Жириновский царской России. Как скандальный депутат стал самым эффективным волонтером

24 августа 1870 г. появился на свет один из самых знаменитых политиков России начала ХХ века Владимир Пуришкевич. Он имел малороссийские корни, родился в Кишинёве, учился в Одессе, а политическую деятельность начал на юге Бессарабии, на территории, которая в наши дни входит в состав Украины.

Человеку несведущему в политических хитросплетениях думской политики последнего десятилетия существования Российской Империи достаточно сказать, что в новейшей истории России фигура Владимира Пуришкевича находит немало параллелей с образом Владимира Жириновского.

Один из самых ярких политиков последних десятилетий ушел из жизни в начале Специальной военной операции на Украине, о необходимости которой лидер ЛДПР неоднократно говорил. С самого начала событий 2014 г. в Крыму и Донбассе Владимир Вольфович и его однопартийцы оказывали всестороннюю поддержку борьбе за их воссоединение с Россией.

Мы можем лишь предполагать, каких масштабов достигла бы эта поддержка сегодня и ориентиром для нас служит деятельность Владимира Пуришкевича в годы Первой Мировой войны.

Как и Жириновский Пуришкевич нещадно критиковал прозападные либеральные партии и "зарвавшуюся" бюрократию, был непримиримым противником украинского политического проекта и странником централизованной унитарной России с сильной властью главы государства.

Подобно Владимиру Вольфовичу, Владимир Митрофанович мог с лёгкостью наградить своего политического оппонента нелицеприятным эпитетом, а то и метнуть в пылу спора в противника каким-то предметом. Оба политика были склонны к духовному творчеству, оставив после себя поэтические произведения.

В грозном 1914 г. Пуришкевич одним из первых осознал, что в условиях войны партийная жизнь уходит в тень сводок с фронтов.

После начала боевых действий он объявил, что Главная палата (центральный аппарат) его партии "Союз имени Михаила Архангела" временно прекращает свою деятельность и передаёт своё помещение под лазарет для раненых воинов.

При этом сотрудники партийной канцелярии продолжили получать заработную плату вплоть до нового трудоустройства. Заседания руководящих органов заместители Пуришкевича проводили на частных квартирах.

На сэкономленные средства от имени Союза в Петрограде была открыта продовольственная лавка, за счёт прибыли от которой решили создать приют для солдатских сирот. Однако прибыли это торговое заведение так и не показало, а поэтому заявленной благотворительной цели достигнуть не удалось.

Пуришкевич не особо дорожил партийной структурой, поскольку считал, что война сильно изменит политические предпочтения избирателей.

"Настанут дни выборов в шестую, седьмую, восьмую, девятую, десятую Государственную думу, и я вам скажу... я не верю в то, что следующий ряд Государственных дум носил такой же характер, какой он имеет сейчас", - публично заявлял Пуришкевич с думской трибуны в феврале 1916 г.

Обладая хорошим политическим чутьём, лидер правого движения делал ставку на приобретение популярности в армии, причём в её широких солдатско-офицерских кругах.

Послевоенная история Европы показала, что это был в целом правильный расчёт.

Многие европейские политики 1920-30-х годов пришли к власти благодаря поддержке демобилизованных фронтовиков Первой мировой войны. Пуришкевич ведь не мог знать, что в России произойдёт череда переворотов и её развитие пойдёт по непредсказуемой в 1914 - 1916 годах траектории.

Один из докладов о своей военно-волонтёрской деятельности в годы Первой мировой войны Пуришкевич озаглавил "Страницы из дневника статского (т.е. штатского, гражданского – прим. ред.) солдата". Рассказ о его практической помощи русской армии ещё впереди, сейчас же обратим внимание на то, что политик уделял большое внимание "внутреннему" фронту войны и считал себя его "бойцом".

В целях сбора средств для издания книг на нужды армии правый политик устроил лекционный тур по стране. Посещение его лекций было не дешёвым (от пятидесяти копеек за билет). Но желающие лицезреть знаменитого полемиста россияне, активно шли на лекции.

К примеру, 2 сентября 1916 г. в Ростове-на-Дону он выступил с докладом "Чего хочет Вильгельм германский в дни великой битвы народов от России". Местная пресса сообщала, что лекция имела успех у публики, "часто прерывавшей лектора аплодисментами".

Пуришкевич говорил не только о целях "германского милитаризма", но и обличал немецкое засилье в России, призывал бороться с "мародёрами тыла" - спекулянтами, требовал контроля над бюрократией, "которая ради своих интересов в любой момент готова продать интересы Родины, интересы русского народа".

