Настойчивое желание навредить России во всем — вот что движет Польшей на протяжении десятилетий. Нелюбовь к восточному соседу, сдобренная мнимым чувством культурного превосходства, заставляет поляков раз за разом действовать в ущерб собственным интересам. Так, желание побыстрей оторвать Украину от России привело к затяжному конфликту, пишет Gazeta Wyborcza.
«Мартовская аннексия Крыма Россией в послевоенной Европе является беспрецедентным событием. Не без причины единственным сравнением кажутся действия Адольфа Гитлера в 1938 году. Но из таких аналогий не следует многого», — отмечает польский публицист Анджей Романовский.
Россия чувствует себя наследницей Руси, а Киев является её колыбелью, святым городом, ведь донецкие и луганские земли находились на территории Московского государства даже тогда, когда их колонизировали украинские казаки. Крым Россия завоевала в XVIII веке, и он был заселён в основном русскими, а Украине подарили его только 60 лет тому назад.
И всё это время Севастополь продолжает быть символом российского оружия, отмечает автор. К историческим аспектам добавляются и экономические: шахты, металлургия, а также заводы Донецкого каменноугольного бассейна были созданы не для нужд Украины, а для нужд всей империи.
«Однако самым важным, может быть, является аспект, затронутый недавно бывшим министром иностранных дел Польши, профессором Адамом Ротфельдом: опасения, что Украина скопирует схемы Запада, а это для режима Путина просто убийственно», — подчёркивает польский публицист. Но, несмотря на все эти обстоятельства, последняя четверть века доказала, что Россия готова принять существование самостоятельной Украины. «Насколько эта самостоятельность должна быть формальной, это уже другое дело», — отмечает Романовский.
Однако важно заметить то, что с 1989 года сфера влияния России беспрестанно сокращается (исключением являются подавление Чечни, а также взятие под свой контроль части Грузии: Абхазии и Южной Осетии). «В истории этой страны, расширяющейся, начиная с XV до XX века путём систематических завоеваний, это что-то новое. Но несмотря на это, в Польше имеются ожидания того, что Россия и дальше станет пятиться и отступать», — отмечает публицист на страницах Gazeta Wyborcza.
«Однако если в дни «оранжевой революции» даже Путин проявил некую сдержанность, то трудно себе представить, что не только он, но также Михаил Горбачев или Борис Ельцин согласились бы когда-либо, чтобы Украина на всех парусах направилась в сторону Западного мира. Западную Украину ещё можно было бы рассматривать, и видимо, не случайно Владимир Жириновский прощупывал почву на предмет возможного дележа этой территории с Польшей. Но русскоязычный Восток? Во всяком случае, Горбачев незамедлительно поддержал бы аннексию Крыма», — констатирует автор.
Профессор Ян Видацкий недавно в издании Przeglad писал: «Был шанс того, что в течение двух поколений Украина унифицируется, а её жители, рождённые в независимой республике, почувствуют себя гражданами одного государства. На это потребовалось бы время и спокойствие. Западная Европа и Польша должны были мудро поддерживать эволюционные процессы на Украине (…).
Постепенно, систематически притягивать к западному миру, но при этом не раздражая Россию. Позволить ей все ещё лавировать между Россией и Западом, одновременно шаг за шагом соединяться с Европой. Элементарные знания реалий Восточной Европы подсказывают, что резкого перетягивания на Восток или Запад Украина, как государство, может не выдержать. Оно просто может развалиться. Что же было сделано в это время? Практически всё, чего делать было нельзя. К сожалению, немалое участие в этой украинской драме принимают наши политики. Они хотели резко вырвать Украину из-под влияния России, питая нереальную многолетнюю надежду вступления её в Евросоюз», — утверждает Романовский.
«Существенно. Польша, поддерживая стремления украинцев к системе «как на Западе», поддерживала действия, нацеленные против президента Виктора Януковича, и, как в 2008 году в Грузии, соглашалась со всем, что только могло бы повредить России. Эти действия сопровождались, конечно, риском, но был ли в них какой-то смысл?» — задаётся вопросом польский публицист на страницах издания Gazeta Wyborcza.
Действительно, стала бы Украина российским протекторатом при власти Януковича? Это большое и населённое государство, находящееся между Западом и Востоком, дружественное по отношению и к России, и к Западу, хотя наверняка больше — по отношению к России, было бы обречено дрейфовать; оно, конечно, не стало бы государством мечты, особенно для украинцев из Львова, но вместе с тем сохранило бы территориальную целостность и имело бы чувство безопасности, полагает автор.
