Казалось бы, не нужно быть опытным конфликтологом, чтобы уяснить для себя очевидную истину: эффективное решение национальных проблем может быть достигнуто только компромиссом и на основе диалога.
Есть, правда, и другой вариант — проведение этнических чисток и установление «нового порядка» на «замиренных» территориях железом и кровью. Именно такой тупиковый путь выбрали для себя Тбилиси, Кишинев и Киев. Как показала недавняя история, похмелье не заставило себя долго ждать.
«Осетинский народ — мусор, который надо вымести через Рокский тоннель. Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию» — это заявление первого главы независимой Грузии Звиада Гамсахурдии, сделанное в 1991 году, положило начало острому грузино-осетинскому конфликту, приведшему к трагическим последствиям для двух народов. Усилия звиадистов, сторонников тбилисского «фюрера», по завоеванию «жизненного пространства» обернулись потерей Южной Осетии и гибелью тысяч ни в чем не повинных граждан как с одной, так и с другой стороны.
Последующая политика грузинского руководства, особенно в период президентства Михаила Саакашвили, была направлена на налаживание диалога с южноосетинским населением, завоевание его симпатий. Лидер «революции роз» делал заявления о готовности предоставить широкую автономию проблемному региону, но закончилось все августовской агрессией 2008 года с непоправимыми последствиями.
Так потерпел крах проект грузинского национального государства в границах Советской Грузии. По крайней мере, про реинтеграцию Южной Осетии и Абхазии говорить не приходится, и грузинское общество только сейчас начало осознавать, каков реальный итог преступных действий режима Саакашвили.
Такую же ошибочную стратегию при построении национального государства приняло новое украинское руководство, пришедшее к власти в результате государственного переворота в феврале 2014 года. Вместо федерализации и здравого лозунга «Единство в многообразии» был реанимирован фашистский проект «соборной украинской державы», построенной на основе русофобии без всякого учета региональной специфики.
Если быть реалистом, то очевидно, что мирными средствами невозможно искоренить бандеровщину в Галиции, и с этим фактором любая украинская власть была вынуждена считаться. Но так же невозможно было вытравить из жителей Крыма и Донбасса осознание своей принадлежности к Русскому миру, порвать нити, связывающие их с Россией. Хрупкий баланс сил поддерживался правящей Партией регионов, которая пыталась угодить то одной, то другой Украине, но захват власти шовинистически настроенными силами сделал гражданский конфликт неизбежным.
Наступит ли похмелье у украинского общества, или это государство продолжит агонизировать, покажет время. Важно, чтобы политические элиты других стран постсоветского пространства, особенно с большим числом русского и русскоязычного населения, сделали для себя соответствующие выводы. Построение государства на националистической основе себя не оправдывает, а неспособность к уступкам и диалогу приводит к неизбежному краху.
Какова альтернатива национализму и отгораживанию от бывшего союзного центра? К сожалению, постсоветским элитам представляется только апокалиптический сценарий поглощения своих стран Россией. В итоге возникает дилемма «Или дикий шовинизм, или губерния» со всеми вытекающими последствиями.
Между тем есть и третий путь — условно назовем его «финляндизацией». Этот термин применялся западными политологами для характеристики финской политики в отношении Советского Союза после Второй мировой войны. Во избежание конфликта с великим соседом капиталистическая Финляндия, бывшая часть Государства Российского, не стала членом НАТО, не устраивала провокаций на советско-финской границе и не разжигала на государственном уровне русофобию.
Вместо этого финское руководство наладило доверительные партнерские отношения с СССР, что, естественно, очень не нравилось Соединенным Штатам. Однако это отвечало интересам самой Финляндии — сохранив суверенитет и территориальную целостность, она получила вдобавок экономические выгоды от сотрудничества с нашей страной.
