1980 год часто называют «самым весёлым годом в польской истории», а саму Польскую народную республику (ПНР) тогда именовали «самым весёлым бараком в социалистическом лагере».
К тому времени как раз резко ухудшились отношения между «старшим братом» ПНР, Советским Союзом, и Соединёнными Штатами Америки. Тогдашний президент США Джимми Картер имел имидж миротворца. В 1978 году он добился подписания Кэмп-Девидских мирных соглашений между Израилем и Египтом, а также восстановил дипломатические отношения с Китаем, а в 1979-м подписал с Леонидом Брежневым договор об ограничении стратегических вооружений — ОСВ-2. Однако после ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979-го Картер решил поставить крест на «разрядке».
При этом стоит отметить, что Джимми Картер с самого начала своего президентства весьма активно пытался отколоть от социалистического лагеря Польшу.
Это было связано с тем, что в его администрации два американца польского происхождения занимали высокие посты: Збигнев Бжезинский служил советником президента США по национальной безопасности, а одним из ключевых членов команды Картера был Эдмунд Маски (настоящая фамилия — Марцишевский), который в 1973-1980 годах был председателем комиссии Конгресса по бюджету и членом комиссии по иностранным делам, а в апреле 1980-го стал государственным секретарём США.
Именно Збигнев Бжезинский готовил визит Джимми Картера в Польшу 29-31 декабря 1977 года, причём это был один из первых зарубежных визитов 39-го президента США. Хотя он вошёл в историю благодаря досадным ошибкам переводчика (к примеру, на встрече в аэропорту Варшавы Картер заявил, что он счастлив посетить Польшу, а переводчик Стивен Сеймур ввёл новые смыслы: «Я счастлив схватить Польшу за интимные места»), однако в политическом смысле поездка была вполне успешной.
Картер продемонстрировал, что его интересует не только коммунистическое правительство, но и общество Польши. Президент США возложил венки как на могилу Неизвестного солдата, так и у монумента Армии Крайовой, посетив тем самым два объекта национальной гордости поляков. Были явные признаки того, что молодые поляки воспринимают американского президента как символ борьбы за права человека. Одна из групп молодёжи прорвала в Варшаве милицейские заграждения, выкрикивая: «Картер! Картер! Спаси нас!»
Бжезинский договорился о личной встрече с кардиналом Стефаном Вышиньским в его резиденции главы католической церкви в Польше. После войны Вышиньский стал символом польского национального самосознания и сопротивления советскому влиянию. Во время встречи Бжезинский также узнал много нового о польских «летучих университетах» — так называлась неофициальная система высшего образования, в которой читались лекции по запрещённым темам, включая историю борьбы Польши за независимость от Российской империи и против советских войск после Второй мировой войны.
А с протеже кардинала Вышиньского, молодым кардиналом и архиепископом Кракова Каролем Войтылой, Бжезинский был знаком с 1976 года, когда Войтыла посетил Соединённые Штаты для участия в международном Евхаристическом конгрессе. Там кардинал прочитал речь о материалистическом характере марксизма и капитализма, утверждая, что только христианская духовность сможет справиться с отчуждением в современном мире. На приеме после лекции состоялась его краткая беседа с Бжезинским, которого поразили его интеллект и спокойная сила.
Когда в октябре 1978 года Кароль Войтыла стал Папой Римским под именем Иоанна Павла II, в Первом главном управлении КГБ ССР утверждали, что это стало следствием заговора.
По данным спецслужбы, именно Збигнев Бжезинский вместе с кардиналом Джоном Кролом, польско-американским архиепископом Филадельфии, договорился с Ватиканом о дестабилизации обстановки в Польше и странах Варшавского договора, инструментом для чего должен был стать папа-поляк.
Как пишет Чарльз Гати в книге «Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского», сам помощник президента в официальной записке Картеру утверждал, что «избрание папы можно рассматривать как новый этап в защите прав человека. В мире ширится движение за права человека, и вы должны подтвердить, что США являются приверженцами этой идеи». «Збиг обсудил это с президентом, и тот был весьма воодушевлён. Они ощутили целую волну перемен в отношениях между Востоком и Западом», — сообщил позже пресс-службе Белого дома заместитель Бжезинского Дэвид Аарон.
