На Украине при покровительстве Запада выстроена такая жесткая информационная вертикаль, которая на самом деле контролирует все украинское общество, люди не имеют возможностей получить объективную информацию, считает депутат Верховной Рады трех созывов Спиридон Килинкаров.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Спиридон, недавно сообщили о смерти Горбачева, фактически, последнего из политиков, причастных к развалу СССР. Хотелось бы узнать вашу оценку действий Горбачева в 1991 году, оценку Беловежских соглашений и насколько это связано с событиями сегодняшних дней.
— Для кого-то Горбачев умер вчера, а для меня Горбачев умер в 1991 году, с развалом Советского Союза. Горбачев для меня — это символ нашего поражения, причем в войне, которой не было. Фактически, страну развалили изнутри.
Я не совсем согласен, что Горбачев имел какое-то отношение к Беловежским соглашениям, там, наверное, имели отношение совершенно другие люди, которых уже тоже с нами нет, — Шушкевич, Ельцин и Кравчук. То, что касается Горбачева, — вся вина его заключается в том, что, возможно, он и не хотел развала Советского Союза, но он не сделал ничего для того, чтобы этого не произошло.
Это тот случай, когда человек оказался не в том месте не в то время, не смог адекватно отреагировать на те вызовы, которые были на тот момент. А возможность сохранить Советский Союз, мир и спокойствие для всех наших народов у него была. Просто, по всей видимости, это не тот человек, который мог бы адекватно отреагировать на то, что происходило в то время с нашей страной.
— Тревожная ситуация вокруг Запорожской АЭС. Поможет ли МАГАТЭ остановить обстрелы?
— Давайте мы ответим себе на вопрос: что мы хотим услышать от представителей МАГАТЭ? Они же не будут определять, кто стреляет, определять траекторию полетов, кто бомбит, кто не бомбит, это не их функция. Они могут технические параметры станции замерить, посмотреть, есть ли какой-то уровень радиации, насколько профессионально обслуживается станция, насколько профессиональный коллектив, который работает на этой станции.
То, что касается обстрелов и всего остального — это не их функционал. Вообще, что мы хотим, какие выводы мы хотим услышать от МАГАТЭ? Тут Папа Римский имел неосторожность выразить соболезнование в связи с гибелью Даши Дугиной, так его в Киеве пинали, как помойное ведро.
Если комиссия МАГАТЭ заезжает с территории Украины, это было одно из требований, выезжать будет через территорию Украины, какие выводы вы хотите от них услышать?
Я вообще скептически отношусь к этим всем международным организациям с учетом тех событий, которые происходят с нами последнее время. Вы вспомните Amnesty International, которая опрометчиво выразила свою позицию по ситуации (с убийством Даши Дугиной. — Ред.). И что произошло потом? Они вынуждены были ее так или иначе завуалировать. Папа Римский — то же самое. Он же, фактически, вынужден был оправдываться, что он выразил сочувствие в связи потерей жизни этого человека, а не высказал свою политическую позицию. То же самое будет здесь.
Поэтому я ничего не жду от этих международных организаций, тем более от МАГАТЭ. Я не думаю, что директор МАГАТЭ круче Папы Римского. Думаю, через давление на эти все международные организации — они сделают те выводы, которые нужны, прежде всего, их западным кураторам и США. Я не питаю никаких иллюзий по этому поводу.
— Вы упомянули о Папе Римском, насколько я помню, он тоже собирается посетить Россию и Донбасс, причем это будет первый визит подобного уровня в Донбасс за все время, за все восемь лет.
— Давайте не будем торопиться с выводами. Он сказал, что заедет на территорию Донбасса. Поживем — увидим. Пока я слабо верю в такие намерения и, честно говоря, не знаю, насколько это целесообразно с точки зрения урегулирования конфликта, насколько он в принципе может повлиять на эту ситуацию.