Как Финляндия сумела построить успешную государственность и обеспечить себе беспроблемное существование, можно понять, посетив эту страну. Исторически сложилось так, что финский народ выступал в роли объекта, а не субъекта истории. Шесть столетий шведского владычества сменились столетием нахождения Финляндии в составе России, и лишь в 1917 году финны получили независимость. За годы самостоятельного существования у Финляндии возникали острые разногласия как со Швецией, так и с Советской Россией, и все же Суоми сохранила суверенитет и на сегодняшний день окружена исключительно дружественными государствами.
Было бы преувеличением представлять финский народ как исключительно толерантный и лишенный ксенофобии в отношении соседей. К примеру, шведские СМИ отмечают рост антишведских настроений среди финнов вплоть до угроз убийства, рассылаемых по почте представителям шведского национального меньшинства. По результатам парламентских выборов, состоявшихся в апреле текущего года, националистическая партия «Истинные финны» стала второй политической силой в стране.
Однако Финляндии еще в первые годы независимости удалось сформировать здравомыслящую политическую элиту, которая на определенных исторических этапах гасила националистические поползновения собственного народа, ограждая его от непоправимых ошибок. Это хорошо иллюстрирует отношение властей к шведскому и русскому вопросам.
Несмотря на то, что шведоязычные граждане составляют чуть более 5% населения, шведский является вторым государственным языком — все вывески и указатели дублируются на шведском, его преподавание в школах обязательно с седьмого по девятый классы. Один из самых престижных вузов Финляндии — Академия Або — является полностью шведоязычным и финансируется из государственного бюджета.
На требования националистов ограничить сферу применения шведского власти отвечают отказом. «Один народ — два языка» — так сформулировал официальную позицию экс-премьер-министр Юрки Катайнен. Для сравнения: количество русскоязычных граждан в Латвии — более 37%, в Эстонии — около 30%. Стоит ли лишний раз напоминать о плачевном положении русской диаспоры в этих странах?
Отношение к России столь же сдержанно. Финляндия не входит в НАТО, и, невзирая на антироссийскую истерию в западных медиа, подавляющее большинство финнов выступает против евроатлантической интеграции. Для автора этих строк большим удивлением стало то, что в Финляндии сохраняют благодарную память о В. И. Ленине. В Котке и Турку еще со времен холодной войны стоят памятники ему, а в Тампере находится Ленинский музей, правда, закрытый на реконструкцию. Весьма примечательный факт в свете тяжелейших советско-финских отношений первой половины XX века.
Вместе с тем наличие памятников «вождю мирового пролетариата» не мешает называть улицы именем «белофинна» Маннергейма и ставить ему монументы. Финляндия гордится статусом независимого государства, при этом на Сенатской площади Хельсинки стоит памятник российскому императору Александру II, а над городом возвышается православный Успенский собор — символ русского государственного и культурного влияния в прошлом.
Интересно и то, что у Финляндии был собственный «крымский кризис» — проблема Аландских островов. После провозглашения независимости Финляндии Швеция потребовала вернуть населенный почти исключительно шведами архипелаг. Решением Лиги Наций Аланды были признаны финской территорией. В свою очередь Финляндия обязалась неукоснительно блюсти интересы своих подданных-шведов.
На сегодняшний день единственным официальным языком на островах является шведский, жители Аландов освобождены от службы в финской армии, местный парламент (Лагтинг) не подчиняется общенациональному, Аландские острова выпускают собственные почтовые марки и имеют ряд других преимуществ. Разрешение аландского кризиса стало примером здравомыслия в дипломатии.
Следствием такой взвешенной и рассудительной политики стало то, что, несмотря на наличие некоторых проблем, Финляндия состоялась как государство, которому гарантирована безопасность, гражданское согласие и неприкосновенность границ.
Почему Финляндии, в отличие от Украины и Грузии, удалось стать на правильный путь, сказать сложно. Возможно, сыграл свою роль спокойный северный менталитет, или финны умеют лучше подбирать себе управленцев. В любом случае Финляндия — это маяк благоразумия для молодых, но в то же время сильно потрепанных собственной недальновидностью национальных проектов на просторах бывшего СССР.
Алексей Еловик, политолог