Украина Януковича имела бы шанс, хотя только теоретический, стать европейским «соединителем», страной европейского равновесия. Однако такой вариант в Польше даже не принимался во внимание. В конфликте, раздирающем Украину, наше общественное мнение, а частично и правительство, высказалось против украинской законной власти, обладающей демократическим мандатом, пишет он.
«Также мы не рассматривали регионализацию Украины. Наши публицисты били тревогу: это стало бы началом распада государства! Так действительно могло случиться. Однако сегодня, когда уже несколько месяцев пылает восток Украины, риск распада снизился? Если в своё время украинские власти выступили бы с проектом регионализации, то отобрали бы у России её основное преимущество. Нашла бы тогда Россия другой повод? Возможно. Но если принять на веру, что её целью является поглощение Украины, что весьма правдоподобно, то нет уже уверенности в том, что при наличии государства, каким-то образом с ней связанного, такие действия сохранили бы свою правомочность», — подчёркивает публицист.
«Десять лет тому назад я был энтузиастом «оранжевой революции», а мой сын ездил в Киев и был демонстрантом вместе с украинцами. Однако подобную польскую «Солидарность» в 2013-14 годах, а, следовательно, уже в других политических условиях, я воспринимал весьма негативно. Вопрос состоял в том, что было бы хорошо для Украины, или в том, как бы насолить все более набирающей мощь России?» — спрашивает автор.
«В июле 2012 года мы наблюдали с сыном во Львове протесты против недавно принятого закона об основах государственной языковой политики. Мне понятно было сомнение по отношению к принятому закону, и я принимал к сведению его противоречивость для украинцев, но ненависть к «говорящим иначе» — к русскоязычным людям, не желающим быть гражданами второй категории, — была для меня шокирующей. Таким образом, думал я, государство не строится», — признается Романовский.
«Политическая система, построенная Путиным, является настолько анахроничной, насколько и небезопасной. В Польше и в Европе она вызывает страх, а в связи с этим желание противодействия, жажду мести. Однако Путин когда-то уйдёт, а Россия останется. Речь о том, чтобы по возможности нанести друг другу как можно меньше ран, чтобы в момент лучшей конъектуры возвратиться к отношениям, перспектива которых вырисовывалась на пороге 90-х», — пишет Романовский.
«Ведь Россия имеет не одно имя. Даже неволя, которую она «дала» Польше или Украине, хотя значительно больше — Украине, причинила не только много зла, но парадоксально и мимоходом — также ещё немного хорошего. В конце концов, соединение украинских земель было бы немыслимо без российской, а потом советской армии.
Соответствующую формулу можно было бы отнести и к сегодняшней Польше», — подчеркнул польский публицист. «Можно сказать, что Польша существует по воли и милости Сталина», — писал в издании «Rok mysliwego» Чеслав Милош.
«После холода в России наступает оттепель. А рядом с антипольской враждой всегда существовали огромные сферы доброжелательности, дружбы, восторга, даже пропольского снобизма. То есть было на чем строить отношения, особенно в период большей российской открытости. Однако даже если бы этого вовсе не было, актуальным оставался призыв Циприана Норвида: «Будучи соседом России, надо иметь в ней свою партию»», — подчеркнул Романовский.
«Однако чтобы получить такую партию, сначала надо Россию понять», — констатирует автор. На взаимном понимании польской и российской исторической миссии строили некогда свои политические концепции Адам Чарторыйский, Александр Великопольский, Роман Дмовский.
«Сегодня, укоренившись в НАТО и Евросоюзе, мы отодвинули Россию на задний план — время от времени стараясь ей досадить. А в повседневной жизни мы её бросили в одиночестве, с её комплексами и фрустрациями после «самой большой геополитической катастрофы ХХ века». Нас перестало интересовать присутствие польской культуры в России. Мы не побеспокоились о «польской партии»», — добавляет он.
А то, насколько дифференцировано польское общественное мнение на тему России, выдаёт специфический польский патриотизм. Специфический — мыслящий примитивно. Его моральной нормой является нанесение вреда России, где только возможно, в наивной вере, что она будет отодвинута от наших границ. Не принимается, однако, во внимание, что результат такой точки зрения может быть обратным, он сможет пробудить в россиянах чувство «защиты». «Мы здесь для того, чтобы начать борьбу», — кричал 12 августа 2008 года в Тбилиси президент Польши Лех Качиньский, и не найти лучшего примера бахвальства: холостой травли России и отсутствия ответственности за слова, пишет публицист.