— На Украине ужесточена цензура. Принят скандальный закон о медиа, который, фактически, дает право Нацсовету закрывать любое неугодное СМИ.
— Без решения суда.
— И второе: теперь репортерам запрещено работать с военными, сообщать о действиях ВСУ и как-либо оценивать эти действия. Такая военная цензура. Даже в украинской парадигме раньше считалось, что работать можно журналистом, а сейчас как с такой цензурой работать?
— На наших глазах происходит какая-то трансформация ценностей, я бы так сказал: европейские ценности имеют свойство обесцениваться. Потому что я-то помню времена, когда свобода слова, права журналиста, доступ к СМИ, попытки запретить те или иные средства массовой информации — все это жестко пресекалось со стороны Европы.
Внутри Украины такие попытки были со стороны всех властей. Начиная от Кучмы, заканчивая Зеленским. Все одинаково хотели иметь цензуру, запрещать что-то или о чем-то говорить, запрещать те или иные телевизионные каналы. У всех было это желание, но не у всех были эти возможности.
Я помню времена, когда тот же Янукович пытался что-то выстроить под себя, какую-то вертикаль информационную, Европа жестко пресекала: ай-ай-ай, так нельзя делать, вы что! Нельзя! Преследовать журналистов нехорошо! Запрещать СМИ нехорошо!
Вы посмотрите, что сегодня происходит на наших глазах. На наших глазах Европа, — меня даже не столько удивляет позиция Украины, меня удивляет позиция Европы, — как они спокойно к этому относятся. Да, вы знаете, правильное решение, можно закрывать СМИ без решения суда.
Группа людей, которые представляют Нацсовет, субъективно может определить, что тот или иной телевизионный канал или медиа, или интернет-ресурс в чем-то нарушает законодательство Украины. Не обращается в суд, не доказывает свою правоту и, не имея презумпции невиновности со стороны этого СМИ, фактически принимают решение о запрете.
Мы можем сказать, что на Украине взяли все эти ценности, которые нам навязывали тридцать лет, — о свободе слова, правах человека и т. д. — просто взяли их и выбросили в урну. И все хорошо, все спокойно.
Это все происходит на наших глазах в течение очень короткого в историческом плане периода времени. И мы задаемся вопросом, а были ли эти ценности в принципе и было ли это ценностью на самом деле? Или это была иллюзия, в которой мы жили, вот нам с девяностых годов навязали такую идеальную модель, в которой есть свобода слова, права человека, защита и т. д.
И мы с этим как-то пытались жить, а на самом деле, этого ничего нет. Причем нет ни у них, ни у нас. Это была такая иллюзия, в которой мы жили, — нам было вполне комфортно, считая, что у нас есть определенное право выйти, высказать свою точку зрения, политическую позицию как-то определить, и никто тебя за это не будет преследовать. Оказалось, нет, это не работает. Все поменялось.
— Сообщают о том, что Украина готовит наступление на Харьковском направлении. Есть ли там шансы у ВСУ, или же мы увидим то же самое, что видели в наступлении на Херсон?
— Когда мы произносим слово «контрнаступление»… Мы же все-таки последователи победителей, для нас контрнаступление — это такое масштабное мероприятие, цель которого — освобождение той или иной части территории, боевые действия. Все это понятно. Но в современной нашей истории контрнаступление — это не всегда победа. Оно может быть и проиграно, но это не значит, что цели и задачи, которые ставились перед этим контрнаступлением, не достигнуты.
Я веду к тому, что это контрнаступление на Херсон и возможное контрнаступление на Харьков — это требование западных партнеров к Украине. Оно заключается в том, что Запад вкладывает огромные финансовые ресурсы — с начала СВО Украина получила уже порядка 17,5 миллиарда долларов. Это огромная сумма для Украины. И все эти деньги в основном были направлены на вооружение, на подготовку... Запад требует от Украины: слушайте, мы вкладываем в вас огромные финансы, мы даем вам столько оружия, значит, вы нам обязаны продемонстрировать успех в поле. То есть победить русских на поле боя. Именно для этого мы вам даем оружие.