После вступления Иоанна Павла II в должность между Ватиканом и Белым домом была создана «горячая линия», которой неоднократно пользовался Картер.
Весной 1979 года Иоанн Павел II сообщил, что готов посетить свою родину. Руководитель польских коммунистов Эдвард Герек пытался сообщить Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу, что у него нет вариантов, кроме того, чтобы принять Иоанна Павла II подобающим образом.
«Вот мой вам совет — не принимайте его вообще, от этого у вас будут одни лишь проблемы», — отрезал Леонид Брежнев. Герек настаивал на том, что проигнорировать присутствие папы будет трудно. Неужели Брежнев ожидает, что польское правительство просто проигнорирует визит папы? Брежнев ответил: «Скажите папе — он мудрый человек, — чтобы он публично объявил, что не сможет приехать из-за болезни». Герек настаивал на том, что это только оттянет неизбежное. «Ну, поступайте, как хотите. Но смотрите, не пожалейте об этом позже», — подвёл итог Брежнев.
В июне 1979 года произошло триумфальное возвращение папы в Польшу. Миллионы поляков пришли увидеть его своими глазами, и ещё больше слушали его выступление по радио. Этот визит был назван «психологическим землетрясением». Папа Иоанн Павел II стал источником морального вдохновения и способствовал грандиозному подъёму национального самосознания поляков.
Именно этот визит в Польше считают предтечей забастовочного движения 1980 года и создания профсоюза «Солидарность».
1 июля 1980 года польское правительство объявило о повышении цен на продукты питания.
В ответ на это по стране прокатилась волна забастовок, чему способствовали слухи о том, что польское мясо поставляют в Москву для Олимпиады. В частности, на несколько дней был парализован железнодорожный узел в Медыке, через который шёл военный транспорт, снабжавший советские войска в ПНР и ГДР.
В ночь с 16 на 17 августа 1980 на верфи имени Ленина в Гданьске был создан Межзаводской стачечный комитет, выступивший с беспрецедентной критикой в адрес польских властей. Входящий в стачком электрик Лех Валенса взобрался на стену одного из зданий верфи и прикрепил на ней 21 требование рабочих, среди которых было создание независимых самоуправляемых профсоюзов. На судоверфи, где работали более 16 тысяч человек, началась оккупационная забастовка, которую поддержали более 700 предприятий в Польше.
В результате 31 августа 1980 года власти ПНР выполнили почти все требования бастующих, и этот день считается датой основания профсоюза «Солидарность».
Несколькими днями ранее, 25 августа 1980 года, Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «К вопросу о положении в Польской Народной Республике».
Была образована секретная комиссия ЦК во главе с Михаилом Сусловым, которую впоследствии называли «комиссия Суслова» (кстати, в 1982 году её возглавил Михаил Горбачёв.) В задачи комиссии входили мониторинг ситуации и выработка предложений о мерах со стороны СССР «как гаранта нерушимости социалистического лагеря» по сохранению Польши в организации Варшавского договора.
Брежнев начинал день с вопроса: «Как дела в Польше?» По мере нарастания протестного движения председатель КГБ Андропов всё чаще требовал докладов от представителя КГБ в Польше генерала Виталия Павлова, который звонил ему по несколько раз в день.
Среди вариантов, которые рассматривались советским руководством, не исключалось и введение в Польшу советских войск для подавления «контрреволюции».
28 августа 1980 года члены «комиссии Суслова» в записке на имя Брежнева просили привести в полную боевую готовность три танковые и одну мотострелковую дивизии. При дальнейшем обострении обстановки предполагалось доукомплектовать до состояния военного времени дивизии нескольких округов. Брежнев не торопился с подписанием распоряжения о вводе войск и сказал: «Повременим». Среди противников ещё одной военной операции, обременяющей советскую экономику, был начальник Генштаба маршал Николай Огарков.
