Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Константин Валерианович, все обеспокоены очередным обострением на Корейском полуострове. Южнокорейские эксперты и политики говорят, что сейчас Северная Корея воспользуется тактикой ХАМАСа. Официальная Москва заявляет, что риск ядерного конфликта на Корейском полуострове резко вырос, в том числе из-за стягивания сил США. Насколько опасна ситуация?
— Южнокорейские эксперты действительно обеспокоены, потому что они попытались представить себе, что будет, если Северная Корея повторит на гораздо более серьезном уровне то, что сделал ХАМАС, — и выясняется, что южнокорейских ресурсов может не хватить.
Кроме того, они опасаются, что на фоне конфликта на Ближнем Востоке США будут уделять им меньше внимания как стратегическому союзнику, и это тоже вызывает определенное беспокойство.
При новом консервативном президенте началось вполне конкретное строительство военных союзов — и должен заметить, что южный треугольник Вашингтон — Токио — Сеул с институциональной точки зрения существенно обгоняет север.
Для этого достаточно прочитать так называемые принципы Кэмп-Дэвида и понять их дух — документы, принятые по итогам саммита лидеров США, Японии и Южной Кореи.
Но при этом (президент Южной Кореи. — Ред.) Юн Сок Ёль все-таки является прагматиком, и поэтому ситуация будет напоминать двух котов, которые ужасно мякают и дыбят шерсть по разные стороны забора.
Шума будет много, гонка вооружений будет очень набирать обороты, Север и Юг будут обмениваться очень жесткими заявлениями, но до реального конфликта официальный Сеул и официальный Пхеньян дело не доведут.
Сеул находится в зоне поражения даже не ракетной, а обычной артиллерии, Северная Корея понимает, что в случае военного конфликта ей иметь дело с союзом Вашингтона, Сеула и всех, кого Вашингтон позовет.
Помирать с музыкой и нанести неприемлемый ущерб они, безусловно, готовы, потому что даже если Север будет полностью превращен в декорации к «Фаллауту» (постапокалиптическая компьютерная игра. — Ред.), а у США куда-нибудь денется Нью-Йорк, они не могут сказать, что это победа.
Однако при этом Север первым не начнет. Южная Корея тоже прекрасно понимает, что если конфликт начинается, то дело сразу же дойдет до применения ядерного оружия просто с точки зрения тактики и стратегии северянам выгодно сразу начинать уничтожать ключевые объекты командной и логистической инфраструктуры на территории Южной Кореи, Японии.
А учитывая размеры таких портов как Инчхон или Пусан — без ядерки не обойтись.
То же самое касается США с точки зрения попытки уничтожить командные пункты Северной Кореи, зная, насколько хорошо они любят закапываться и насколько много там ложных целей.
Именно поэтому, с одной стороны, у нас нет прямой угрозы конфликта на полуострове, с другой — есть две проблемы.
Первая проблема — то, что подобный уровень напряженности, естественно, мотает всем нервы, повышает гипотетическую вероятность конфликта по иррациональным причинам.
Условно говоря, у нас есть кролик, который шебуршит в кустах, его принимают за диверсантов, открывают по нему огонь. Страна, которая это воспринимает как неспровоцированный обстрел, отвечает десятикратно, как и обещала, — и дальше начинается спираль эскалации, где каждая страна заявляет: «По нам внезапно начали стрелять, а мы честно ответили».
Второй момент — наличие в Южной Корее ультраконсервативных НГО, тесно связанных с некоторыми радикальными протестантскими сектами, и эти люди вполне готовы разжигать пожар войны. Это организации, которые засылали на Север листовки, причем во время пандемии в этих кругах всерьез обсуждало занесение туда коронавируса через обработанные больными вещи.
— Если мы говорим о напряженности на Корейском полуострове, удалось ли её снизить со времен горячей фазы конфликта?
— В первую очередь нужно понять, что мы считаем горячей фазой. По сравнению с ситуацией 2015 года, когда объявляли военное положение, или 2010-го, когда в ответ на обстрел северокорейских территориальных вод КНДР обстреляла остров Ёнпхёндо, погибли четыре человека, по сравнению с событиями 2002 года, когда пограничные суда севера и юга периодически устраивали перестрелки, все относительно тихо.
В целом можно сказать, что мы еще не вышли на уровень обострения образца даже 2017 года, а ключевым моментом, наверное, будет денонсация межкорейского соглашения в военной сфере, которая была принята в 2018-м и которая предполагает определенную демилитаризацию приграничной зоны.
Сейчас, ссылаясь на гипотетические северокорейские провокации, на Юге начинаются разговоры о том, чтобы это соглашение отменить, за это особенно агитирует новый министр обороны.
Одним из аргументов было использование современного опыта, дескать, успех ХАМАСа во многом был связан именно с тем, что средства контроля непосредственно на границе не смогли отследить и вовремя пресечь, а у нас граница частично демилитаризована, поэтому ее надо ремилитаризовать, чтобы этого избежать.
— Вопрос о мифах. Даже в России, не говоря уже о Западе, многие представляют лидера КНДР абсолютным диктатором, который расстреливает родственников и генералов из тяжелого вооружения. А Южную Корею представляют оплотом демократии и прогресса. Откуда берутся мифы о Ким Чен Ыне, и так ли верно представление о Южной Корее?