Они настоятельно требуют. Я, честно говоря, думал, что это контрнаступление состоится где-то дня за три — за четыре до Дня независимости. Это было бы логично: идут боевые действия, они еще не завершены, наш актер выступает, рассказывает, как украинские хлопцы освобождают наши территории. Тут все понятно.
Но видимо, по каким-то техническим причинам его (контрнаступление. — Ред.) перенесли на несколько дней. Оно таки состоялось на Херсонском направлении. Конечно, оно не достигло тех целей и задач, которые многие себе представляли, то есть освобождения территории — там четыре села они взяли под контроль, потом, я так понимаю, их оттуда выбили и погибло очень много украинских солдат, потеряно много бронетехники.
Здесь есть другая цель — мы находимся в преддверии очередного Рамштайна, где будут собираться очередные доноры Украины, которые в очередной раз должны будут помочь Украине вооружением и финансами.
— Восьмого сентября.
— Да, восьмого сентября, абсолютно точно. И к этой дате… Спонсоры не идиоты, они же тоже хотят видеть какой-то результат — Украина должна предоставить определенный отчет о практических действиях, направленных на реализацию тех целей и задач, которые поставил Запад.
И вот с этим контрнаступлением они хотят прийти к этому Рамштайну. То есть, возможно, будет еще и Харьковское направление. Они хотят активизировать боевые действия для того, чтобы продемонстрировать западным партнерам свою готовность военным путем освобождать те территории, которые они считают проукраинскими.
На фоне всего этого потери ВСУ, потери тяжелой техники — это не имеет никакого значения. Значение имеет сам факт состоявшегося контрнаступления, сам факт желания Украины освобождать это военным путем. И требования со стороны Украины дать очередной транш финансовый и вооружения.
Вот все, собственно, все цели и задачи, которые они на сегодняшний день реализуют. С этой точки зрения, возможно, они достигнут какого-то успеха, в плане того, что им в очередной раз выделят финансовые ресурсы и в очередной раз дадут очередное оружие.
Они (киевский режим. — Ред.) нисколько не сожалеют ни о потерянных полутора тысячах человек, ни о потерянных сотнях единиц тяжелого вооружения, потому что они уверены, что это тяжелое вооружение им в очередной раз дадут и в очередной раз поддержат их финансовыми ресурсами. Для них это имеет значение.
Давайте мы все-таки разделим позиции, цели и задачи украинской власти и чаяния украинского народа. Это параллельные линии, которые не пересекаются в этой войне, они не имеют никаких шансов где-то пересекаться. У одних свои цели и задачи, у других другие чаяния и желания. Но это все как-то сблизить… На самом деле, я не вижу вообще никаких шансов.
— Но какая итоговая цель, ведь Украина одними поставками вооружения западного и финансовыми траншами, которые в основном направляются на то же вооружение, не сможет отбиться. Если будут продолжаться такие самоубийственные наступления, пусть даже и при жесткой военной цензуре, — военные между собой общаются, ролики выкладывают… Это же повлияет на моральный дух украинской армии.
— Вы неправильно это оцениваете, по всей видимости, вы не мониторите украинские СМИ настолько тщательно, как это делаю я. На самом деле никто не узнает ни о полутора тысячах погибших, ни о сотнях потерянных танках. Это вы так полагаете, что на самом деле на Украине все знают, чем закончилось это контрнаступление. Не знают.
Вернее, они знают, что все идет успешно, что они прямо на окраине Херсона, что не сегодня — завтра возьмут Херсон, а послезавтра они возьмут Севастополь. Вы можете себе представить то, о чем мы говорили в начале: информационный купол, который накрыл всю страну, никаких шансов какой-то альтернативной точки зрения пробиться через этот купол нет.