Ситуация усугублялась тем, что первый секретарь ЦК Польской объединённой рабочей партии (ПОРП) Эдвард Герек, находившийся на посту с конца 1970 года и много сделавший для модернизации страны, боялся применять военную силу для разгона протестующих. Он просто очень хорошо помнил, как сам пришёл к власти.
В середине декабря 1970 года, когда после тридцатипроцентного повышения цен по всей Польше вспыхнули забастовки, польские силы правопорядка применили оружие против рабочих той самой верфи имени Ленина в Гданьске — погибли 44 человека, в том числе два милиционера и один солдат, что стоило должности тогдашнему первому секретарю УК ПОРП Владиславу Гомулке.
Потому неудивительно, что 5 сентября 1980-го Герек был заменён Станиславом Каней — секретарём ЦК ПОРП, курировавшим силовые структуры. В Польше появилась пословица «Лучше Каня, чем на танке Ваня», однако обстановка продолжала накаляться. Особое недовольство Москвы вызвало подписание в Гданьске соглашений правительства с «Солидарностью», которое расценивалось как легализация антисоциалистической оппозиции.
В связи с этим вариант с вводом войск в Польшу не снимался в Москве с повестки дня. Но, как отмечает одна из лучших российских знатоков истории Польши ХХ века Инесса Яжборовская, «начался двусторонний поиск конституционных оснований для разрешения конфликта в Польше».
В ЦК КПСС нашли в Конституции ПНР раздел об «угрозе безопасности Польши», которая могла бы стать правовой основой для введения военного положения. С этого момента в Кремле начал утверждаться курс на силовое решение политического конфликта руками самих поляков.
В Российском государственном архиве новейшей истории сохранились протоколы заседаний Политбюро, в которых отразилась дискуссия между членами советского руководства по ситуации в Польше. Дискуссии велись в обстановке строгой секретности и до широкой публики доходили в виде каких-то отголосков и слухов, а то и вовсе не доходили. Сегодня они доступны историкам, но не во всей полноте.
Генсек Леонид Брежнев формулировал вопрос так: «Может, действительно надо будет ввести военное положение?» А Дмитрий Устинов обосновывал позицию следующим образом: «Если мы не введём военное положение, ситуация будет очень трудной… Северная группа войск подготовлена и находится в полной боевой готовности».
Технически Советская армия была готова к очередному «освободительному походу»: весной 1980 года в течение двух с половиной месяцев проходили военные учения «Союз-80», в ходе которых отрабатывались задачи по переходу польской границы и окружению крупных городов.
ПОРП стремительно утрачивала своё политическое влияние в стране, с промышленных предприятий начали изгоняться партийные комитеты. «Солидарность», которая первоначально представляла собой «протестное» движение за социализм с «человеческим лицом» без какой-либо созидательной программы, понемногу становилась «параллельной властью».
Основным средством давления на власти официальные была забастовка с политическими требованиями. Власти, опасаясь усиления протестного потенциала, продолжали выплачивать забастовщикам деньги. В подобных комфортных условиях забастовочное движение только разрасталось, у профсоюза появилась мощная разветвленная инфраструктура на местах.
Руководством «Солидарности» на всей территории Польши, в воеводствах, городах и сёлах были созданы местные организации, умело проводившие пропагандистскую работу среди населения.
Почувствовав реальную возможность «раскачать» ситуацию в Польше, Запад стал оказывать «Солидарности» мощную финансовую и материально-техническую поддержку. Участились и провокации против советских военнослужащих Северной группы войск. Антисоветские настроения росли, несмотря на то что Польша (о чём сообщалось в средствах массовой информации) продолжала получать внушительные финансовые дотации из Советского Союза. Кроме того, из СССР в ПНР за бесценок шли нефть, хлопок, железная руда, зерно, мясо и многие другие товары.
Брежнев тогда заявил: «Социалистическую Польшу мы в беде не оставим и в обиду не дадим!»
К тому времени руководство советской внешней политикой оказалось в руках «ястребов» — Устинова и Андропова, с ними фактически солидаризировался министр иностранных дел СССР Громыко.
