Давным давно, когда СДПГ ещё только-только отказалась вести с ХДС/ХСС переговоры о восстановлении Большой коалиции и Меркель пыталась договориться с «Зелёными» и свободными демократами о коалиции «Ямайка», мне довелось писать, что если «Ямайка» не сложится, а ХДС/ХСС и СДПГ решат, что всё же лучше попытаться ещё раз договориться о противоестественной, но работающей Большой коалиции, то последняя будет возможна лишь в случае, если социал-демократы получат большинство в правительстве и контроль над министерством иностранных дел (поскольку пост канцлера Меркель не отдаст).
СДПГ и ХДС/ХСС, в условиях занятия «Альтернативой для Германии» третьего места на выборах в Бундестаг (94 места в парламенте) и дальнейшего роста её популярности, не рискнули пойти на выборы и решили вернуться к большой коалиции. Поскольку позиции СДПГ прошедшими выборами были потрясены меньше, чем позиции ХДС/ХСС, кроме того социал-демократам не надо было торговаться за пост канцлера, они получили в правительстве пост вице-канцлера и шесть министерских портфелей, в то время, как у ХДС/ХСС — канцлер и пять министров.
У СДПГ перевес в правительстве и контроль над внешней политикой. Не мудрено, что Ангела Меркель попыталась существенно ограничить их возможности по изменению внешней политики ФРГ. Основные стратегические внешнеполитические позиции были заложены в соглашение о коалиции. Таким образом, правительство и МИД должны были быть ограничены в свободном выборе внешнеполитических приоритетов.
Однако социал-демократы не для того заключали коалиционное соглашение, чтобы молча и не суетясь выполнять внешнеполитическую программу ХДС/ХСС. В принципе, предыдущая коалиция значительно потеряла в поддержке избирателей именно из-за того, что германские правые консерваторы (ХДС/ХСС) перешли на леволиберальные позиции. Поддержка разного рода переворотов в арабском мире, обеспечившим Германии миллионы нетолерантных к местным традициям арабо-африканским беженцев, а также на Украине, что привело к антироссийским санкциям и антисанкциям и стоило германскому бизнесу нескольких десятков миллиардов долларов недополученной прибыли, а также временного, но крайне дискомфортного для Германии, усиления в Евросоюзе позиций восточноевропейских держав.
Против всего этого выступала СДПГ. Лидеры ХДС/ХСС (включая Меркель) может быть и были бы не против «уступить под давлением» социал-демократам, но с партийно-избирательной точки зрения было нежелательно признавать, что 16 лет правительство «матушки»-канцлер проводило неадекватную, невыгодную Германии внешнюю политику.
Раздел коалиционного соглашения, посвящённый России и Украине, стал отражением этого «мильона терзаний». СДПГ удалось заложить в коалиционное соглашение пункт об отмене антироссийских европейских санкций. Но ХДС/ХСС нивелировал его положением, предусматривающем отмену санкций только после выполнения Минских соглашения. Следующее компромиссное требование возлагает ответственность за выполнение соглашений одновременно на Москву и Киев.
В общем-то эта часть не несёт почти ничего нового, кроме того, что, будучи включёнными в коалиционное соглашение Минские соглашения стали фактором внутренней политики Германии. То есть, «неработающий» Минск теперь становится рычагом воздействия и на немецкую политику. В остальном, что касается конкретно внешнеполитических тезисов, положения коалиционного соглашения, от необходимости отмены антироссийских санкций, до требований к Москве обеспечить выполнение Минска, повторяют неоднократно заявлявшиеся отдельными германскими политиками, МИД ФРГ и правительством Меркель позиции.
Зато дальнейшие положения соглашения, носящие вроде бы технический характер, очень чётко прорисовывают то будущее, над которым в интересах Германии и своих политических сил согласились совместно работать лидеры ХДС/ХСС и СДПГ.
Во-первых, интересно видение Германией новой архитектуры европейской безопасности. Берлин желает совместно с Москвой гарантировать безопасность и суверенитет государств континента на принципах ОБСЕ. Фактически это заявленное желание Германии установить совместный с Россией протекторат над Европой, ибо, кто гарантирует и защищает, тот и есть протектор. У него есть полномочия и сила, чтобы казнить и миловать, определять кто прав, кто виноват, выносить решения и добиваться их реализации. Где в этой схеме США? Участники германского коалиционного соглашения не видит в них силы, способной конструктивно влиять на ситуацию в Европе.
