Хорошо известная его автоэпитафия: «Мир ловил меня, но не поймал».
Тяга к перемене мест
Поймать его было сложно, ибо этот сын малоземельного казака, ставшего священнослужителем, любил и умел пользоваться малым. И подолгу на одном месте не засиживался. В самом начале своей взрослой жизни он имел все шансы сделать любую карьеру в Российской империи. Потому что помимо казачьих предков отца, имел татарских предков матери, которая происходила из старинного, хоть и обедневшего крымского рода Шан-Гиреев. Впрочем, в нем уживались два начала, мешавшие карьеризму. К малороссийскому лукавому взгляду на жизнь добавилась крымская мечтательность и восточный фатализм.
С 1741 по 1743 годы Григорий учится в Киевской духовной академии, известной также как Киево-Могилянская. В 1747 году ее стали именовать Киево-Могило-Заборовская академия, почтив таким образом память митрополита Киевского Рафаила Заборовского, сделавшего как никто много для развития этого учебного заведения, заложившего вкупе с Харьковским коллегиумом основы не только духовного, но и во многом, светского образования в Российской империи.
Именно митрополит Рафаил, приметивший у отрока Григория талант к пению, столь распространенный у малороссов, отправил его в Санкт-Петербург, в придворную капеллу, где Сковорода сблизился с земляком с похожей судьбой — Алексеем Разумовским, ставшим морганатическим мужем императрицы Елизаветы Петровны.
Не прост был казачок
Три года, проведенные в столице империи, произвели на Григория неизгладимое, но гнетущее впечатление.
Это очень хорошо уловил Иван Кавалеридзем — автор советского биографического фильма «Григорий Сковорода» и трех скульптурных изваяний своему герою. Конечно, он, снимая свой шедевр в 1959 году, делал упор на том, что столичный воздух был вреден свободолюбивому сыну степей, что ему не с руки было пресмыкаться перед сильными мира сего.
Но на самом деле только первое утверждение можно считать более-менее верным, ибо, как мы знаем, Сковорода и сам был не совсем уж простого происхождения, и с фаворитом царицы дружен был, и вхож был в семью видного имперского администратора Полтавцева, глава которой приходился его матери кузеном.
Да и последующие его знакомства подтверждают, что не чурался наш философ дворянских поместий. Причем, как легко входил в них, так легко и выходил из оных.
Характерный пример можно привести из пребывания Сковороды на положении личного учителя у богатого малороссийского помещика Томара. С учеником Григорий Саввич не поладил, и обозвал его, как культурно пишут исследователи его биографии, «свиною головою». Матушка отрока возмутилась и указала несдержанному на язык учителю на дверь. По прошествии же не столь и длительного времени после этого она написала Сковороде письмо с извинениями и просьбой вернуться. Тот внял, и Томара-младший со временем стал видным деятелем в империи Александра I, неизменно указывая на то, что всем в жизни обязан был учителю Сковороде.
То же самое мог бы сказать и самый известный ученик Григория Саввича, Михаил Коваленский, вершиной карьеры которого стало рязанское губернаторство. Хотя, без сомнения, в памяти потомков он остался прежде всего, как первый биограф философа. Его «Жизнь Григория Сковороды» (1794), до сих пор остается основным источником для изучающих жизнь и дела малороссийского феномена.
Построение философской системы
Средний возраст жизни Григорий Сковорода провел в скитаниях. Несколько лет бродил по Австрии, Венгрии, Польше, Германии, Италии. И на склоне лет он будет непринужденно вставлять в речь и писания свои не только латинские и древнегреческие слова, но и примеры лексики польской, немецкой, венгерской.
Вернувшись домой, Сковорода мечется между академией в Киеве, коллегиумом в Харькове и усадьбами просвещенных и не очень помещиков, возжелавших, чтобы причесывал воспитание их отроков и парубков уважаемый человек, имевший свою систему взглядов на мир, религию, людей.
И хотя известный историк философии Радлов холодно заметил, что Сковорода, к сожалению, не оставил после себя философской школы, система своя у него была. Судить о ней бы можем по литературным и философским опытам Григория Саввича.
Русский Сократ?
Так кем же был, и чему учил Сковорода?
