Судьбу Польши и её интеллигенции Адольф Гитлер чётко определил ещё в начале Второй мировой войны. В соответствии с его планами на территории Польши создали оккупационную административно-территориальную единицу — генерал-губернаторство, и сразу же началась подготовка по уничтожению представителей польской элиты.
В сентябре 1939 года в узком кругу доверенных лиц Гитлер заявил: «Каждого из представителей «верхних классов» в Польше, кого мы сможем найти, необходимо ликвидировать. Если кто-то займёт их место, их надо взять под стражу и решить вопрос с ними в благоприятное время».
К «верхним классам» нацисты причисляли офицеров, должностных лиц Польского государства, судей, крупных землевладельцев, бизнесменов, интеллектуалов, священников. Через год, 2 октября 1940 года, Гитлер заявил в своей ставке, что не может быть «польских господ», и «там, где есть польские господа, они должны быть уничтожены, как бы жестоко это ни звучало».
В начале германско-польской войны шеф полиции и службы безопасности (СД) группенфюрер СС Райнхард Гейдрих организовал оперативные группы СС. Они были отправлены на оккупированные территории для выявления, ареста и устранения местных и общенациональных польских лидеров. 6 ноября 1939 года около 180 польских учёных были собраны в Ягеллонском университете в Кракове, арестованы и депортированы в нацистские концлагеря. Следующую широкомасштабную акцию против польских учёных — так называемую чрезвычайную акцию умиротворения — эсэсовцы провели в 1940 году.
Но аресты польских интеллектуалов вызвали мощный резонанс в мире, и под давлением международного сообщества нацисты вынуждены были освободить из концлагерей подавляющее большинство представителей польской интеллигенции, в частности, краковских профессоров. Поэтому ещё до нападения на СССР нацисты решили отказаться от идеи депортации польских учёных Львова в концлагеря, как это было в Кракове.
Глава генерал-губернаторства Ганс Франк 30 мая 1940 года на заседании руководителей СС и полиции открыто заявил, что проблему польской интеллигенции надо решить путём её ликвидации на местах:
«Невозможно описать, сколько хлопот у нас было с краковскими профессорами. Если бы мы решили это дело на месте, оно бы разрешилось по-другому. Очень прошу вас, господа, больше никогда не направлять в концлагеря в рейхе, осуществлять ликвидацию на месте или применять предусмотренные распоряжениями наказания».
Войдя во Львов 30 июня 1941 года, немецкие оккупанты поначалу разрешили своим подручным из ОУН*(б) и организованной ими «украинской милиции» осуществить погром еврейского населения города 1 июля. Однако к вечеру того же дня вермахт подавил погром на большей части территории Львова, хотя отдельные случаи насилия против евреев происходили в городе на протяжении ещё нескольких суток.
2 июля 1941-го «украинская милиция» во Львове была оперативно подчинена СС, и с первого же дня эта группировка начала уже планово поставлять Анйзатцгруппе С под руководством бригаденфюрера СС Отто Раша «человеческий материал» для массовых расстрелов евреев
«Польским вопросом» в структуре Раша занималась айнзацкоманда СС «Лемберг», сформированная в мае 1941-го на территории Польши, хотя к делу польских профессоров Львова бригаденфюрер поначалу проявил личный интерес.
2 июля к нему в кабинет был доставлен первый арестованный по этому делу — профессор Львовской политехники Казимир Бартель. Он был известной личностью: бывший премьер Польши в 1926-м и 1928-30 годах, во время первого пребывания Львова в составе СССР в 1939-41 годах ездил в Москву. Бартель, по его собственным свидетельствам, встречался со Сталиным, что позже дало немцам повод назвать его «великим польским коммунистом» (но, конечно же, не соответствовало действительности).
В 1967 году Ян Вайнштейн опубликовал в парижских «Зешитах Хисторичных» содержание срочного письма, отправленного Министерству иностранных дел Германии, Генрихом Мюллером, (заместителем шефа полиции и службы безопасности Рихарда Гейдриха).
