Война изменила все. Родной театр почти умер, а сам Слухаенко был вынужден эмигрировать в Россию. Сейчас он работает в Свердловском театре музкомедии. Издание Украина.ру поговорила с Владиславом о театре, войне, жизни и смерти.
- В вашей судьбе все загадочно. Давайте начнем со второй загадки, не с первой. Почему вы уехали из Донецка?
— Я уехал в 2014 году, сразу как начались военные действия. До июля месяца я был еще в Донецке, занимался театром, боролся за то, чтобы зарплату людям выплачивали. Сначала мы перевели казначейский счет в Мариуполь, вроде бы там банки еще работали. Но почти тут же Яценюк сказал, что во избежание финансирования террористических организаций будут прекращены все переводы на Донбасс. И начиная с июня Киев заморозил выплаты зарплат.
Тогда за устройство моей судьбы взялись родственники. Они сами живут в Екатеринбурге и предложили нам готовое жилье и предварительный план относительно работы в Свердловском театре музкомедии. У меня семья, двое детей, маленькие еще, школьники. Был уже конец лета, детей осенью надо было вести в школу. А куда? Что будет дальше? Все было не очень понятно.
Я уже понимал, что к сентябрю труппы в театре фактически не останется. Кто-то уехал в Россию, кто-то на Украину. Театр уже перестал существовать. Возможно, подожди я пару месяцев, все бы утряслось. Где-то с ноября жизнь в театре стала возрождаться, а с февраля началась выплата зарплат. Люди потихоньку собрались, начались репетиции. К тому моменту репертуар практически умер. По всем спектаклям пришлось делать дополнительные вводы актеров. Готового ничего не осталось. Слава богу, ТЮЗ выжил. Я поддерживаю связи с людьми, которые там работают. Дела не очень хороши на самом деле. Но театр выжил.
- Чем вам запомнилась война?
— У меня война ассоциировалась с моментом передела власти в Донецке. Я жил недалеко от областного МВД, и где-то в июне там начались перестрелки. Приехала горловская группировка Безлера. С кем-то из местных у них были столкновения. Тогда по улицам ходили люди с оружием и стреляли. Так устаканивалась новая власть в Донецке. Мое самое яркое впечатление — захват облгосадминистрации. Все это было совсем рядом от моего дома.
- За кого вы в этом конфликте? Как ваши взгляды формировались?
— У меня сразу была антимайдановская позиция. Однозначно. Я, как большинство дончан, не принял переворот в Киеве. Но и то, что происходило в Донецке, я не до конца понял и принял. Пацифист я все-таки по натуре. Мы тогда столкнулись с каким-то очень временным правительством. Как-то мне позвонил и.о. министра культуры Донецка и потребовал срочно передать весь наш автотранспорт для каких-то военных нужд. Я отказался это делать. На этом наше общение с министерством культуры закончилось.
Насколько я знаю, у других учреждений транспорт был отнят. Потом этот человек, бывший и.о. министра культуры, сидел в СИЗО. Подробностей не знаю. Но власти им занимались. Это было уже потом, когда государственность в Донецке начала возвращаться, но мы уже к этому времени уехали. А на тот момент было непонятно, когда эта государственность возьмет верх над военной целесообразностью и можно будет заниматься мирными вещами.
Сентябрь был самый тяжелый период. В тот момент в Донецке происходили непонятные, страшные вещи. У нас был знакомый ветеринар Дима, он помогал ухаживать за домашними животными. Его нашли застреленным в упор автоматной очередью в отдалённом районе. Причина его смерти так и осталась неизвестной. Его идентифицировали только по удостоверению ветеринара в кармане. В сентябре мы приняли решение уехать, чтобы не подвергать детей опасности.
- Как вы оказались в театре? Вы же заканчивали Университет управления.
— Не только. В Донецке есть такой вуз — Донецкий политехнический институт, который богат выпускниками самых разных направлений. Там была команда КВН, студенческий театр миниатюр, танцевальный коллектив. Я оканчивал этот институт и был в этой среде. Наш коллектив, например, пригласили в Драматический музыкальный театр Донецка, чтобы делать мюзиклы. Наш профессиональный уровень позволял это сделать, а балет, который тогда был в театре, не позволял. Это было мое первое знакомство с театром. И после ДПИ я с театром много сотрудничал. Занимался концертными делами. Уже потом я заочно оканчивал Киевскую академию управления. Показалось, что юридическое образование мне пригодится. Сама жизнь переориентировала меня на культурную сферу, и вся моя деятельность была с этим связана.
