Чуть холоднее обычного выдался май. Прохладный ветер раскачивал белые свечи каштанов. В старом Ботаническом саду, рядом с красным корпусом университета, некогда носившим имя святого князя Владимира, цвели магнолии.
Давно люблю этот город. Когда возвращаюсь в него и за окном поезда появляются первые привокзальные строения, всегда волнуюсь. Это мой дом.
Сегодня в моём доме тревожно. Хотя всё как обычно — много красивых лиц, зданий, парков, но есть что-то, что не позволяет радоваться. Как в сказке Шварца: горожане живут, растят детей, трудятся, но где-то рядом живёт дракон. Чужой, злой, ненавидящий. И пусть чужой дракон Киеву ещё не грозит, но своих мелких звероящеров развелось много…
Так уж привык, когда неспокойно на душе, иду туда, где прошло детство, хожу по старому городу, по дорогим местам. Вот улица Институтская. Здесь в одном из домов жил наш Пушкин. Поэт дважды приезжал в Киев, ещё совсем молодым. Жил у генерала Раевского, тут на Институтской. Мысленно произношу название улицы и вдруг вспоминаю, как в январе прошлого года сюда рвались революционные поджигатели шин, как бросали бутылки и камни в безоружных бойцов «Беркута»…
Но стараюсь думать не о поджигателях, а о Пушкине, о нашем Поэте. Есть мнение (историки спорят), что жил он не здесь, а в другом красивом особняке, сохранившемся и доныне, с барельефом декабристов. Это недалеко отсюда, на Печерске. Бывшая улица Александровская, потом Кирова, а теперь Грушевского. Того самого «историка» Грушевского, который в угоду политическому заказу нарёк князей Владимира и Ольгу украинцами, державу Ярослава назвал Украиной-Русью, а Московское царство объявил вечным врагом, за что внесён ныне с почётом в украинские школьные учебники.
И снова встают призраки прошлого. Словно на цветущий сад опускается густой мрачный туман. Туман лжи. Вспоминаются дети Донбасса, покалеченные солдаты АТО и оставшиеся без крова люди. Дракон сидит где-то здесь. Это он — источник тумана. Но знаю: там за душной завесой неправды всё так же течёт Днепр и золотится лавра. Иду к ней.
В лавре многолюдно. По говору узнаю приезжих. Вот, кажется, люди из Молдавии. Это наши, говорят по-украински с особым выговором, примешивая русские слова. Похоже, Полесье. А вот паломники из России. Характерное протягивание гласных, когда спрашивают о чем-то. Может, Подмосковье, а может, и дальше намного. Все похожи, особенно женщины. В платочках, крестятся, улыбаются. В руках свечи. Киевлянам говорят по телевизору, что это враждебный и не похожий на них народ. Лгут. Когда смотришь на эти родные лица, понимаешь, что они наши. А мы — их.
Спускаемся в Ближние пещеры. Самые древние. Их называют Антониевы. Антоний — основатель русского монашества. Хотя по Грушевскому, наверное, «украинского». Ладно, шутки в сторону. Идём со свечами вдоль рак с нетленными мощами Печерских святых. Так здесь ходили и сто, и двести лет назад. Паломники из Сибири приходили пешком… Шли долго, кто год, кто два. Шли просить помощи. Верили, что святые, отмеченные нетлением, могут заступиться за них, за страну и народ. Единую тогда страну. И народ, который ещё никто не разделил…
Вот мощи Николы по прозванию Святоша. Сын черниговского князя. Правнук Ярослава. До монашества — князь в Луцке. Потом монах в Киеве. Включён в собор святых в Туле вместе с героями Куликовской битвы. Как говорится, широкая география жизни. Общерусская. Совсем не по украинскому учебнику.
А вот Илья Муромец. Тот самый богатырь. Он же — киевский монах. Сам из Мурома. Потому частица его мощей пребывает в России, в одном из храмов Владимирской области. Погиб, защищая Киев и лавру от половцев. Его левая рука пробита копьём, правая сложена для крестного знамения.
Вот если б можно было спросить их — Илью, Николу Святошу, Алипия, Пимена, Анатолия, Нифонта и всех Печерских святых, кто они. Где их родина? То ведь ответ был бы один: родина — Русская земля. А, значит, все мы русичи, русские…
Выходим на солнышко из Ближних пещер. Немного отдыхаем. Здесь легко дышится. Внизу несёт свои волны наш Днепр-батюшка. А между Днепром и лаврой, сразу за двумя источниками, Антония и Феодосия, виден храм «Живоносный источник». Название символичное. Здесь чувствуешь бодрость, словно жизнь в тебя вливается. По длинному переходу с деревянными лесенками движемся в Дальние пещеры.
Тут погребён Феодосий. Второй после Антония игумен лавры. Одиннадцатый век. Детство и юность провёл в Курске. Потом Киев. При нём стали строить главный храм лавры — Успения Богородицы. Отсюда пошло не только русское монашество, но и русская литература, образование, культура. Здесь наш общий корень. Здесь общий код единого народа.
А вот мощи святого, рядом с которым в последние полтора года стою дольше обычного. Прошу его помолиться о моём городе. О стране и народе. Защитить от предателей и обманщиков. Он, как никто, знает, что бывает, когда народ обманут. Это священномученик Владимир, митрополит Киевский и Галицкий. Убит в 1918-м, в дни всероссийской и украинской смуты.
