— По большей части, конечно, российская «мягкая сила» неэффективна.
- Почему?
— Опыт применения российской «мягкой силы» на постсоветском пространстве показал, что Россия не может реализовать тот гигантский потенциал, который в этом пространстве постсоветском еще остался. Например, это русский язык, кириллическая графика, общая культура или уважение к русской культуре, признание ее культурой, которая является мировой, и не просто мировой, а еще и одной из основополагающих. Весь этот потенциал нам реализовать, трансформировать в симпатии к России не удалось. Ни в создании каких-либо общественных организаций, массовых движений, партий культурного хотя бы характера.
Я напомню, что в конце XIX — начале XX века на территориях нынешней Западной Украины существовало большое количество людей, которые себя ассоциировали с русскими и устанавливали памятники, например, Пушкину, пытались издавать книги на литературном русском языке и так далее. То есть они ощущали себя в едином культурном пространстве с Россией, хотя тогда инструментальные возможности были не в пример хуже, чем сейчас.
Но, к сожалению, все это как-то не работает. Но самый анекдотический случай, который мне вспоминается, когда я был в Киеве и когда деньги, выделенные тогда еще Росзарубежцентру, по-моему, потратили на то, чтобы отвезти детей из семей русской общины зимой в Сибирь. Вот ничего лучшего не нашли. То есть, скорее всего, эти деньги тупо разворовали, а потом списали на эту поездку.
- Что нужно сделать, чтобы «мягкая сила» заработала в полную силу?
— Первое, что нужно, — это пересмотр концепции «мягкой силы». Нужно опираться на русскую культуру, русский язык, не стесняться этого. Не надо стесняться выражать свое негативное отношение, например, к переходу на латиницу в Казахстане. Я лично воспринимаю это сугубо негативно.
А второе — это провести масштабнейший аудит чисто экономический. Там же коррупция: сколько денег разворовали, куда они ушли? Это нужно все выяснить, провести мощнейшие кадровые чистки и после этого либо создать новую структуру, либо полностью пересмотреть цели и задачи уже под новый кадровый состав, которым будем руководить, я так понимаю, Евгений Примаков. Судя по сообщениям средств массовой информации, проверки там уже начались.
— Отчасти. Конечно, в историческом контексте это процесс, который начался еще в начале XX века. Всех тех людей, о которых я говорил, которые ставили памятники Пушкину и так далее, просто физически истребили люди, которые были их соплеменниками, но считали себя не русскими, а украинофилами.
Что касается появления самой Украины как отдельного государства, то этому тоже предшествовал ряд исторических событий, которые начались во время революции, распада Российской империи, потом создания СССР, проведения коренизации и так далее. Ведь в общем-то сама по себе украинская идея — это идея отделения от России, в любом виде. Либо это будет радикальный национализм, либо это мягкий вариант, когда идеи независимости прежде всего понимаются как идеи независимости от Москвы.
Но что касается нашего МИДа, то наши структуры — не только МИД, но и фонды, разного рода организации, даже политические партии — могли бы помочь миллионам людей на Украине, не выезжая в Россию на постоянное местожительства, не превращаясь в изгоев в собственной стране, проводить политику культурного или какого-либо иного противостояния всем этим антироссийским идеям.
То есть нужно было создавать общественные партии, организации, поддерживать писателей, политологов, публицистов, общественных и политических деятелей. Нужно было требовать от российского бизнеса, когда он еще там присутствовал, чтобы он все эти организации поддерживал. Потому что бизнес, который работал тогда на Украине, был озабочен исключительно получением прибыли, и вопросы симпатий к России его не интересовали. Но вот сейчас, когда Украина в результате всех этих процессов превратилась в государство враждебное, весь этот бизнес из Украины попросили, и прошу заметить, не по экономическим, а чисто по идейным причинам.