Ставленником Устинова был главнокомандующий вооруженными силами Варшавского договора маршал Виктор Куликов, которому пришлось заниматься отношениями с союзниками и вообще политикой. В начале 1980-х годов он оказался главным представителем СССР, ответственным за преодоление кризиса в Польше.
В октябре-декабре 1980 года Куликов постоянно находился в штабе Северной группы советских войск в Легнице, готовя продолжение масштабных учений «Союз-80», в ходе которых, по мнению многих историков и аналитиков, должна была произойти оккупация Польши. А резиденцией советского маршала стал замок в городке Хеленув под Варшавой, который использовался для отдыха высших офицеров польской армии, и туда к нему регулярно приезжал тогдашний министр обороны ПНР Войцех Ярузельский.
«Когда я встречался с ним один на один, — вспоминал позже Куликов, — он всегда спрашивал: вы нас в беде не оставите, если мы объявим военное положение?» Отвечаю: «Нет».
Как утверждал бежавший в США начальник оперативного отдела польского генштаба полковник Куклиньский, имелся детальный план вторжения с участием 15 советских, двух восточногерманских и одной чехословацкой дивизии. По словам командира последней генерала Станислава Прохазки, он и его подчиненные находились в состоянии полной готовности к выступлению по приказу из Москвы.
А сам Бжезинский позже заявлял, что в его распоряжении имеются воспоминания военных ЧССР и ГДР о том, что в конце ноября 1980 года уже началось передвижение войск для занятия Польши, которое планировалось на 8 декабря 1980 года.
Однако 3 декабря 1980 года Бжезинскому удалось убедить Картера, который к тому времени уже проиграл президентские выборы, позвонить Брежневу.
Бжезинский советовал избегать любых двусмысленностей и чётко предупредить Москву о недопустимости вторжения в Польшу и составил текст жёсткого предупреждения, которое Картер озвучил непосредственно Брежневу по «горячей линии» между Белым домом и Кремлём. В разговоре президент США проинформировал советского генсека, что в случае военной интервенции в Польшу СССР придётся столкнуться с «очень серьёзными последствиями».
Понятно, что речь шла не о военной, а об экономической угрозе, но именно военные соображения спасли Польшу от повторения «чехословацкого варианта».
Дело в том, что, по расчетам советских военных аналитиков, для установления эффективного контроля над всей территорией Польши требовались не 15, а от 30 до 45 советских дивизий. Выделить столько войск на фоне войны в Афганистане СССР не мог. Однако впоследствии Станислав Каня утверждал, что именно послание Картера сыграло большую роль в предотвращении ввода советских войск в Польшу.
Считается, что одна из главных причин, почему советские войска не вмешались в польские события в 1980-1981 годов — это страх перед тем, что поляки, в отличие от чехов и словаков в 1968-м, станут стрелять в «освободителей», и начнётся партизанская война.
К примеру, из Варшавы был отозван советский военный атташе в Польше полковник Рытов, осмелившийся заявить начальству, что «Польша — не Чехословакия, и здесь дело может дойти до большой крови».
«Мне представляется, что поляки не стреляли бы, — считает маршал Куликов. — У них сильная армия была, почти полмиллиона человек, но владеть оружием и вести боевые действия — это не одно и то же».
В конце концов, генерал Войцех Ярузельский вывел «старшего брата» из затруднения, заверив, что решит вопрос самостоятельно.
14 февраля 1981 года Ярузельский стал премьер-министром Польши, сохранив пост министра обороны. С 16 по 25 марта 1981 года на территории ГДР, ЧССР и ПНР прошли учения «Союз-81», особый характер которым придавал тот факт, что в качестве наблюдателей на них были приглашены министры обороны государств-участников Варшавского договора.
А ночью 3 апреля 1980 года в Бресте состоялась секретная встреча Андропова и Устинова с Каней и Ярузельским, которые провели несколько часов в железнодорожном вагоне. В отчёте Политбюро ЦК КПСС Устинов и Андропов сообщили, что польские руководители «нервничают», выступают категорически против ввода советских войск и против введения военного положения. При этом Каня и Ярузельский заверили, что «наведут порядок своими силами».
Однако беспорядки в Польше продолжались.