Украинский народ воспринимает информацию, которую ему дают из центральных каналов, из разного рода информационных ресурсов. А если вы на каком-то информационном ресурсе попытаетесь представить какую-то альтернативную или правдивую точку зрения, вас привлекут как агента Кремля.
Информационный вакуум. Люди потребляют только то, что скармливает им власть, — ни больше, ни меньше, никакой альтернативной точки зрения быть не может. Поэтому, когда вы считаете, что там поражение, на Украине реально подавляющее большинство людей считает, что там победа и русские бегут, бросают свои позиции и танки, Украина захватывает уже Херсон.
То есть это совершенно другой мир, понимаете? Он совсем другой. Поэтому, с одной стороны, винить украинский народ не в чем, потому что у него нет никакой альтернативной точки зрения, он не может получить альтернативную информацию. А с другой стороны — да, это при покровительстве Запада выстроена такая жесткая информационная вертикаль, которая на самом деле контролирует все украинское общество. Вот так это работает.
Поэтому завтра будет Харьковское направление, сколько там погибнет… Но о том, что на самом деле там произошло, будут знать только те, кто был реально на поле боя и, возможно, их родные, близкие люди, которые будут хоронить своих братьев, мужей и т. д. Эти люди, может быть, будут знать правду.
Но даже у этих людей нет возможности эту правду донести до остальных. Нет у них этой возможности. Она, правда, умрет прямо в том селе, где будут похороны. Потому что нет никакого инструментария, чтобы можно было выйти сказать: как же так получается, вы нам рассказываете о победах, а на самом деле, растут украинские кладбища. Но никто не вправе этот вопрос задать, просто нет этого права.
— Пока что единственными успехами украинской стороны можно назвать обстрелы и диверсии. Мы видим регулярные обстрелы приграничных городов Российской Федерации, видим обстрелы Донбасса, обстрелы освобожденных территорий. Видим, к сожалению, теракты. Недавно был убит зампред Херсонской ВГА Ковалев, который отвечал за сельское хозяйство, было покушение на начальника дежурной части ГИБДД Херсонской области. Что нам мешает признать украинские структуры — ГУР, СБУ и прочие — террористами и поступать с ними соответственно?
— Никто никому в данной ситуации ничем не мешает. Каждый может признавать кого угодно кем угодно. Но я хотел сказать не об этом. У каждого террористического акта есть определенная цель и, как мне видится, то, что происходит в Херсонской области, — если не каждый день, то через день какие-то теракты, убийства и т. д., — мне кажется, с этим надо что-то делать. Потому что конечная цель всех этих актов — это устрашение местного населения.
Конечно, местное население не может чувствовать себя в безопасности, если такие вещи происходят с руководителями. Неважно, признанными, непризнанными, но так или иначе они являются там какими-то ключевыми фигурами. Если в отношении такой ключевой фигуры можно прийти и просто застрелить его дома, то возникают вопросы к тем, кто обеспечивает там безопасность, кто отвечает за это направление, как может такое происходить с такой частотой, как это происходит там.
Много вопросов, на которые, к сожалению, никаких ответов нет. Тем более что это гражданские люди, у которых нет средств и возможностей защитить себя самому. Они же не ходят с пистолетами или с автоматами — это гражданские люди, которые занимаются какими-то социальными, бытовыми вопросами.
Ну, так вы уже определитесь: если силовые структуры не в состоянии обеспечить их безопасность, то дайте им возможность самим себя защищать, если вы не можете это сделать. Или сделайте, продемонстрируйте что-то. Это абсолютно ненормальная ситуация, честно говоря.
Можно кого угодно признавать кем угодно, но, мне кажется, надо заниматься конкретной работой и ответственностью тех лиц, которые должны ту или иную работу выполнять. Ни больше ни меньше. И я думаю, что количество таких терактов будет значительно меньше.