Во-вторых, Германия распространяет понятие Европы, которую она хочет создавать и контролировать вместе с Россией, вплоть до Тихого океана. Соглашение предусматривает совместную работу Берлина и Москвы над созданием общего пространства от Лиссабона до Владивостока. Ещё недавно даже в России и даже уважаемые эксперты по этому поводу вздыхали, закатывали глаза и намекали на то, что единое пространство «большой Евразии», о котором Путин говорил, как о стратегической цели — маниловщина. Теперь эта задача становится стратегической целью германской правящей коалиции. При этом, стиль писавших соглашение германских политиков не оставляет сомнений в том, что они не отделяют понятие Германия от понятия ЕС, то есть они уверены: «Что хорошо для Берлина, хорошо для всего Евросоюза». Поэтому мы имеем дело, хоть и не с утверждённой коллективной позицией ЕС, но с самым существенным фактором, который эту позицию определяет.
В-третьих, очень выпукло проявляется истинное германское отношение к Киеву и к тому, кто же всё-таки срывает выполнение Минских соглашений. Коалиция обещает помогать Украине в восстановлении её территориальной целостности и даже обещает выделить деньги на восстановление Донбасса, но только после того, как Киев выполнит Минские соглашения. Видимо рассказ Байдена о том, как он покупал отставку генпрокурора Шокина впечатлил честных бюргеров и они решили тоже предложить украинцам взятку. Мы вам деньги якобы для Донбасса, которые вы всё равно украдёте, а вы нам выполнение Минских соглашений.
Германия действительно озабочена выполнением Минска. И не только потому, что правительство Меркель под ним подписалось. Оно подписалось и под государственным переворотом февраля 2014 года и не комплексует по этому поводу. Германия боится распада Украины и скатывания её территорий в гражданскую войну всех против всех. Берлин совершенно адекватно оценивает это как угрозу не только и даже не столько отношениям ЕС с Россией, сколько внутреннему единству, экономическим интересам и безопасности самого Евросоюза.
В Германии также понимают, что единственный шанс избежать коллапса и сохранить хотя бы видимость единого украинского государства — выполнение Минских соглашений. То, что это приведёт к смене формата власти, и подрыву позиций большинства актуальных на Украине политиков и политических сил, равно как и к усилению российского влияния на украинскую политику, с тенденцией к его переходу в абсолютное, Германию не волнует. Сказано же, что единую Европу от Лиссабона, до Владивостока Берлин планирует строить, охранять и управлять ею вместе с Москвой.
Вот немцы и продавливают Минск до последнего. Кстати, легко убедиться, кто планирует от потенциального развала Украины выиграть, а кто предпочёл бы её сохранить. Все восточноевропейские «друзья» Украины минский процесс мягко говоря игнорируют, справедливо опасаясь, что если опыт сотрудничества Франции, Германии и России окажется позитивным, то будет применён и к ним. Французские лидеры не против попиариться, если Минские соглашения обещают какой-то быстрый (пусть только информационный) результат, но перед необходимостью длительной упорной работы отступают и теряют интерес до следующего информационного повода. Сама Украина, вместе с США, а точнее при поддержке глобалистски ориентированной части американского истеблишмента, пытается использовать Минские соглашения для организации международной интервенции в Донбасс, который своими силами она вернуть не может.
И только Россия и Германия долго, упорно и уже почти бессмысленно пытаются убедить украинских руководителей, что лучше выполнить Минск, и под российско-германские гарантии сохранить хоть что-то, хоть малую часть былого, чем потерять всё, заодно, вместе с остатками государства, поставив под удар собственную жизнь и благополучие.
Не внемлют и поэтому мы видим по тексту коалиционного соглашения, что германская политика, оставляя в неприкосновенности традиционную риторику, начинает перестраивать реальную внешнюю политику из расчёта на то, что уже правительству создаваемой коалиции (коалиционное соглашение ещё должно быть утверждено партийными структурами) придётся работать в мире после Украины и без Украины.
А Минские соглашения, даже не будучи выполненными, очевидно войдут в историю дипломатии, как документ, интегрированный в наибольшее число независимых от него соглашений и резолюций. Во-первых, момента своего подписания, Минские соглашения являются элементом внутреннего украинского законодательства, поскольку требуют изменения Конституции и даже диктуют будущую форму государственного устройства. Во-вторых, минские соглашения интегрированы в резолюцию Совбеза ООН, которой были утверждены (чем их статус был резко повышен). В-третьих, Минскими соглашениями руководствовалась ОБСЕ определяя методы работы и пределы полномочий своей миссии в Донбассе. В-четвёртых, Госдеп вынужден держать целого спецпредставителя по Украине, вся функция которого заключается в техническом обеспечении выполнения Минских соглашений. При том, что США не являются участником или гарантом этих соглашений. Наконец, в пятых, минские соглашения стали частью внутреннего законодательства Германии, поскольку внешнеполитические прерогативы нового Кабинета существенно ограничены коалиционным соглашением именно в части, требующей выполнения Минских соглашений.
В общем, очень интересный документ, с нестандартной судьбой и постоянно вскрывающимися новыми особенностями и новыми возможностями влияния на третьи страны.