В этом документе было сказано, что польский профессор Казимир Бартель «уже в начале 1941 года вёл переговоры с русскими властями, целью которых было создание под его предводительством национального правительства, которые бы позже вместе с Советским Союзом объявило войну Германии. В связи с этим он несколько раз ездил в Москву. Контрнаступление немцев положило конец этим махинациям».
Немецкая газета Die Welt в августе 1968 года писала, что «центр гестапо в Берлине рекомендовал своему филиалу во Львове выяснить, согласился ли бы арестованный бывший премьер Польши Казимир Бартель сотрудничать с немцами взамен на сохранение жизни. Профессор Бартель без колебаний отверг это предложение и после этого по личному приказу Гитлера был казнён».
Но Казимир Бартель был убит последним из польских профессоров, только 26 июля 1941 года. А массовые аресты его коллег начались в ночь с 3 на 4 июля, когда несколько отрядов, состоящих из членов СС, полиции и полевой жандармерии под предводительством офицеров СС, разъехались по городу и произвели аресты профессоров высших учебных заведений Львова.
Кроме профессоров забрали всех присутствующих в квартире мужчин старше 18 лет. Как правило, отдавался приказ быстро одеваться (часть профессоров уже спала), производился поверхностный обыск, во время которого забиралось золото, валюта, другие ценные предметы. Руководители каждой группы, производящей аресты, хорошо знали, какая судьба ждёт задержанных ими профессоров, а также их сыновей.
Была арестована также прислуга, которую позже в основном отпустили. Из всех арестованных профессоров немцы освободили только одного, немца по национальности Франца Гроёра (он позже стал директором Института матери и ребёнка в Варшаве).
4 июля 1941 года во Львове были расстреляны профессор-стоматолог Антоний Цешинский, профессор-терапевт Ян Грек, профессор-хирург Генрих Гилярович, профессор-правовед Роман Лонгшамо-де-Бере с тремя сыновьями, профессор математики Антоний Ломницкий, профессор-геолог Станислав Пилят, профессор судебной медицины, ректор университета Владимир Серадзский, профессор-хирург Тадеуш Островский с женой, доктор права, беженец из Гданська Тадеуш Тапковский, профессор-терапевт Роман Ренцкий, академик, писатель Тадеуш Бой-Желеньский, профессор-пенсионер Адам Соловей с женой и внуком, профессор, декан Витольд Новицкий с сыном, профессор Роман Виткевич, профессор Владимир Круковский, профессор Владимир Стожек с двумя сыновьями, доктор технических наук Казимир Ветуляни, доктор Каспар Вейгель с сыном, доцент-хирург Владислав Добржанецкий, окулист Ежи-Юрий Гжендельский, доцент Ветинститута Эдмунд Хамерский, врач-гинеколог, профессор Станислав Мончевский, врач-педиатр Станислав Прогульский с сыном, ординатор госпиталя Станислав Руфф с женой и сыном.
5 июля были убиты учительница английского языка, гражданка США Кэт Демко и медсестра Мария Рейманова, арестованные в доме профессора Островского, а также предприниматель Волиш, арестованный в квартире профессора Серадзского.
11 июля 1941 года был арестован и позже исчез доктор Владислав Вислоцкий, многолетний куратор Национального института им. Оссолиньских во Львове, обстоятельства его смерти остаются невыясненными по сей день. 12 июля были арестованы и расстреляны профессора Академии международной торговли Хенрик Корович и Станислав Рузевич. А 26 июля был казнён и Казимир Бартель.
Главным организатором расстрела польских учёных в июле 1941 года во Львове был оберфюрер СС и шеф службы безопасности (СД) генерал-губернаторства Карл Эберхард Шёнгарт. Среди причастных к преступлению или информированных о его совершении — офицеры полиции безопасности и СД Ганс Крюгер, Франц Хайм, Феликс Ландау, Вальтер Кучманн и Курт Ставицки, а также упомянутый Отто Раш, подготовивший приказ о расстреле профессоров. Непосредственно руководил расстрельной командой гауптшарфюрер СС Хорст Вальденбургер.
