— В России всегда с большим вниманием относятся к Сербии. Какова сейчас политическая ситуация в стране?
— Ситуация внутри страны обусловлена в немалой степени внешнеполитическими факторами. В силу своего геополитического положения Сербия не может себе позволить, если можно так выразиться, полностью свободный вектор развития. Она не может не учитывать те силы, которые оказывают воздействие на развитие политической ситуации.
Среди них есть и газовый фактор. Поэтому и придали такой вес недавнему высказыванию президента страны о том, что Сербия не может себе позволить участвовать в проекте «Турецкий поток». Я бы сказал, что этому придали слишком большое внимание, ведь это не было официальное заявление. Оно носило частный характер, и, кстати, в самой Сербии и не прозвучало — не имело большого резонанса. Но подали все это как официальную позицию государства, хотя это было лишь некое гипотетическое предположение.
Вообще, надо сказать, что во внешнеполитическом плане для Сербии характерно лавирование между двумя центрами — Европейским Союзом — с одной стороны, и Россией — с другой. И по целому ряду политических решений можно видеть стремление согласовать интересы, избежать полного вовлечения в орбиту одного из центров. Сербия старается поступать так, чтобы участие в одном лагере не означало бы конфронтацию с другим лагерем.
— Эти два направления как-то персонифицируются? Их связывают с определенными политическими фигурами?
— Я бы сказал, что нет. Дело в том, что большинство политических сил старается преподнести эти факторы не как взаимоисключающие. Здесь популярна теория о Европе от Лиссабона до Владивостока. И если посмотреть на опросы общественного мнения, то окажется, что свыше половины населения высказывается за вступление в Европейский Союз, и столько же людей высказывается за развитие отношений с Россией. И такая двойственность сохраняется.
— Это — устойчивая ситуация?
— Мы имеем людей во власти, которые как бы объединяют оба эти фактора. Они декларируют однозначное стремление к вступлению в европейские структуры, но с другой стороны не ввели санкции против России и пригласили Владимира Путина на парад в честь 70-летия освобождения Белграда. Сербские военные участвовали на параде победы в Москве, и все это видели в прямой телетрансляции.
Очень большие надежды были на участие в проекте «Южного потока», который все-таки был свернут. Теперь есть надежда, что пользу Сербии принесет «Турецкий поток». Так что, все эти разделения на Запад и Восток обусловлены только внешними факторами.
— Есть ли сегодня в сербской политике харизматичные фигуры, которые могут оказывать реальное влияние на развитие событий. Такие политики в Сербии были всегда…
— Такой фактор, безусловно, присутствует. Но сначала я должен сказать, что самым популярным политиком в Сербии является, конечно, Владимир Путин. Именно в силу его харизмы. А если говорить о местных политиках, то первым нужно назвать премьер-министра Александра Вучича. Он, можно сказать, имеет в стране власть, близкую к абсолютной. Это открывает перед ним пространство для реализации практически любых преобразований. Другое дело — как это получается… Но в плане поддержки населения это однозначно, ведущая фигура.
Президент в Сербии — больше церемониальная фигура. Фактом своего избрания Томислав Николич больше обязан тому обстоятельству, что его противник на выборах был политиком непопулярным.
— Существует ли сегодня угроза территориальной целостности Сербии?
— Если мы имеем в виду территорию государства, как она обозначена в конституции Сербии, то все уже свершилось: государство не контролирует 15% своей территории, и более половины государств мира этот факт признали. Это, конечно, очень большая проблема!
Но я бы сказал, что рановато сегодня было бы говорить о каких-то других сепаратистских тенденциях. Какие-то центробежные тенденции существуют, но, я бы сказал, что для их реализации необходимо стечение каких-то внешних обстоятельств, которые сейчас явно недостаточно выражены. Я не думаю, что, к примеру, население Воеводины настроено сепаратистски.
— То есть, угрозу представляет внешний импульс?
— Я бы сказал так: самый опасный момент сегодня — это состояние экономической устойчивости государства. Нынешняя система существовала долгое время, и сейчас у государства нет особых ресурсов даже для элементарного исполнения бюджета. А промышленность практически разрушена.
— Все ли политические партии Сербии едины в том, что Косово не должно быть признано Сербией в качестве независимого государства?
— Только одна партия готова признать независимость Приштины официально — либерально-демократическая. Но эта партия на последних выборах не сумела попасть в парламент. А сейчас ситуация вокруг Косово вышла на новый виток — правящая партия согласилась на переговоры с Приштиной. По сути это означает делегирование власти, признание за Приштиной всех прав в управлении краем и судьбой сербского населения тоже.
— Вариант раздела Косово не рассматривался?
— Нет. Был выбран другой вариант. Если говорить дипломатитческим языком, то при поддержке Брюсселя был выбран вариант широкой автономии сербов, находящихся в автономном крае Косово и Метохия, путем создания так называемого Союза сербских общин — муниципалитетов, которые должны получить широкие полномочия как от Приштины, так и от Белграда. Речь идет о таких сферах, как образование, здравоохранение, полиция, судебные органы.
— Какие отношения сейчас между сербами и албанцами в Косово?
— Перед нами — классический энциклопедический этнический конфликт, когда контакты между общинами сведены к нулю, а их интерес к жизни друг друга практически полностью отсутствует. Мы даже не можем говорить об обществе как таковом, так как из-за поляризации здесь есть два общества — совершенно разных. Формально происходит кооптация сербов в структуры того, что называется республикой Косово: участие их в судах, полиции, исполнительной власти. То есть, выбран вариант, грубо говоря, насильственной интеграции. Чтобы выжить, население просто вынуждено с подачи Белграда, в том числе, принимать такие формы участия.
— Когда речь заходит о Косово, то, как правило, сразу упоминают две темы: американскую военную базу и поток наркотрафика через территорию Косово. Это, действительно, главные факторы?
— Да, это так. Создание американцами военной базы было в принципе основной целью военной операции в 1999 году. Наркотрафик в Косово — это тоже широко известный факт; об этом постоянно пишут. В Косово нет практически никакого промышленного производства. Главным источником средств для албанского населения остаются деньги, которые посылает диаспора. Небольшую сумму дает инфраструктура вокруг обслуживания международных сил. Плюс, оказывает помощь и Европейский Союз — так что, здесь есть чисто внешние источники притока денежных средств. Еще берут деньги за пересечение административной границы Сербии и Косово.
— Коли речь у нас зашла об албанском факторе, нельзя не спросить о ситуации в Македонии. Конфликт в этой стране будет, по-вашему, длительным?
— Без сомнений! Я бы связал события в Македонии с планами строительства газопровода «Турецкий поток». Мы хорошо помним, какую роль в судьбе проекта «Южный поток» сыграла Болгария — а в данном случае такая роль, скорее всего, отводится Македонии. Эта республика — самое нестабильное звено на пути прокладывания трассы газопровода «Турецкий поток». Дестабилизация ситуации в республике, разумеется, возникает всякий раз совершенно не случайно.
— Что можно сказать об идее создания Великой Албании? Этот проект по-прежнему в стадии реализации?
— Проект Великой Албании существует уже давно — порядка ста лет. Он просто в разной ситуации принимает разные формы. На данном этапе для его реализации не требуется перекраивание государственных границ. Сейчас все реализуется в виде усиления албанского этнического фактора на территориях, которые входят в состав различных балканских государств. Это — инструмент политики «разделяй и властвуй», и он используется тогда, когда это выгодно большим геополитическим силам. Так что, на самом деле за доктриной Великой Албании сейчас стоят серьезные игроки на международном поле.
