Мы сможем выйти на оперативный простор и осуществить глубокие охваты, считает военно-политический обозреватель, автор телеграм-канала "Русский инженер" Алексей Васильев
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
Сейчас в экспертном сообществе обсуждается сценарий, что ВСУ могут применить поставленный им F-16 на Харьковском направлении, где оборона ВС РФ держится на массовом применении корректируемых авиабомб, которые сыплются по местам сосредоточения противника. Мол, задача врага будет даже не в том, чтобы посбивать российские бомбардировщики, а в том, чтобы вынудить их затаиться на аэродромах, а в это время ВСУ за счет численного превосходства попытаются выбить наши войска из Липцев и Волчанска.
— Алексей, может ли ВСУ реализовать такие планы? Если может, насколько мы к ним готовы?
— Чтобы попытаться реализовать эти планы, киевскому режиму необходимо получить больше сотни F-16, о чем ранее говорил Зеленский. Другое дело, что для обслуживания такого количества машин потребуется большое количество технических специалистов, которых на Украине сейчас физически нет. Для этого придется вводить контингент НАТО (сделать это под видом наемников будет тяжело). Именно это сдерживает Запад от массовой передачи противнику таких самолетов.
Кроме того, мы можем купировать такое количество самолетов усилением работы нашей авиации. У нас есть перехватчики МиГ-31БМ с дальнобойными ракетами Р-37, которые не так активно задействуются в СВО, потому что для них нет достойного противника. А в случае с F-16 они просто будут барражировать в небе, чтобы быстро его завалить.
Так что нас ждут классические воздушные бои один на один.
Понятно, что наши наземные силы в результате применения F-16 понесут потери в плане ударов по тылам. Но если Украина разместит американские истребили в той же Харьковской области возле линии фронта, мы нанесем удары по их тыловым аэродромам и аэродромам подскока.
Если сейчас Украине передадут от 6 до 16 истребителей, о чем было официально объявлено, это количество едва-едва покроет ее потери от того же нашего удара по аэродрому в Миргороде, когда мы накрыли сразу несколько вражеских самолетов. Они просто продолжат наносить удары из крылатых ракет StormShadow и корректируемых авиабомб Hammer.
— Противник может запускать F-16 с автомобильных дорог? Учитывая, что НАТО регулярно отрабатывает этот маневр и то, что не все шоссе на Украине раздолбанные?
— Конечно, не все дороги на Украине раздолбанные. Киевский режим до СВО проводил программу "Велике будівництво", так что некоторые участки дорог они поддерживают в хорошем состоянии как раз для того, чтобы принять до 200 штук F-16, которых им обещали. Они также приводили в порядок аэродромы на западной Украине.
Надо понимать, что у F-16 — более тонкие шасси. Их не посадишь на классические побитые аэродромные плиты. И в течение 2023 года противник эту проблему решал.
Так что у Украины есть и места базирования, и аэродромы подскока, и резервные варианты их запуска. С пилотами тоже проблем не будет (200–300 ветеранов ВВС США, которые на старости лет захотят подвижнячить, можно запросто найти). Вопрос лишь в количестве обслуживающего персонала и возможности его нарастить.
— Насколько для нас критически важно сразу же сбить первые F-16, чтобы не давать Западу повода нарастить численность обслуживающего персонала?
— Это будет нашей мишенью номер один. F-16 как боевая платформа — это опасное изделие, которое может нанести нам много ущерба. Поэтому по ним будет работать всё, что только может дотянуться.
Учитывая осложнения в переговорном процессе между Киевом и Западом, если мы собьем F-16 в первые же дни после их боевого применения, это подорвет веру Запада в то, что Украина может с ними что-то сделать. А это будет дополнительным аргументом для тех сил, которые выступают против поддержки киевского режима.
В той же Америке есть Трамп и Вэнс, которые считают, что им надо переключаться на борьбу с Китаем, а прокси-война с Россией на Украине вызывает у них только распыление сил. Они выступают за то, чтобы приберечь те же F-16 для более нужного дела. Поэтому мы ждем уничтожения этих самолетов, чтобы Запад принял решение списать Украину, зафиксировать убытки и переходить на следующий этап.
— Про США и Китай поговорим чуть позже. Пока насчет наших боевых возможностей. Правду ли говорят, что наше продвижение началось только после того, как у нас стало достаточно корректируемых бомб?
— Конечно же, нет.