- Как вы оказались в ТЮЗе?
— Я попал туда случайно. В нулевые годы театр был в сильном упадке. Моего предшественника уволили за развал работы. ТЮЗ несколько месяцев был без директора. Желающих идти туда особо не нашлось. Это же театр не в самом Донецке, а в Макеевке. Это 500-тысячный город, но со всеми минусами города-спутника. Там люди искренне считали, что все лучшее в столице, а здесь ничего хорошего быть не может. Наш ТЮЗ в городе воспринимался как ДК, а не как театр. Мне как бы в шутку сказали — а пошел бы ты сюда? Мы не можем найти никого, чтобы возродить театр. Я тогда как бы в шутку ответил — а пошел бы. И мне предложили подать документы.
25 ноября 2006 года был подписан приказ облсовета о моем назначении директором театра. Я там 8 лет.
- Вы получили в конец раздолбанный театр?
— Он был не в конец раздолбанным, а запущенным по многим параметрам. Но там сохранилось творческое начало, неплохой коллектив, хотя уже далеко не молодой. Средний возраст актеров был старше 35 лет. Молодежи не было вообще. Странного в этом было мало. В Донецке же театральных вузов нет. Ближайшие театральные институты были в Харькове и Днепропетровске. Ну и понятно, что для выпускников этих вузов перспектива уехать в ТЮЗ в Макеевку была очень сомнительной.
- Вы пришли туда в качестве кризисного менеджера. Какую стратегию вы избрали для реанимации театра?
— Кадры решают всё. Но просто искать людей было бесполезно и бессмысленно. Надо было поднять репутацию театра в театральном мире Украины, Донецкой области и в самом городе. Этим и занялись.
Путей было несколько. Мы обновили режиссерский состав и стали приглашать режиссеров со стороны. Поначалу мне приходилось заманивать их какими-то пряниками, но под конец они уже сами предлагали свои услуги.
Кадровый вопрос решали комплексно. Первое — это работа с вузами. Худо-бедно, но какие-то дыры эта работа закрывала. Второе — это уже была работа наша. Мы создали театральную студию для старшеклассников, которую вели наши актеры. Они делали мини-спектакли, выступали в госпиталях ветеранов, давали концерты. И по итогу порядка 15 человек из этой студии поступили в различные театральные вузы Украины.
К 14 году у нас таких студийцев работало человек пять. Я думаю, что ни в Киеве, ни в Днепропетровске этим никогда никто не заморачивался. Но в нашем случае это сработало. Кроме того, мы много работали с репертуаром. Регулярно выпускали спектакли. Нашли общие контакты с европейскими театральными институциями, которые приезжали и делали молодежные театральные проекты. Например, четыре режиссера из разных стран делали по кусочку Шекспира, и потом это объединялось в перформанс в новом пространстве нашего театрального фойе. В общем, мы потихоньку раскручивали нашу репутацию.
- Какие вкусы у зрительской аудитории в Донецке?
— В Донецке есть отличный музыкальный театр. Он приучил зрителей к мюзикловой культуре. Спектакль «Леонардо» Кима Брейдбурга, известного московского композитора, впервые был поставлен именно в Донецке. Сейчас он идет в нескольких театрах по всему миру. На этом фоне ниша драматического театра осталась пустой. У нас был русский ТЮЗ.
Исторически это был очень сильный театр. Он начался с того, что в 1971 году туда пришли маститые артисты русской театральной школы. Это была наша база. К ней добавились выпускники харьковского и киевского институтов. Потихоньку мы формировали костяк нашего репертуара — из русской классики. Это было очень ново. Тогда беспроигрышным способом привлечь в театр зрителя были спектакли вроде «Номер 13» Куни и Камалетти. Это известные комедии легкого жанра, которые шли почти во всех театрах Украины в начале нулевых годов. А вот путь в русскую классику был ни для кого не очевиден.