Завершающим актом трагедии стало то, что в октябре 1943 года специальная команда полиции безопасности и СД выкопала останки польских учёных, которые потом были сожжены в Кривчицком лесу в лагере зондеркоманды №1005, возглавляемой гауптштурмфюрером СС Вальтером Шаллоком. Пепел жертв развеяли.
При этом на протяжении десятилетий в советских и польских источниках циркулирует информация о причастности украинцев к убийству польских профессоров во Львове.
Поначалу это была кампания в Польской Народной Республике в 1959-60 годах, целью которой было доказать ответственность вермахта (и конкретно — состоящего из украинских националистов батальона абвера «Нахтигаль») за казнь профессоров и непричастность к ней СС и СД (автором этой версии называют руководителя одного из управлений КГБ СССР тех времён Фёдора Щербака). Целью кампании был тогдашний министр по делам перемещённых лиц, беженцев и жертв войны в правительстве ФРГ Теодор Оберлендер, который в 1941-м был заместителем командира «Нахтигаля».
29 апреля 1960 года за якобы организацию убийств нескольких тысяч евреев и поляков во Львове он был заочно приговорён Верховным судом ГДР к пожизненному заключению. Оберлендер ушёл в отставку с поста министра, но позже стал депутатом бундестага, а в 1962 году обвинялся советскими властями в убийстве Степана Бандеры (в противовес происходящему суду над Богданом Сташинским). При этом суд в ФРГ Оберлендера оправдал, поскольку доказательств участия «Нахтигаля» как подразделения в карательных акциях предоставлено не было.
Позже появилась версия об участии в расстреле польских профессоров неких «украинских переводчиков». Базировалась она на ответе гамбургского прокурора В. фон Белоу вдове профессора Круковского 2 мая 1966 года, в котором, в частности, было сказано:
«Согласно заявлению одного свидетеля, расстреливающий отряд состоял из одного командира из СС и 5-6 вспомогательных полицаев, которые были украинцами в немецкой форме и выполняли роль переводчиков, а кроме того были обучены в Кракове для шпионской службы, в связи с чем носили фальшивые фамилии».
Однако свидетель, о котором пишет прокурор, — это офицер СС Макс Драхайм, и он на допросе в 1965 году говорил не об «украинцах», а о «фольксдойче» — собственно, никто другой в айнзацкоманде СС летом 1941 года служить не мог, да и форму СС служащим вспомогательной полиции не выдали бы. Расследование дела об убийстве польских профессоров во Львове прокуратура Гамбурга проводила до 1994 года, но в дальнейших заключениях об участии украинцев в расстреле не упоминалось.
Однако украинские националисты всё же могут быть причастными к этой трагедии — в качестве (со)авторов списка профессоров, которых немцы арестовывали во Львове.
Считается, что сам список был составлен на базе справочников — телефонных и издаваемых самими вузами, а также публикаций в советской прессе 1939-41 годов. Также, по данным польского Института национальной памяти, в самом начале немецкой оккупации во Львов приезжал руководитель главного управления по делам науки и образования генерал-губернаторства Адольф Ватцке, который якобы встречался с некоторыми польскими учёными и, возможно, уточнил составленные заранее списки.
Кроме этого в деле убийства польских профессоров фигурировал сотрудник и переводчик СД, голландец Питер ван Ментен. В 1970-х возник международный скандал: у этого известного коллекционера обнаружили картины, принадлежавшие ранее профессорам Тадеушу Островскому и Станиславу Руффу. Ван Меттен, который до 1939 года жил в Польше, вполне мог принять участие в составлении списка жертв, поскольку был заинтересован в завладении их имуществом. Сам же коллекционер на суде в Голландии в 1977-м заявил, что прибыл во Львов уже после убийства профессоров и хотел только «сохранить произведения искусства».
А вот информация об участии украинцев в подготовке списка польских профессоров, подлежащих аресту, впервые появилась в дневнике польской аристократки Каролины Лянцкоронской.
