Как были приняты решающие исторические решения, и что определило ход действий крымской власти в феврале-марте 2014 года? Об этом журналисты ИА «Крыминформ» побеседовали с вице-премьером правительства Республики Крым, экс-депутатом Верховного совета Крыма Николаем Янаки.
— Принимать быстрые и чёткие решение депутатов Верховного совета Крыма год назад заставила радикализация действий Киева. Когда Вы лично, как депутат и член президиума, поняли, что дороги Украины и Крыма разойдутся?
— Мы ровно в тот день, когда Янукович отказался подписывать договор о евроинтеграции, когда появились первые протестные акции на майдане Незалежности, собрались на президиум Верховного совета, высказали своё «нет», выступили с обращением к Киеву, что такими методами не действуют. Мы сказали: «Если вы хотите что-то донести, то не надо для этого выходить на улицу, а стоит сесть за стол переговоров и договариваться». Я уже не помню, сколько мы приняли обращений к президенту и обращений вообще к руководству страны с просьбой навести порядок в Киеве, в частности и на Украине вообще. Вплоть до того, что было несколько наших обращений с просьбой ввести чрезвычайное положение в стране. Все восстали против правящего режима, который был, в том числе, и у нас в Крыму. Вы помните засилье приезжих. Конечно, этот режим не устраивал всех, в том числе и нас, крымчан. Но мы же цивилизованные люди. Мы об этом постоянно говорили. Если вы помните наше новогоднее обращение к крымчанам, то мы тогда еще рассмотрели волка в овечьей шкуре, который так красиво рассказывал о демократии, которой на самом деле уже не было.
Ещё после того, как партия «Свобода» подала документы на регистрацию, я обратился к Могилёву и сказал: «Вы же министр внутренних дел, неужели вы не видите, что это фашистская организация, у которой призывы к неонацизму прописаны в уставе? Неужели можно допустить в 21 веке регистрацию такой партии?» На что мне было сказано — это невозможно. Я тогда вместе с некоторыми коллегами подписал и письмо на имя начальника Службы безопасности с просьбой рассмотреть обращение «Правого сектора» к нации. Они в обращении написали, что нельзя платить налоги украинскому государству, а вместо этого нужно вооружаться и так далее. Там было 11 пунктов, и каждый можно было подводить под уголовную статью. На это всё закрывались глаза.
Для меня же лично стало понятно, что крымчане могут защитить только сами себя, когда мы полетели на харьковский съезд депутатов всех уровней. Нас там как котят бросили. Так называемые «лидеры», сидящие в президиуме съезда, просто заявили, что за углом стоит 5 тыс человек «Правого сектора», и если с нами что-то случится, они ответственности не несут.
То есть все эти люди, которые сидели в президиуме, их было 20 человек, якобы призывали нас объединиться, а на самом деле спасали только свои шкуры. С того момента я лично для себя, когда летел обратно из Харькова, понял, что у Крыма своя дорога. Это было 21 февраля. Именно тогда я понял, что судьба крымчан в руках самих крымчан, никто за нас думать не будет. И я для себя принял решение, что буду там, где буду полезен, и сделаю всё для того, чтобы не допустить кровопролития. Мы поставили на кон всё, в том числе свою жизнь.
— Николай Леонтьевич, страшно не было?
— У меня до сих пор есть телефон, где огромное количество сообщений с провокациями и угрозами, отправленных из интернета. Вот, например, «Гулаг тебя ждёт», «Мы, чеченцы, едем вас резать», «Коля, не будь сепаратистом — это опасно», «Смерть предателям". А когда всё уже произошло, пошли такие сообщения: «Молодцы! Спасибо! Уважаю!»
Наверное, так устроен человек… За себя страшно не было. Страшно было за будущее. За будущее детей, за будущее Крыма. Мы понимали ту ответственность, которую взяли на себя. Понимали, что другой дороги у нас нет. Мы смело пошли по этому пути и ни капельки не сомневались. В том числе во время событий 26 февраля. Я находился весь день в Государственном совете в своём кабинете на шестом этаже, никуда не уходил. Некоторые коллеги в то же время говорили, что вход в здание заблокирован и войти невозможно, а потом отключали телефоны и пропадали. Тем не менее, разум возобладал, и надо отдать должное крымской власти, что буквально все пункты закона были исполнены. Мы воспользовались своей Конституцией, начиная от отставки правительства и заканчивая согласованием президентом, действующим на то время, нового премьера Сергея Аксёнова. Сегодня к нам с точки зрения законности очень сложно придраться. Мы чётко прошли весь путь. Конечно, власть, которая на тот момент была на Украине, не ожидала таких быстрых шагов от крымчан.