Поэтому да, отчасти вина, конечно, есть — надо было работать в годы после распада Советского Союза, когда Украина и Россия уже существовали отдельно. Надо было на всем Левобережье, например, выискать и поддерживать людей, лояльных и готовых служить идее нашего единства не за страх, а за совесть. Но, к сожалению, этого не делалось, и сейчас мы видим, что эти люди либо вынуждены бежать в Россию, либо они находятся где-то в Донбассе, либо уже погибли.
Но в Украине таких людей еще очень-очень много. Просто многие не могут позволить себе высказывать свою позицию из страха быть как минимум обвиненными в чем-либо, а максимум — получить наказание.
— Вот я читаю вашу же ленту — Украина.ру — там анекдот: задержали ветеранов войны за то, что у них были награды с символикой советской. Их задержали, это реальное дело. Таких дел уже несколько по Украине: кого-то задержали за то, что он красил забор в порванной футболке цвета советского флага, кого-то арестовали и возбудили дело за то, что он 9 Мая поднял Знамя Победы, который был над Рейхстагом, и так далее.
Но это косвенно свидетельствует о том, что в реальности наша «мягкая сила» может быть очень эффективна, — ее боятся. Если боятся георгиевской ленточки, флага, символики, наград, значит, что на самом деле население имеет к этому хорошее отношение, считает эти символы своими. А раз оно считает эти символы своими, то и идеи, которые за ними стоят, оно тоже считает своими. А это идеи нашего единства, нашей общей истории, общих ценностей, общих героев, общего государства, в конце концов.
- На сегодняшний день довольно очевидна, в частности, на Украине, эффективность западной «мягкой силы». Как думаете, в чем секрет?
— Методика очень простая. Прежде всего американцы используют принцип лояльности: они отбирают тех людей, которые лояльны их идеям, идеологии США. Эта идеология в конкретном каком-то пространстве может означать даже расчленение этого государства или борьбу с соседним государством. Вот этих людей находят и начинают финансировать, начинают всячески их поддерживать. Если этих людей местные власти начинают преследовать, тут же следует дипломатическая, медийная и иного рода поддержка.
В ответ от этих людей требуют достаточно обширный перечень деятельности, но именно в рамках идеологического фронта. Они должны воевать на фронте, предполагающем привлекательность этих идей. Ну и, в конце концов, у американцев больше финансовых ресурсов.
Но поймите правильно, родным языком для большинства граждан Украины является русский, а не английский, и как бы там ни заставляли всех граждан Украины учить английский язык, это невозможно.
Поэтому да, мы неопытные в плане «мягкой силы», но у нас колоссальный исторический капитал во всех этих странах. У американцев больше денег, но этого капитала у них нет, они чужие. И рано или поздно все это понимают, что это так.
- Может ли Россия бороться с западной «мягкой силой»?
— Существуют меры позитивного и негативного характера. Меры негативного характера нам известны — это запрет некоторых организаций, признание их нежелательными на территории Российской Федерации, запрет финансирования. И если бы мы взяли на вооружение, просто скопировав, ту модель, которая существует в самих США, то на самом деле получилось бы достаточно жесткое законодательство в отношении всех НКО, НПО, которые взаимодействуют здесь в России.
А позитивные методы — это делать свою «мягкую силу» более привлекательной. Понятно, что для жителей Юго-Востока Украины русский язык ближе. Например, стоило бы сделать какие-то более привлекательные средства массовой информации — они должны просто быть, существовать как альтернатива. Для Белоруссии это тоже очень актуально.
- Какие методы более эффективны: позитивные или негативные?
— Должен быть комплекс всех мер. Вот сейчас, например, при помощи сотрудников НКО, НПО в Адлере демонтировали памятник в честь форта времен Кавказской войны. Но никто не вспоминает, что эти НКО и НПО — это иностранные агенты, они финансируются из-за рубежа.
Почему об этом никто хотя бы открыто не скажет, не спросит? Это же действия, совершенно нелояльные по отношению к нашему государству. То есть здесь всегда должен быть комплекс.