3 августа 1981 года «Солидарность» заблокировала центр Варшавы автобусами и тяжёлыми грузовиками, выдвигая политические требования, а в сентябре состоялся многотысячный съезд этого профсоюза в Гданьске. В это время страны Варшавского договора проводили на территории Польши учения «Запад-81», и делегаты съезда «Солидарности» могли своими глазами наблюдать авианесущий крейсер «Киев», стоявший на рейде Гданьского залива.
Однако Ярузельскому удавалось сохранять доверие Кремля. 18 октября 1981 года он был избран первым секретарём ЦК ПОРП, и в его руках сосредоточилась вся власть в стране. Генерал действовал осторожно и дипломатично, маневрируя между «кремлёвскими старцами» из ЦК КПСС, консервативными силами в ПОРП, антикоммунистической оппозицией и влиятельнейшей в Польше католической церковью.
Но и Москва вела свою игру.
11 ноября 1981 года Суслов выступил на закрытом заседании Пленума ЦК КПСС, предложив вариант «А» — введение военного положения в ПНР, и вариант «Б», согласно которому в случае нарастания анархии в Польше власть должны были взять «здоровые силы» во главе с Мечиславом Мочаром (кстати, его настоящее имя — Мыкола Дёмко, его отец был этническим украинцем). Член Политбюро ЦК ПОРП Мочар, курировавший силовые органы, был бывшим министром внутренних дел, человеком КГБ и сторонником решительного подавления оппозиции. План «Б» предусматривал арест Ярузельского.
В свою очередь, Ярузельский принимал во внимание информацию, исходящую из Ватикана.
Иоанн Павел II в своих речах говорил тогда, обращаясь к соотечественникам: «Не падайте духом, не теряйте терпения! Снизойдёт Святой Дух и изменит обличье этой земли». По воспоминаниям лидера «Солидарности» Леха Валенсы, когда тот посещал Ватикан, первый вопрос, который ему задавал понтифик, был такой: «Ну, как там Ярузельский?» «Как будто других поляков нет», — с некоторой обидой подумал тогда Валенса.
Но генерал Ярузельский прислушивался к сигналам не только из Москвы и Ватикана, но и из Вашингтона.
А в американской столице в 1980-1981 годах очень внимательно следили за происходившим в Польше. Так, после назначения Ярузельского премьер-министром ПНР директор ЦРУ Уильям Кейси докладывал президенту Рейгану, что «польский режим как никогда приблизился к применению силы». К меморандуму ЦРУ от 9 апреля в адрес президента Рейгана Кейси приложил собственноручно написанную записку, где говорилось, что «Советы оказались перед лицом «отчаянной дилеммы».
«Если они войдут, они получат экономический хаос, который возникнет из-за их внешнего долга, остановку всей польской рабочей силы и вооружённое сопротивление миллионов поляков. Если они не войдут, они окажутся открытыми всему Западу и окажутся перед лицом политической силы, которая подорвёт всю их систему. До того, как они решатся сами отправлять туда свои дивизии, они сделают всё возможное, будут стоять на голове, чтобы поляки сами справились с этой ситуацией и восстановили бы там порядок», — писал директор ЦРУ президенту США.
При этом с самого начала 1981 года «Солидарность» стала планировать проведение в Польше всеобщей забастовки. ЦРУ стало известно, что в начале апреля польские власти получили информацию о подготовке экстремистскими кругами «Солидарности» захвата и разрушения правительственных и партийных учреждений по всей стране. Опасаясь того, что они находятся на грани потери контроля и угрозы советской военной интервенции, Каня и Ярузельский обратились за помощью к кардиналу Вышиньскому, утверждая, что «Польша находится на краю катастрофы».
23 апреля 1981-го во время встречи в Ватикане Папа Римский Иоанн Павел II сказал директору ЦРУ Кейси, что «Москва больше не будет терпеть движение «Солидарность», и отступление профсоюза является единственным путём избежать мер, которые имели бы катастрофические последствия для польского народа».