— Тяжело ли далось решение о референдуме? Вы с коллегами изменяли и дату его проведения, и текст бюллетеня. Кем же был вынесен окончательный вердикт?
— Для нас было очень важно, и это было основное — не допустить кровопролития в Крыму. Любой ценой. Ещё свежа память наших дедов и отцов после Великой Отечественной войны, и для нас это свято. Патриотизм для нас — это не просто слово. Крым в те годы понёс очень большие потери, у нас погибло до 1 млн человек, здесь каждый метр полит кровью. Нам было понятно, что и на этот раз наши люди просто так не сдадутся. Когда нашу георгиевскую ленточку топчут ногами и говорят, что вашим героем должен быть Бандера, то мы этого никогда не воспримем. Помните, когда нас начали пугать «поездами дружбы», мы сказали, что достойно их встретим. Как наши деды встретили фашистов на Перекопе, также мы встретим «поезд дружбы». После того момента мы окончательно поняли, что шутки закончились.
В декабре мы начали формировать добровольные народные дружины по каждому региону, потом крымчане организовались уже сами. Мы понимали, что на правильном пути, потому что у нас есть полная поддержка населения, и нам оставалось, как кораблём, рулить Крымом. Если бы руководство автономии тогда этого не сделало, то крымчане бы нас смели, и сделали бы это сами, без руководителей. К счастью, мнения общества и власти Крыма на тот момент совпали абсолютно, на 100%. Вы помните, как мы меняли правительство, как это было сложно. Сначала не могли набрать необходимое количество голосов, с нескольких попыток, когда некоторые депутаты просто попрятались и выжидали. А мы не прятались, у нас не было другого выбора, нам нужно было спасти Крым от кровопролития.
Что касается референдума, то это не мы решали, что написать в бюллетенях. Нас буквально ловили люди на улицах и говорили: «Что вы там опять хитрите, ставьте прямо вопрос: либо Крым в составе Украины, либо Крым в составе России, — а мы уже скажем вам своё мнение». Это люди говорили, это не мы придумали.
Сначала мы думали о формулировке с расширениями полномочий автономии, потому что нам звонили и обещали согласиться на любые условия. Но потом нас несколько раз обманули. Например, пообещали, что не будет меняться начальник милиции без согласования с нами, и сразу после этого ночью нам прислали нового начальника милиции. Обещали одно, делали другое. Когда нас трижды за одни сутки обманули, мы поняли, что доверия нет. Та украинская власть сама подвела нас под эту черту. А крымчане как люди последовательные сказали своё «да» на референдуме практически в тех же цифрах, которые были в 1991 году. Спустя 23 года мы подтвердили свои желания: говорить на родном языке, чтить своих героев и свои традиции.
— Оглядываясь назад, переосмысливая всё произошедшее, хотели бы вы поменять что-нибудь в этом пройденном пути?
— Да. Если бы можно было вернуть тех ребят беркутовцев, которые погибли, то, конечно, мы бы их туда — на майдан — не отправляли. Очень жалко молодых ребят. Смерть одного человека — это уже трагедия, а мы потеряли нескольких. Я дважды сам был на антимайдане, и когда общался с людьми, от которых нас отделял забор, понимал, что у нас уже нет ничего общего.
— Какие чувства сейчас вызывают у вас слова «Крымская весна»?
— Прошёл год. С одной стороны, он пролетел как мгновение, а с другой стороны, это целая жизнь. В моей жизни это был, наверное, самый сложный год. Произошла переоценка ценностей. Ведь когда раньше мы смотрели новости о каких-то горячих точках по миру, нам казалось, что это где-то на другой планете и с нами никогда не может такого случиться. А в конце февраля прошлого года я выходил на улицу, казалось бы, птички поют, солнце светит, а в воздухе пахло войной. Я понимал, что где-то сидит огромное количество людей, заточенных «не в ту сторону», которые ждут команду. Было понятно, что последствия могут быть просто непредсказуемыми. А в Крыму они бы были далеко более непредсказуемыми, чем на Юго-Востоке. Это было бы страшно, Крым бы никогда не сдался.
Уже сейчас я испытываю чувство гордости за Крым, чувство патриотизма. Для нас, для всех крымчан, это очень важно. Сегодня я горд за страну, за то, что сделали крымчане, гордость за россиян, которые нас поддержали. Сейчас, когда кто-то пытается сказать, что эйфория прошла, это говорят те, кто не может понять, что это не эйфория. Это наш патриотизм, наша душа, и пройти они не могут.