— Откуда берутся мифы о Ким Чен Ыне? Из пропаганды, потому что те методы демонизации Северной Кореи, которые использовались против нее семьдесят лет, их мы сегодня наблюдаем применительно к России со стороны пропаганды Украины и ее союзников.
Есть определенный образ «государства зла», которому идеальный диктатор должен соответствовать, даже если вместо ожирения у него диабет. Диктатору положено иметь гарем из ансамбля песни и пляски и расстреливать любовниц, даже если спустя полгода эта любовница воскресает и какое-то время руководит протокольным отделом ЦК.
Диктатору положено лично кого-то убивать, хотя это было просто следствием ошибки, когда фраза: «Ким Чен Ын кого-то там "эксекьютед"» — превратилась в упоминание того, что Ким лично сжег кого-то из огнемета.
Понятное дело, большая часть подобных душераздирающих историй идут со ссылкой на специфические организации, которые утверждают, что у нас есть секретные информаторы в Северной Корее, но «мы не можем ничего о них сказать, потому что иначе их всех расстреляют вместе с семьями, а потом дадут им десять лет без права переписки и накажут за переход на красный свет, поэтому просто верьте нам».
— Все по секретным источникам.
— Да. При этом эти секретные источники периодически хоронили Ким Чен Ына, периодически устраивали «эпидемии ковида», от которого умерла треть населения, пропустив реальную вспышку. Это говорит о том, что на самом деле название этих «секретных источников» — потолок и палец.
— А Южная Корея? Насколько она в реальности демократична и просвещена?
— Примерно до 1975 года ситуация была обратной. Режим Ли Сын Мана, который правил Южной Кореей до 1960 года, соответствует всем определениям фашистского, особенно по Майклу Манну.
Что касается современного Юга, то интернет на всех политических форумах — по паспорту, закон о национальной безопасности сильно опережает антиэкстремистское законодательство России.
Только в 2010-м отменили телесные наказания старшеклассников, только в 2015-м декриминализовали супружескую измену, только в 2020-м возраст согласия подняли с 13 лет до евростандарта.
— Вернемся к Северной Корее. В свое время Россия присоединилась к санкциям против Северной Кореи. Каковы были причины?
— На определенном этапе, пока у нас существовал традиционный миропорядок, он во многом был основан на принципах ядерного нераспространения, на том, что ядерное оружие разрешено только членам «Большой пятерки».
Поэтому претензии Северной Кореи на ядерный клуб понимали, но не принимали. Москва могла спорить с Вашингтоном по поводу мер санкционного воздействия, но концепция «новый шаг Северной Кореи в эту сторону — новые санкции» сомнению не подвергалась.
Ситуация изменилась на фоне новой геополитической обстановки, а также после того, как в конце 2017-го де-факто, а в начале 2018-го и де-юре Северная Корея объявила односторонние моратории на ядерные испытания и запуски МБР.
Важно, что это был не юридически обязывающий документ, а именно жест доброй воли, после чего в 2021–2022 годах Москва начала говорить о том, что такой жесткий уровень санкций вводился в ответ на ситуацию 2017 года под последние ядерные испытания — и если плохое поведение должно наказываться, хорошее надо вознаграждать.
В Вашингтоне ответили, что отсутствие плохого поведения не доказывает хорошего, поэтому санкции останутся. И сегодня российская позиция заключается в следующем: мы поддерживаем те санкции, которые были, но начинаем трактовать эти формулировки более общим образом и начинаем искать юридические дырки в правилах.
Кроме того, мы категорически против новых санкций. Здесь очень важна ситуация мая прошлого года, когда в ответ на очередную санкционную резолюцию Москва и Пекин наложили вето, после чего все попытки обсуждать Северную Корею в Совете Безопасности ООН как по ракетно-ядерной, так и по правозащитной линии наталкивались на противодействие России и Китая и отсутствие шельмующих документов.
— Мы уже обсудили противостояние Корей. Существует и глобальное противостояние в этом регионе. Формируется два блока: Россия, Китай и Северная Корея и, соответственно, США, Япония, Южная Корея, Австралия и еще ряд сателлитов...
— Вероятное противостояние Китая и США, и (противостояние. — Ред.) в стратегическом треугольнике Москва — Пекин — Вашингтон, безусловно, будет нарастать. При этом хочу обратить внимание, что формирование северного и восточного треугольника происходит реактивно.
У нас пока нет единых учений трех стран, которые с другой стороны проходят регулярно. У нас нет военно обязывающих соглашений, несмотря на то, что формирование южного треугольника очень активно проходит на фоне слухов и вбросов о гипотетическом формировании северного.
В этом смысле все разговоры про тайные переговоры Кима и Шойгу, про оружейную сделку имеют своей целью, во-первых, затенить и оправдать формирование южного треугольника, а во-вторых, заставить руководство Сеула наконец-то поменять свою политику и начать поставлять на Украину летальное вооружение и боеприпасы, чего Сеул пока не делает, упираясь из последних сил.
— Как раз Сеул достаточно плотно торгует с Москвой и продолжает это делать.
— Экономика не совсем моя тема, но можно заметить, что Южная Корея не очень хочет уходить с российских рынков и по неформальным каналам пытается довести мысль о том, что они выполнили минимально необходимый уровень санкций и недружественных действий, а в остальном хотели бы сохранить контакты.