плюс по собственным специфическим взглядам на отношения с Российской Федерацией.
- Кстати, об Украине. Байден во время конференции сказал следующее: «Отстаивание суверенитета и территориальной целостности Украины остается жизненно важным вопросом для Европы и США». Что это значит?
— Все очень просто. Он сказал, что Европа должна продолжать поддерживать украинский режим и продолжать вводить санкции против Российской Федерации в поддержку этого украинского режима. И если Европа будет по каким-то причинам сливать Украину как уже никому не нужный актив, то американцы рассмотрят это как дезертирство из рядов антироссийских сил со всеми вытекающими. Потому что, напоминаю, для того, чтобы снять с России санкции за украинские дела, достаточно голоса одной страны — члена Европейского союза.
- С этим, в частности, связано молчание европейских коллег относительно ситуации с закрытием телеканалов, санкциями в отношении оппозиционных политиков в Украине?
— Да, просто американцы дали добро. При [экс-президенте США Дональде] Трампе такого, наверное, не было бы.
- Вашингтон просто дал добро или эта ситуация в Украине — следствие, скажем так, прямой рекомендации, адресованной Киеву?
— Смотрите, на Украине этого хотели давно и понимали, что Трамп на это добро не даст: у Трампа было специфическое отношение к Украине. А вот при Байдене — вполне возможно. Поэтому я не исключаю, что здесь сошлись одиночества — Байден сказал: «Давайте мочите», и [президент Украины Владимир] Зеленский сказал: «Есть, я с радостью, мой дорогой оберштурмбаннфюрер».
— На обострение ситуации в Донбассе — мы это уже сейчас видим. К сожалению, Россия сейчас расплачивается за свою крайнюю нерешительность в карабахском кризисе, когда другие страны посчитали, что можно решать территориальные конфликты на российской периферии без учета российского мнения. За это очень неправильное поведение мы сейчас расплачиваемся по полной программе. Но это не самое опасное. Ладно, Донбасс — мы разберемся: поставим туда системы современного вооружения, которые будут накрывать всю украинскую артиллерию.
Это страшно, но не настолько критично, как если будет дана команда «качать» Приднестровье. Это огромная проблема, которую мы недооцениваем, потому что если будет принято решение устроить полную блокаду Приднестровья, заняться установлением конституционного порядка в Приднестровье, безусловно, не только силами молдавской армии, но также частями НАТО и украинской армии, то что будет делать Россия? Ей скажут: уважаемая, Молдавия против миротворцев, пожалуйста, выводите. Не выводите — значит, мы начинаем военную операцию.
- Что в этом случае делать России?
— Для того чтобы прийти на помощь Приднестровью, Россия должна либо заходить туда через Румынию, то есть страну — члена НАТО, — это война с НАТО, либо вторгаться на Украину.
- Что хуже: вторгнуться в Украину или оставить Приднестровье?
— Я, честно, не знаю, наверное, все-таки сдача Приднестровья будет хуже, чем война с Украиной, но это уже должен решать не я, а наше руководство. А учитывая чрезмерную осторожность российского руководства и в карабахском вопросе, и сейчас в истории с памятником Дзержинскому, когда от греха подальше решили топить за Александра Невского, я не исключаю, что эта гиперосторожность приведет к тому, что мы совершим апокалиптическую ошибку и сдадим Приднестровье.