У нас сейчас стало лучше взаимодействие между родами войск. Появился работающий разведывательно-ударный контур. Сократилось время на принятие решений. Накопилось много военнослужащих с боевым опытом, которые успешно передают свои знания и навыки пополнению. Мы развиваем собственную беспилотную авиацию. У нас увеличилось количество РЭБ. Мы совершенствуем маскировку и применяем новые тактические приемы. Наша армия 2022 и 2024 годов — это небо и земля.
Кроме того, мы превосходим противника по огневой мощи. Мы выпускаем в пять раз больше снарядов, чем ВСУ. А дальше в дело вступает математика. Поскольку артиллерийский снаряд остается основным средством поражения в СВО, то и потери ВСУ в пять раз больше, чем у нас. Не говоря уже про наши удары по тылам.
Кроме того, у России демографический потенциал больше, чем у Украины. Поэтому мы обходимся добровольцами, а киевский режим выгребает социально неприемлемый для армии контингент. Украинские командиры сами говорят: "Нам прислали взвод, а из него только пять-семь человек нормальные. Остальные либо алкаши, либо старики. Ими особо не навоюешь".
ВСУ сейчас спасаются только тем, что таким контингентом, как пушечным мясом, затыкают дыры в обороне. Но рано или поздно количество перейдет в качество. Противник и так постоянно пятится, будучи не в состоянии закрепиться на какой-то позиции. А потом настанет эффект домино, когда одна костяшка упадет и свалит все остальные. Мы сможем выйти на оперативный простор и осуществить глубокие охваты.
Если один наш такой котел заберет 5–10% нынешнего количества ВСУ на передовой, противнику будет нечем купировать наш прорыв, потому что он и так жжет резервы. Да, враг пытается создать что-то в тылу, но мы же тоже не сидим на месте. И если за неделю не ответит на наш прорыв, мы за неделю разовьем этот успех и будем развивать новые котлы или занимать ключевые точки.
И если в результате этого прорыва и котлов мы уничтожим 25% личного состава ВСУ, они потеряют боеспособность. Мы и так по численности немного превосходим их из-за их больших потерь. А если будем превосходить их в разы, мы устроим им аналог их же наступления в Харьковской области в сентябре 2022 года.
Поэтому сейчас противник делает все, чтобы не допустить развала фронта. Потому что первый наш глубокий прорыв станет началом их конца.
— Вы в прошлый раз оптимистично говорили, что мы можем устроить ВСУ три котла: Угледарский, Дзержинский и Северский. Насколько ваш прогноз сейчас сбывается?
— Мы приближаемся до станции Прогресс, откуда уже недалеко до Красноармейска. Если мы прорвемся там, это окончательно закроет вопрос с Угледаром, к которому мы и так подходим к востоку.
Да, пока мы не можем осуществить глубокий прорыв, когда наши маневренные части пройдут на 20–30 километров на территории противника, перережут основные логистические пути ВСУ и замкнут этот котел. Но наш прорыв под Очеретино уже стал свидетельством того, что противник не может удержать свои боевые порядки. Если даже они закрепляются на какой-то позиции на какое-то время, мы начинаем давить в другом месте.
Если посмотреть на карту, то с марта наше продвижение на Красноармейск было весьма заметно. Мы уже формируем один фланг этого котла. И если мы прорвемся за Прогресс, это поставит под вопрос существование группировок ВСУ в Курахово и в Угледаре.
Да, пока противник пытается держаться. Но под Дзержинском и Северском мы тоже продвигаемся. И рано или поздно ВСУ окажутся в каком-то из этих котлов.
Я не знаю, какое из этих направлений более перспективное. Но наши войска используют тактику Брусиловского прорыва 1916 года, когда мы давили на разных направлениях. И после того как мы прорвали одно, другое, третье, фронт противника рухнул, и мы совершили прорыв. Сейчас мы делаем то же самое: давим везде и формируем несколько перспективных котлов.
Самое главное, что мы уходим от складок местности донецкого рельефа. ВСУ после нашего выхода на линию Славянск — Красноармейск будет сложнее строить оборону, чем сейчас. В гладкой степи зацепиться им будет сложно.
Кроме того, в случае нашего выхода на этот рубеж у противника будет затруднена логистика. Там есть реки вроде Ореля и Самары. Мы легко снесем эти мосты, и снабжать эту группировку ВСУ будет крайне сложно.
