Высокий, поджарый, 50-летний Пятков с его длинными волосами и очками на носу чем-то напоминал Джона Леннона. На выставке художник представил свои рисунки — в основном, портреты, сделанные с помощью обычного карандаша на листах ватмана. Хронологически работы делились на 2 периода: те, что нарисованы еще в 1986, когда художник, будучи обычным солдатом-срочником, участвовал в ликвидации последствий Чернобыльской аварии на территории Белоруссии, и те, что сделаны на гражданке — в нулевых.
Если на первых изображены, в основном, или сослуживцы Алишера, или моменты того, как, например, солдаты проводят дезактивацию в населенных пунктах, то на вторых — или известные физики вроде академика Велихова, или какие-то символические картины на чернобыльскую тему.
Случай с коровами
Чернобыльская эпопея началась для художника через несколько дней после аварии. «Я уже прослужил к этому моменту полтора года, успел закончить служебку в Подмосковье и получить звание сержанта. Часть находилась в северном Казахстане, недалеко от Байконура. Помню, на нас еще с неба падали обломки космических ракет. Служить оставалось всего полгода. В части у меня была возможность рисовать. Был даже мольберт.
И вот сидим мы 1 мая в клубе. Должен был прийти командир части и всех поздравить с праздником. Его почему-то долго не было. Где-то через полтора часа он все же пришел и объявил военную тревогу. Мы быстро собрались, погрузили необходимую технику на поезд и двинули в путь. Вместе с нами, срочниками, поехали и «партизаны» из Целинограда. Так в армии по традиции называли мужиков, призванных из запаса, средний возраст которых был где-то около 45 лет. Хорошие ребята. С ними было очень весело», — вспоминает Пятаков.
Ни Алишеру, ни его сослуживцам командование ничего не сообщило о цели поездки — все было засекречено:
«Никому в письмах нельзя было сообщать, что наша часть куда-то едет. Но все-таки некоторые солдаты выкидывали письма на станциях в надежде, что кто-нибудь по доброте душевной их бросит в почтовый ящик».
За сутки — поезд шел без остановок — часть добралась до места. Прибыли ночью. Все пересели в грузовые машины, и колонной заехали на какое-то поле.
«Проснулся я утром в кузове машины на груде одеял. Оглядываюсь по сторонам и вижу: зеленая травка, по краю поля лес ровной полоской, а в центре этого огромного поля в шахматном порядке лежат мертвые коровы. Они лежат до самого горизонта, в какую бы сторону не смотри. У этих коров уже успели вздуться животы. Барабаны животов были больше самих животных. Коровы были похожи скорее на лежащие пятнистые шарики. Было голубое небо, солнышко светило, травка и вот эти коровы. Страшная картина».
Алишер говорит: объяснений от начальства по поводу случившегося с коровами не последовало. Мол, ошиблись с пунктом назначения, а потому надо скорее покинуть это поле.
На военном положении
«Мы быстро собрались и уехали. На новом поле — судя по всему, мене загрязненном радиацией — стали устанавливать палатки. Радиационная обстановка менялась постоянно. Ветер подул — и она поменялась. Я не помню, когда нам рассказали, что все-таки произошло, и почему мы выехали по тревоге. Но было понятно, что что-то из ряда вон выходящее, потому что та же рота разведки ездила и делала замеры радиации.
Они с БТР отстреливали специальные пиротехнические патроны, после чего в землю втыкались флажки, функция которых заключалась в огораживании некой зоны. Нам стало понятно, что случилось что-то очень серьезное. При этом у нас все было очень строго — в самоволку ходить было нельзя. Нас сразу предупредили, что часть находится на военном положении, и в случае ее оставления военнослужащему грозит расстрел».
Через какое-то время выяснилось, что полк находится в Белоруссии — в Гомельской области возле крупного населенного пункта Хойники. В самом Чернобыле или в Украине солдаты не были, а просто проводили дезактивацию местных поселков, из которых уже уехала молодежь, но оставались старики, которые никуда не хотели уезжать. Смерть их не пугала. Как вспоминает свои разговоры с ними Алишер, им было все равно от чего умирать — от старости, или от радиации.
«На одной из моих картин изображено то, как проходила дезактивация. Использовались машины авторазливочной станции. Они напоминали обыкновенную поливалку для дорог. Их заправляли специальным мыльным раствором и поливали дома. Перед нами еще стояла задача счищать землю, которую увозили в могильники. Я потом слышал от одного высокопоставленного военного, что все то, что было захоронено в могильниках, было больше по объему самой высокой горы в мире Эвереста».
Алишер со смехом вспоминает, что «партизаны» использовали машины авторазливочной станции не только для дезактивации, но и для того, чтобы готовить спиртное.
«Они были такие выдумщики. Пригнали машину в город, заправили ее квасом. Набросали туда фруктов и еще чего-то, чтобы все это забродило и превратилось в брагу. Привезли в часть и стали пить. Начальство ничего не могло понять: все вроде в поле стоим, спиртное утаить нельзя, а солдаты ходят понятно в каком состоянии. Никто из офицеров никак не мог решить эту головоломку.
Помогли в этом им разобраться мухи. Брагу же переливали из машины в ведра, содержимое из которых пока доносилось до палаток, переливалось через край. Вот на эти небольшие лужицы слетались мухи. И весь путь от палаток к машине был ими усеян. Образовалась своеобразная дорога. Вот так и нашли машину с брагой. Естественно, сразу все вылили».
9 писем домой
Помимо занятий дезактивацией Алишер имел возможность рисовать. Никто из начальства не только ему в этом не мешал, но даже поощрял.
«В одной из палаток была организована ленинская комната. В советское время за ней были закреплены агитационные функции. Вот там и устраивались выставки моих работ. В основном я рисовал своих сослуживцев. Рисовал и раздавал им. Листы были большие и их было невозможно сложить так, чтобы отправить в письме. Один даже придумал разрезать рисунок на 9 частей, и каждую из них упаковал в письмо. Так и отправил 9 писем домой».
Алишер вспоминает, что вместе с ним служили и украинцы, с которыми он поддерживал хорошие отношения.
«Хорошие были ребята. Правда, с ними после службы отношения не завязались, хотя в Украине был. Я люблю путешествовать на машине. Пытался, помню, воспользоваться своим чернобыльским удостоверением, как это делал в России, но в Украине на дороге мне это, увы, не помогло».
Уволился из армии Алишер в декабре 1986. Нераздаренные рисунки увез с собой. Теперь они лежат в его мастерской.
«Они так у меня и хранятся, и время от времени к очередной дате они участвуют в какой-нибудь выставке, посвященной Чернобылю. Думаю, что их будет еще много, так как эта тема всегда будет актуальна для человечества: надо всегда помнить, что бывают случаи, когда мирный атом становится опасным», — уверен Алишер.