В этих обстоятельствах, сказал Папа Римский директору ЦРУ, Римско-католическая церковь попросила «Солидарность» провести «тактическое отступление». Кардинал Вышиньский просил Валенсу отменить всеобщую забастовку, причём иерарху удалось добиться своего, только встав перед лидером «Солидарности» на колени.
Последняя попытка примирения произошла 4 ноября 1981 года, когда Валенса, кардинал Глемп (сменивший Вышиньского во главе католической церкви Польши) и Ярузельский встретились в Варшаве. Ярузельский выдвинул жёсткие требования. Валенса, представлявший умеренные силы в «Солидарности», отказался их принять.
В это время министр иностранных дел ПНР Юзеф Чирек и секретарь ЦК ПОРП Стефан Ольшовский находились в Москве, где их ждал негостеприимный приём. Во время встреч в Кремле до их сведения довели, что, по мнению советских руководителей, польская партийная власть утратила контроль над ситуацией и поставила под угрозу социализм во всём Варшавском договоре. В СССР отказались поддержать политику национального примирения, предложенную Ярузельским.
Двумя неделями позже, 18-19 ноября, в Варшаву прибыла комиссия из девяти офицеров Генштаба ВС СССР и Варшавского договора под руководством С.Г. Николаева, заместителя начальника Главного оперативного управления Генштаба ВС СССР. Основная тема — обсуждение документов в отношении введения военного положения. Советские офицеры заявили, что документы подготовлены и предложены полякам для помощи в принятии мер, но в Варшаве медлили.
7 декабря маршал Куликов нанес блиц-визит в Польшу, чтобы побудить Ярузельского действовать без колебаний и заверить, что СССР не останется в стороне, если что-то пойдет не так.
Как сообщил в 1992 году первый начальник российского Генштаба Виктор Дубынин, в начале 1980-х годов командовавший дивизией в Белоруссии, советские войска были готовы вступить в Польшу 14 декабря 1981-го, но этого не понадобилось.
13 декабря 1981 года, проснувшись утром, поляки не узнали своей страны: на улицах стояли танки и бронетранспортёры, а солдаты с автоматами грелись у печек. По телевизору передавали выступление главы ПНР — генерала Ярузельского. Он говорил строгим, подчёркнуто спокойным голосом, в котором всё же улавливалось волнение:
«Гражданки и граждане! Великая тяжесть ответственности легла на меня в этот драматический момент польской истории. Объявляю, что сегодня был создан Военный совет национального спасения. Государственный совет в соответствии с требованиями конституции ввёл в полночь военное положение на территории всей страны».
В проведении этой крупнейшей в истории ХХ века военно-полицейской операции участвовало почти 100 тысяч милиционеров и сотрудников госбезопасности, 250 тысяч военнослужащих Войска польского, тысячи танков и бронетранспортёров. Почти 10 тысяч человек было интернировано, из них 5 тысяч — активисты и эксперты «Солидарности» — были арестованы уже ночью 13 декабря.
К удивлению организаторов военного положения, они не столкнулись с активным сопротивлением, в целом всё прошло гладко. Сила в отношении рабочих, занявших некоторые предприятия, была применена по тем масштабам в исключительных случаях (на 40 предприятиях по всей стране), и наиболее трагичной стала гибель людей на шахте «Вуек».
За 10 лет до распада СССР генерал Войцех Ярузельский смог сделать в Польше то, чего не удалось ГКЧП.
Важным фактором успеха военного положения в Польше была большая популярность вооружённых сил в обществе, Войско польское было для поляков своей национальной армией. В 1991-м генерал говорил, что был поражён действиями советского ГКЧП, отсутствием решительных мер по отношению к лидерам оппозиции: никого не интернировали, телефонную связь не отключили, СМИ продолжали работать, причём как государственные, так и оппозиционные.
Войцех Ярузельский наблюдал за происходящим в Москве очень внимательно, и его не покидало ощущение какого-то спектакля: «Всё выглядело дилетантски, опереточно». Генерала поразила беспомощность Советской армии, боевые возможности которой он знал хорошо. Ярузельский полагал, что ГКЧП переоценивал свои возможности, считая народ по-прежнему запуганным.