К тому же, в районе Великой Новоселки есть водораздельный хребет. Если мы его преодолеем, мы проникнем на территорию Днепропетровской области и отсечем ВСУ от Павлограда.
Повторюсь, противник понимает критичность этого направления и пытается его удержать. А мы продолжаем давить. Линия фронта постоянно смещается на запад. Все эти успехи были связаны с тем, что мы отвлекли силы противника на Харьков, и это позволило нам продвинуться на более важном участке.
— Я бы хотел возразить вам насчет Брусиловского прорыва. Я разговаривал на эту тему с историком Первой мировой. Он отметил, что этот успех привел к тому, что мы заняли разорённые территории ценой больших потерь, которые потом так или иначе обернулись революцией.
— Это важное замечание.
Во-первых, в ходе боевых действий территория в любом случае будет разорена. Во-вторых, в то время логика была такова, что если ты добился успеха, понеся меньше потерь, чем противник, ты молодец. По сравнению с ситуацией на Западном фронте, где никаких прорывов не было и шла мясорубка с обеих сторон, Брусиловский прорыв стал впечатляющим результатом.
А революция не стала следствием Брусиловского прорыва. Это был отдельный процесс, который был связан с несовершенством бюрократического аппарата и слишком гуманным отношением власти к обществу. Я не скажу, что правительство расслабилось. Просто на арену вышла политическая сила, которая демонстрировала совсем другие подходы и вынесла всех в одну калитку.
Если бы переворот в феврале 1917 года не удался, с позиций, которые мы заняли в ходе Брусиловского прорыва, мы могли бы наступать на Балканы. Да, это не получилось из-за глубинных проблем Российской Империи. Но я не согласен, что с военной точки зрения Брусилов действовал неправильно.
— Получается, сейчас нам важно не упустить нашу победу.
— Конечно. Ты можешь выиграть битву, но проиграть войну.
Почему мы не проводим тотальную мобилизацию и мобилизацию промышленности? Потому что для нас важно выиграть мир. Для этого тыл должен оставаться в работоспособном состоянии. А любая мобилизация промышленности отбрасывает развитие экономики на много лет назад. Восстановить ее потом очень сложно. Поэтому сейчас работающий тыл и работающая экономика позволяют нам поддерживать войска и платить большие деньги солдатам.
Кстати, большие компенсации семьям погибших заставляют наших офицеров пересматривать подход к боевым действиям. Мы сейчас перестраиваемся так, как перестраивались США после войны во Вьетнаме.
Американцы посчитали, что содержание одного солдата (воспитание в детстве, обучение, подготовка к бою и компенсация в случае гибели) оценивается в 2 миллиона долларов. Поэтому они решили: если выполнение боевой задачей приведет к гибели БМП за 4 миллиона, но бойцы останутся живы, то это выгодный размен, чем отправлять на смерть личный состав и тратить на них 12 миллионов. Учитывая нашу демографическую ситуацию, нам надо делать то же самое.
Раньше командир рассуждал так: "Боец, сбегай и посмотри, не сидит ли кто-то в посадке". Если бойца убили, значит, там кто-то сидит. А сейчас мы отправляем на разведку более дорогой дрон. Если дрон сбили, значит, там кто-то есть. Боец остался жив, и огромные деньги государства не потрачены. И этот подход выгоден как с моральной, так и с финансовой точки зрения.
Повторюсь, мы должны воевать так, чтобы наши потери были минимальными. И рабочий тыл нужен для того, чтобы мы могли позволить себе такой подход. А если мы мобилизуем все и вся, наши потери будут в пять раз больше.
У Украины этого нет. Она может отправить личный состав на убой, потому что новых все равно пришлют. Но такая тактика рано или поздно приведет ее к коллапсу.
— Насчет того, что США отвлекутся на конфликт с Китаем. Как бы вы в этой связи прокомментировали наш договор с Северной Кореей о взаимной помощи в отражении агрессии, учитывая, что у Пхеньяна есть точно такой же договор с Пекином? Это разве не готовый военно-политический союз против Штатов?
В нашем обществе принято считать, что Китай однозначно за нас. Это не так. Китайцы не союзники нам. Они просто попутчики. Если бы Пекин хотел союза с Москвой, он бы помог нам в СВО гораздо больше, чем сейчас. И, насколько я знаю, в китайском языке даже нет слова "союзник". Там есть только слово "вассал". Я сейчас не упрекаю КНР. Я просто констатирую факт.