«В Польше мы показываем, как нам не нравятся россияне, в частной жизни это, конечно, по-другому. Наше повествование на тему этой страны в лучшем случае снисходительное, ироничное, которое доискивается везде, даже на Олимпиаде в Сочи, до имперских тенденций, слепо ко всему, что в России могло бы быть симпатичным», — подчёркивает Романовский.
Однако польская русофобия является результатом не только, и скорее не прежде всего, травм времён неволи. Её питательная среда — выведенная из сарматизма уверенность в польском культурном превосходстве. Может, именно сейчас следует напомнить, что по улицам Варшавы текли сточные воды до тех пор, пока не прибыл царский генерал Сократ Станкевич и не провёл канализацию.
«Однако польская русофобия не имеет никакого существенного политического значения, но, тем не менее, она усиливает мысль о мщении в Кремле. Жаль, что в ушедшей четверти века мы не искали возможности, чтобы оказать какой-либо жест дружбы и доброжелательности по отношению к России, показывающий ей, что стоило и дальше проводить политику гласности.
Например, что бы страшного произошло, если бы в Варшаве во дворце Млодзеёвских на улице Медовой 10 повесить памятную доску, что с 14 июля по 4 сентября 1707 года там гостил царь Петр I? Этот самый великий правитель России не оставил плохого следа в истории Польши. Как раз тогда он прибыл в качестве союзника законного польского короля», — рассуждает автор.
«В понятной, однако близорукой заботе о собственной безопасности мы доказали России, что мы настроены к ней недружественно. Но мы также доказали нечто более существенное. Мы показали, что российская политика гласности, начатая Горбачевым, продолженная Ельциным и даже ещё Путиным, который пять лет тому назад говорил на площади Вестерплатте вещи, для российского уха революционные — это путь к политической пропасти», — отмечает польский публицист. «Общий европейский дом» оказался местом, из которого именно он Россию и выгоняет, в котором слышны голоса о российской фобии, которая время от времени перерастает в паранойю.
«На сегодня Польша, достигнув своих стратегических целей, то есть членства в НАТО и ЕС — не имеет никакой причины для того, чтобы принимать по отношению к России позицию конфронтационного противостояния. Польша должна быть не ястребом, а скорее голубем, посредником. Особенно сегодня, когда Евросоюзу, в том числе нашему центральноевропейскому региону далеко в вопросе Украины до единомыслия. Польша, будто ястреб, сильно подвергает риску своё будущее, при этом теряет на эффективности в настоящем», — констатирует Романовский.
«Проигрываем мы не потому, что не оценивали угрозы со стороны России. Мы проигрываем, потому что эту угрозу мы переоценивали. Ведь далеко не каждый шаг России в прошлом был рассчитан на противостояние. Сравнивая российско-немецкий газовый контракт с пактом Молотова-Риббентропа, мы сами себя лишали достоверности.
Кажется, что политические элиты, выросшие из движения «Солидарность», руководствующиеся привычкой к борьбе, при этом не всегда подвергающие себя критике, не умеют соизмерять её с угрозой, когда она становится реальной. Сегодня, как некогда Лех Качиньский, мы много говорим, мы протестуем, осуждаем и требуем санкций, и при всем этом напрашиваемся на радикализм. Однако у нас нет идей касательно России для добрососедских отношений с ней — когда мы уже ничего не придумаем, то, по крайней мере, потребуем, чтобы Катынь признали геноцидом», — утверждает он.
Сегодня из российско-украинского противостояния не видно никакого выхода. Цитируя фразу времён Великой Отечественной войны, России уже некуда отступать. Она не может оставить Украину, при этом позволив создание государства ещё более антироссийского, чем Польша. Но и Украине некуда отступать, ведь не торговать же ей своей территорией. В свою очередь Европа, помнящая опыт Мюнхена, осознает, что ревизия границ — это путь в пропасть, ведь Гитлер тоже говорил, что Судеты являются его последним территориальным притязанием.
«Такие разногласия нельзя решить безболезненно. Есть только два выхода: открытая война или «вторая Ялта». Но нельзя допустить ни первого, ни второго. Какая же мораль вытекает из украинского конфликта — такая, что постоянным фактором польской политики была и есть Россия. Следовательно, надо думать. Лучше всего перед тем, как придёт беда. Однако лучше поздно, чем никогда», — резюмирует польский публицист, профессор Анджей Романовский в издании Gazeta Wyborcza.