Биография тоже общероссийская, русская. Родился на Тамбовщине, окончил духовную академию в Киеве, потом служил в Новгороде, Саратове, в Грузии. Был митрополитом Московским, Петербургским, наконец, Киевским. Здесь был зверски убит. Кем? Есть споры: большевики, националисты, бандиты-грабители. Скорее, последние. Но это лишь итог. Главная причина — предательство и обман народа России. В дни смуты митрополит Владимир выступил за единство Русской Церкви против автокефалии. Националисты в Церкви ненавидели его и настраивали верующих и монахов против своего предстоятеля. Обманывали, говоря о необходимости самостийной украинской церкви. Прочь от Москвы! Большевики тем временем соблазняли народ всеобщим равенством, натравливали на «церковников». Будили ненависть, жадность, зависть. И те и другие — обманщики — клеветали на Церковь, говорят, что она утаивает от народа ценности. В результате уверенные в своей безнаказанности бандиты при полной безучастности распропагандированных монахов вывели за ворота лавры митрополита Владимира и зверски убили. Шесть пуль. Несколько колотых ран…
Как похоже на нынешнюю нашу ситуацию. И сегодня народ обманут, и сегодня на Украине требуют уйти «геть вид Москвы». И не только неграмотные митингующие, но и священники, епископы. Хаос в жизни, в умах. Однако же как ни страшно было в Киеве тогда, в дни расправы над митрополитом Владимиром, ведь всё прошло. Рассеялось. И Церковь жива. И земля, и город живы. Вон, уже припекает июньское солнце.
Останавливаюсь на этой, как мне кажется, важной мысли. Разве было нам когда-нибудь легко? Татары разорили наш Киев. Поляки, иезуиты соблазняли, требуя предать православную веру. В ХХ веке — немцы. Навсегда врезалось в память детское воспоминание: женщина, склонившаяся со слезами над иконой, лежащей на снегу перед храмом, из которого выгоняют верующих. И ведь всегда мрак рассеивался. Ненавистники, хулители исчезали. А лавра, Киев, Русь оставались. И вот уже больше тысячи лет здесь, у общих святынь, по-прежнему молится народ. Так не потому ли мы сохранились, не потому ли миновало лихолетье, что они у нас есть наши святые? Наше тайное сокровище. А значит, и нынешнее нацистско-бандеровское лихолетье не навсегда, оно временно и ничтожно.
Эти мысли укрепляют меня. Мне ясно видится их непреложная правда. Выхожу из Дальних пещер. Киевское солнце горячее, но ласковое и смиренное. Совсем неподалёку — резиденция предстоятеля Церкви на Украине, Блаженнейшего Онуфрия. Его положение в чём-то очень похоже на положение священномученика Владимира. Ему тоже угрожают бандиты (псы «Правого сектора» готовы захватить и терзать лавру). Его также ненавидят отступники-раскольники и внутренние предатели Церкви. Он тоже служил по всему православному русскому миру — Москва, Троице-Сергиева лавра, Афонское подворье, Почаевская лавра. А ещё мы помним, что именно он был среди трёх епископов Украины, решительно отказавшихся в январе 1992-го подписывать письмо к Московскому патриарху с требованием «автокефалии». И сегодня он бесстрашно отвергает политику войны, проводимую киевскими властителями.
Однажды мне посчастливилось побывать у митрополита Онуфрия. И моё тогдашнее впечатление теперь подтверждают многие. Владыка всегда весел и добродушен. Что бы ни случилось. В разгар русофобской истерии он, как прежде, последовательный сторонник единства с Московским патриархом. Не сломавшийся ни при Кравчуке, ни при Ющенко, ни при Порошенко. Трудно даже представить, какой силы злоба бушует вокруг него с того дня, когда он отказался в Раде чествовать «героев АТО». А он улыбается, посмеивается: «И хорошо, что нас гонят. Значит, мы правы. Значит, мы ещё со Христом. А были бы не с Ним, любили бы нас власти».
В этом благодушии и спокойствии словно есть знание какой-то тайны. Тайны Предстоятеля. Тайны всей нашей Церкви. Знание её и даёт покой, уверенность в будущем.
Я поднимаюсь по знакомым мостовым лавры вверх, в город. На повороте у большого мраморного креста останавливаюсь и оглядываюсь. Передо мной широкий вид — золотые главы церквей монастыря, левый берег Днепра, лаврские сады, напоминающие о рае. Купола храмов весело сияют. Красиво у Тебя, Господи! На Руси Твоей, на Украине Твоей.
И вдруг покой приходит и ко мне. И тайна Блаженнейшего Онуфрия, и тайна Церкви, и народа нашего становится понятной. Да, собственно, я знал о ней и раньше.
Никогда ни для Церкви, ни для народа не было разделения Святой Руси по границам. Мы всегда были и остаёмся одним народом… Враги разделяли, но мы снова собирались по молитвам наших святых.
Их пример, их жизнь укрепляют нас сегодняшних. Они верили, что Бог не оставит. Так и получалось — по их вере, а не по воле врагов. Значит, и нам нужно не терять надежды.
Ухожу спокойный и радостный. Каких только душегубов не пережила эта земля! И где они? Сгинули. И теперешние сгинут, поскольку ничтожна их сила перед силой киевских святых, перед силой тысячелетней правды о нашем единстве.
И тут приходит последняя, в чём-то детская мысль. А что, если все мы — и вот эти, летящие на джипах, и просящие милостыню у ворот, и едущие в троллейбусах Киева, Одессы, Москвы, Новосибирска, по примеру Печерских святых вместе попросим помощи и избавления? Ведь если вместе, то уж точно будем услышаны. На мгновение это кажется смешным. Разве эти, на джипах, будут просить? Хотя, кто знает. Может быть, и попросят, и дойдёт их молитва. И как раз тогда, может быть, и совершится то, что сейчас представляется таким трудным — коричневый туман, павший на землю Святой Руси, рассеется. Мы выстоим, и воссияет наш общий русский Киев. Мой вечный город.