Это сейчас уже в России многие переориентировались на классику. А тогда этот процесс только начинался. Мы поставили «Грозу», и она стала единственной «Грозой» в репертуарном театре Украины. Спектакль прошел замечательно! Мы боялись его играть на школьников, потому что рассчитывали на более серьезное восприятие. Но мы сделали специальный показ на День учителя, пригласив всех директоров школ. И сами директора попросили нас включить этот спектакль в репертуар для школьников. Что самое интересное, школьники смотрели.
- Шоколадками не шуршали?
— Ну, шуршать шоколадками — это самое безобидное, что они могут. Поверьте мне. Наш старый главный режиссер перед своим уходом делал спектакль «Последняя любовь Шевченко». Когда мы показали его школьникам, это был тихий ужас. Через 20 минут зал становился неуправляемым. Я думал, что когда будем показывать «Грозу», будет то же самое. Но с ребятами что-то произошло. Я тогда понял, что когда детям что-то интересно, они смотрят очень внимательно. Это такая публика, которую не обманешь. Но если им неинтересно, смотреть не будут.
А наша «Гроза» держала зал. И «Гроза», и «Чайка», и «Ромео и Джульетта», и «Ночь перед Рождеством», и «Женитьба». Нам есть чем гордиться. Репертуар получился мощный. Причем все это делалось руками очень хороших режиссеров. Все эти спектакли не стыдно было вывезти куда угодно.
Когда мы немного встали на ноги, на нашей базе стали проводить ТЮЗовский фестиваль. Успели провести четыре раза. Однажды мы поставили спектакль одного немецкого автора на библейскую тематику. Там действующие лица пингвины, которые должны попасть на ковчег. «Ковчег-8» пьеса называется. Мы с этим спектаклем взяли Гран-при на этом фестивале. Так получилось, что эта пьеса была на волне. На фестиваль приехало восемь театров — все ТЮЗы Украины. И три театра привезли эту пьесу. Мы тогда сделали мини-конкурс при участии немецкого посольства. Они планировали этот спектакль прокатить по Германии. Но поехал Львовский ТЮЗ. Фестиваль проходил в конце 13 года. А потом все началось.
- Есть разница во вкусах украинских и русских зрителей?
— Я не могу судить. Театр музкомедии, в котором я сейчас работаю, это без кокетства один из лучших музыкальных театров России. Но это музыкальный театр. Кроме того, я здесь не директор. На мне только хозяйство. То, чем я не любил заниматься в ТЮЗе, — охрана труда, пожарная безопасность — это все теперь моё. Поэтому я только как зритель могу выступать. Свердловский театр музкомедии — это любимый и самый авторитетный театр Екатеринбурга.
- Вы не жалеете, что так резко сменили направление работы?
— Жалею. Очень жалею. Меня подмывало вернуться, но в ТЮЗе уже работает новый человек, туда мне путь закрыт. Поезд ушел.
- Вы навсегда останетесь в России?
— Я философски отвечу. В мае 14 года, когда только затевалась история с донецкой войной, у меня мысли не было, что я могу куда-то уехать. Всё меняется стремительно. После этого на вопросы о долгосрочных планах могу только скептически улыбнуться и напомнить: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Я знаю, как устоявшаяся привычная жизнь может измениться за одну минуту. Что будет, то и будет.
- Что вы думаете о будущем Донбасса?
— Все очень устали от этой войны. Ситуация, к сожалению, сейчас выглядит бесперспективной во всех отношениях. Минский процесс заглох. Одна сторона полностью игнорирует то, что говорит другая. В России дончан тоже никто не ждет. Хотя сами дончане выразили желание войти в состав России. Сейчас появился оптимизм, когда начали выдавать российские паспорта. Но Минский процесс заключается в том, чтобы впихнуть Донбасс обратно на Украину. Сколько это может продлиться, никто не знает. В Приднестровье это длится уже почти 30 лет.
Я могу сказать только одно: приехав сюда, в один из ведущих городов России, мы пришли с женой к выводу, что Донецк был одним из самых удобных городов для жизни. Мы будем всегда мечтать вернуться туда.