Да, Си Цзиньпин пытается выстроить личные отношения с Владимиром Путиным, но Китай — это не один человек. Китайские элиты не демонстрируют желания заключить с нами союз. Да, мы сблизились. Но они выкручивают нам руки по поводу цен на поставки энергоресурсов. Грубо говоря, если США готовы тратиться на Украину для достижения своих целей, то Пекин нас просто зарабатывает.
Если бы китайцы хотели воевать с Америкой на полях с украинским черноземом, они бы не забирали наши ресурсы, которые нам самим пригодились бы. Но они считают, что разборки между Россией и США их не касаются, а со Штатами они справятся сами. Поэтому мы перевели отношения с КНДР в разряд союзнических, потому что Пхеньян готов работать с нами напрямую.
Основной проблемой Северной Кореи заключалась в отсутствии рынка сбыта. У них есть много людей, которые не могут быть задействованы для развития экономики (потому что им не нужно столько), а зарабатывать на торговле они не могут, потому что находятся в блокаде. Долгие годы их с выгодой для себя эксплуатировал Китай. А мы протянули вторую руку Пхеньяну и предложили им взаимовыгодное сотрудничество.
Они дадут нам рабочую силу для наших строек (мы закроем вопрос со среднеазиатскими мигрантами, которые вызывают напряжение в общества) и оружие, а взамен получат деньги и товары для работы своей экономики.
Повторюсь, если бы Китай хотел нам всерьез помочь, он бы запустил что-то типа ленд-лиза, обкатал бы в зоне СВО свое оружие и потренировал бы добровольцев. За два года у него было масса возможностей, которыми он не воспользовался. И тогда возникает вопрос: зачем нам впрягаться за Китай? США это прекрасно понимают.
Штаты осознали, что их первоначальный план сделать Россию тараном против Китая, использовав для этого Украину в качестве страны-камикадзе, не сработал. Поэтому изоляционисты в лице Трампа рассуждают так: "Давайте сосредоточимся на борьбе с Китаем, а с Россией договоримся о нейтралитете". Потому что если мы сейчас бросим Китаю на помощь возможности нашей разогнанной промышленности, американцы не смогут с ним ничего сделать. И Штаты хотят этого сценария не допустить.
— Вопрос в том, что США готовы нам предложить, чтобы мы заняли нейтральную позицию в их конфликте с Китаем?
— Если они предложат нам "от мертвого осла уши" в виде новых регионов, то нам это неинтересно. Мне кажется, что первоначальным условием, при которых мы пойдем на такие переговоры, станут территории по "линии Субтельного" (Харьков — Одесса) — территория Новороссии и Слобожанщины. Но по факту нам вернуть в свою сферу влияния всю Восточную Европу.
Мы можем на это рассчитывать по одной простой причине. Да, мы задержались с выполнением целей СВО, зато смогли реорганизовать армию и военную промышленность. Мы усилились. И у Запада нет аргументов против того, чтобы не отдать нам Восточную Европу. Учитывая, кто реально принимает решения, вся политическая карта той же Польши может запросто поменяться.
Кстати, я считаю, что уже формируются контуры будущей Австро-Венгрии: Венгрия, Хорватия, Чехия и Австрия сейчас играют в одну партию. Так что нам нужна Прибалтика и выход на Балканы. Если они войдут в наш экономический блок, это даст нам единый рынок на 300 миллионов населения и сделать главное, чего у нас не было 30 лет, — создать собственную технологическую базу.
В чем было ключевое преимущество Китая? Его внутренний рынок позволял ему разрабатывать микроэлектронику. Россия тоже с 2000 годов пыталась разрабатывать ноутбуки, но из-за нашего мелкого внутреннего рынка мы были неконкурентоспособными. Никто не купит процессор, который будет в три-четыре раза дороже импортного. Притом что импортный процессор более надежен, потому что он давно выпускается и все его детские болезни исправлены.
Более того, собственная микроэлектроника приведет к усилению вооруженных сил. В этом случае мы станем третьим на планете экономическим блоком по возможностям и гарантируем нашу безопасность на долгие годы. Потому что победить нас можно будет только ядерной войной.
О других глобальных сценариях СВО — в интервью Дмитрия Бабича: Трампу и Вэнсу не хватит мужества и ума, чтобы рискнуть и прекратить поддержку ВСУ