В 1943 году она была арестована в Станиславе, и комендант гестапо в этом городе, Ганс Крюгер, будучи уверенным в скорой смерти своей жертвы, похвастался ей участием в убийстве польских профессоров во Львове в июле 1941-го. Лянцкоронская благодаря вмешательству итальянского королевского двора была в последний момент переведена во львовское гестапо, где другой эсэсовец, Вальтер Кучманн, подтвердил слова Крюгера.
На вопрос, кто же помог составить списки этих профессоров, он якобы с улыбкой ответил: это были «плохие украинские студенты».
Польский историк Зигмунт Альберт наиболее правдоподобной считает версию, согласно которой краковское гестапо перед началом немецко-советской войны потребовало от украинцев, бывших студентов или выпускников высших школ Львова, указания фамилий и адресов известных им профессоров. «Поэтому список был, к счастью, относительно короток», — иронизирует исследователь, намекая на небольшое число украинских студентов во Львове до 1939 года.
Кроме этого в 1960-м известный публицист и политический деятель Борис Левицкий в парижской «Культуре» написал: «Некоторые очевидцы, находившиеся в то время во Львове, соответственно перед началом Великой Отечественной войны в Кракове, считают, что при составлении списков польских интеллектуалов гитлеровцам помогали украинцы из националистических кругов, заинтересованных в деполонизации Львова».
Оппоненты этой версии акцентируют внимание на том, что среди расстрелянных профессоров не было врагов украинских националистов и практически не было евреев. Однако тут всё зависит от поставленной немцами задачи: если формально требовалось составить перечень самых ценных для рейха специалистов, то всё становится на свои места, ведь с евреями власти Германии сотрудничать не стали бы…
Кстати, Каролина Лянцкоронская была одним из свидетелей на суде над Гансом Крюгером в 1968 году, на котором тот получил пожизненное заключение — правда, за массовые убийства в Станиславе, поскольку вины за смерть львовских профессоров эсэсовец публично так и не признал.
Крюгер вышел на свободу в 1986-м и через два года умер. Главный же организатор расстрела польских учёных, Карл Эберхард Шёнгарт, 16 мая 1946 года был повешен в Хамельне, но также не за акцию во Львове, а за убийство британских парашютистов.
Судьба других виновников убийства польских профессоров сложилась по-разному, хотя ни один из них не понёс формальной кары за свои злодеяния во Львове.
Вальтер Кучманн после войны бежал в Аргентину, жил в Буэнос-Айресе под именем Педро Ольмо. В 1985-м был арестован Интерполом и в следующем году скончался в больнице, его экстрадиция в ФРГ так и не состоялась. Питер ван Ментен восемь лет провёл в тюрьме за участие в убийстве евреев под Львовом в 1941-м, в 1985-м был освобождён за хорошее поведение и через два года умер в доме престарелых. Курт Ставицки проживал в ФРГ под именем Курт Штейн, умер в 1959 году, к судебной ответственности не привлекался. Хорста Вальденбургера разыскивали, но тщетно. Есть версия, что он погиб во время боевых действий или пропал без вести.
Первый памятник на месте убийства польских профессоров во Львове начали строить ещё в 1956-м, однако через 20 лет работы прекратились, и всё сделанное сравняли с землёй. Только после распада СССР в начале 1990-х усилиями семей погибших был установлен скромный памятник с двуязычным (польским и украинским) списком жертв трагедии на месте казни.
В ночь с 9 на 10 мая 2009 года мемориал был осквернён неизвестными лицами, покрыт свастиками и надписями на украинском языке «Смерть ляхам».
Лишь 3 июля 2011 года, к 70-й годовщине трагедии, по инициативе мэров Львова и Вроцлава на месте смерти учёных был открыт официальный памятник, автором которого стал краковский скульптор Александр Слива.
Монумент являет собой портал, сложенный из десяти бетонных блоков, символизирующих христианские заповеди. Блок, отвечающий заповеди «Не убий!», немного смещён, и создаётся впечатление, что вся конструкция может в любой момент рухнуть — как жизнь польских профессоров в июле 1941-го…