Его называли русским Сократом, харьковским Диогеном, Спинозой, тайным отцом славянофильства, одним из первых в России крестьянских демократов, мнимо народным философом, первым философом на Руси в точном смысле слова, апостолом рационализма, мистиком и истинным сыном рационалистического века Просвещения.
В каждом из определений было понемногу всего.
Сократ, потому что переходил с места на место и почти все свои вещи написал в виде диалогов. Рационалист? Да, при этом, верующий человек, не стеснявшийся говорить о том, что язычество было предчувствием христианства на Руси.
Григорий Сковорода, как нам кажется, был, прежде всего, сторонником всеобщего человеческого равенства и прогрессистом.
Он ненавидел всей душей крепостничество и верил в возможность исправления отдельно взятой человеческой души. Отдельно взятой. Массовость, мирской шум, алогичность раздражали его. Он не был философом во всем. Напротив — был весьма пристрастным человеком, выше всего ставившего правду и личное достоинство.
По Сковороде, Бог, все создавшая и создающая ежемоментно, сила, волен давать жизнь, а судьбу и смерть выбирает человек.
Взгляды его, в силу жизненных обстоятельств были изложены несколько эклектично, но XVIII век вообще был воплощением эклектичности, а барокко — пророк его. Сковорода был человеком барокко, сыном своей русской Родины, хотя и отдавал себе отчет в своей малорусской специфичности.
Матерью (русского народа) он вослед за древними летописями называл Киевщину или как тогда говорили «Гетманщину», а родную Слобожанщину (ныне Харьковская, Сумская и часть Воронежской и Белгородской областей) считал теткой. И это тоже верно, потому что на земли Слобожанщины правобережная Украина пришла всего за 70-80 лет до его рождения.
Нестерпимо русский язык
Как бы там ни было, Григорий Сковорода останется навсегда в нашей памяти как первый оригинальный русский философ, педагог и просветитель.
Все, что он написал, создано при помощи прекрасного русского языка своего времени. Это Язык Ломоносова (Архангельск), Тредиаковского (Астрахань), Радищева (Казань) и Сковороды (Харьков).
И это всегда очень бесило украинских националистов, понимавших, что отнять у русской истории великого учителя можно было бы, только приписав ему какой-то отдельный язык. А он, как назло, даже суржика им зацепиться не оставил. Церковнославянского, очень архаичного начала, которое вообще сыграло особую роль в создании украинского языка, в его речи много. Но это все-равно русская речь. И полились ушаты грязи на имя философа и поэта.
Грешивший националистическими взглядами в ранней молодости, Николай Гоголь, переменил их и прекрасно уживался со Сковородой на одном лингвистическом, ментальном и историческом поле. Весьма уважая предтечу — многие сюжеты гоголевский повестей можно увидеть в «байках» и размышлениях Сковороды.
А вот Тарас Шевченко не удержался. Он обзывал философа «идиотом», «неправильным малороссом», а его философию — «бестолковой». Большой был специалист, что и говорить.
Примерно то же самое можно прочитать у классика украинской литературы Ивана Нечуй-Левицкого, а также у сонма никому не известных их эпигонов в Австро-Венгерской империи, в Польше и в русско-украинской белой эмиграции.
Украинство ловило его, но «нэ впиймало»
В СССР посмертная слава Сковороды тоже сделала своеобразный кульбит.
Сначала в 1944 году Иосиф Виссарионович Сталин лично позаботился об организации празднования 150-летия «русского и украинского философа Григория Сковороды». Затем, при заигрывавшем с националистами Хрущеве, в Киеве увидел свет двухтомник философа на украинском языке. То-то получили удовольствие переводчики. Но уже во времена Брежнева последовал контрудар — двухтомник переиздали на русском. Но с новой орфографией.
В общем, националисты в борьбе за имя одного из виднейших философов века Просвещения потерпели поражение.
В Новейшей Украине попытку приписать Сковороду к украинской шароварной философии с добавками «умных слов» сделала писательница Оксана Забужко. Но кроме меня, написавшего здесь ее имя, наверное, никто из читателей никогда не слышал ни о ней, ни о ее «сковородинской» книге.
На этом и остановимся. Перефразируя самого Сковороду, заметим, что ловил, ловил его мир украинского национализма, да так и не поймал. Не по зубам ему оказался наш общерусский философ.