На вырученные от лекторской работы средства Пуришкевич, согласно своему отчёту Государственной Думе в период до 1917 г. роздал солдатам более миллиона, а офицерам - около ста тысяч книг на общую сумму до ста тысяч рублей. В основном это были сборники стихотворений и песен, сочинённых в т.ч. самим Пуришкевичем.

Важнейшей задачей политик считал обеспечение общественного контроля над российскими дипломатами в преддверии, как казалось ему скорых переговоров о территориальных приобретениях Российской империи. Для этого он инициировал создание в 1916 г. "Общества русской государственной карты". В него приглашались учёные, публицисты, общественные деятели, отставные и действующие чиновники.

Общество занималось изысканиями по определению оптимальных государственных границ России. В его составе создавались отделы по различным участком границы (германский, австрийский, турецкий и персидский), призванные составить объяснительные записки с обоснованием желательных территориальных приобретений. Итоговый проект карты "будущей России" планировалось широко распространить накануне мирных переговоров, чтобы, как говорил Пуришкевич, "дипломатия не продала".

Необходимость такого общественного контроля обосновывалась его инициатором недостаточным национальным сознанием у ключевых сотрудников МИДа, которые "за редкими исключениями, давно забыли о том, какой они национальности и чьи интересы представляют". Примечательно, что в противостоявшей России кайзеровской Германии аналогичную деятельность вело "Историческое немецкое общество карты дней войны", которое щедро субсидировалось немецким правительством.

Осенью 1914 г. депутат Пуришкевич перестал посещать Государственную думу, написав в своём заявлении на отпуск: "Предпочитая слову дело/ Я покидаю Петроград:/ Здесь в Думе только говорят, /А это мне осточертело!"

Корреспондент региональной газеты "Бессарабия", побывавший на фронте в конце 1916 г. писал, что слово "Пуришкевич" в русской армии стало нарицательным благодаря образцовой организации им санитарно-питательных пунктов. Поэтому, когда армейцы хотели указать хорошую постановку дела, то зачастую говорили "как у Пуришкевича".

Пуришкевич возглавил санитарный поезд Красного креста и выехал на фронт. За ним последовала его жена Анна Николаевна, спешно прошедшая курсы сестёр милосердия, а также оба сына - студенты Императорского училища правоведения Всеволод и Вадим.

Поезд должен был оказывать медицинскую помощь раненым, проводить их эвакуацию. Кроме того, поездная бригада организовывала работу пунктов питания и снабжения военных и беженцев. Для этих целей в поезде были аптечные, торговые, питательные вагоны, а также вагон - баня, вагон - читальня и вагон - храм.

Сам Пуришкевич сменил цивильный костюм на военный мундир. "Во френче; фуражка с предлинным козырьком, закрывающим лоб почти до глаз, во рту большая сигара, в руках стек [-офицерская трость]" - так описывал депутата очевидец посещения им военного министерства.

На военно-административной должности политик проявлял исключительную требовательность и максимально задействовал свои связи. Благодаря этому ему удалось добиться впечатляющих результатов.

К концу 1916 г. он уже отвечал за обслуживание пяти районов. В каждом из них (в нескольких верстах от передовой) были организованы перевязочные для раненых. Здесь же работали пункты питания и службы эвакуации раненых в тыл. Каждый пункт мог обслуживать до шести тысяч человек ежедневно.

Воинские части с передовой пользовались услугами солдатских и офицерских столовых, организованных сотрудниками Пуришкевича. В банях военные не только мылись, но и получали чистое бельё.

Одессит, будущий классик советской литературы, а тогда начинающий литератор и доброволец-артиллерист Валентин Катаев в военной корреспонденции для газеты "Южная мысль" отмечал "деятельность экономических лавок, питательных пунктов и санитарных поездов В. М. Пуришкевича". "Их значение очень велико" - сообщал Катаев.

Военнослужащие, познавшие работу подобных структур на разных участках фронта, отмечали высокое качество питания в хозяйстве Пуришкевича, его большое внимание к бытовым вопросам, широкий ассортимент подведомственных ему аптечных пунктов.

Достигалось это тем, что Пуришкевич буквально наводил панику на Главное управление Красного Креста. Он получал крупные ассигнования от правительства, ему активно жертвовали, в т.ч. и члены царской семьи.

Император Николай II неоднократно бывал в его поезде. "Удивительная энергия и замечательный организатор" - написал монарх в поездной книге отзывов.

Но было и много нареканий.

Пуришкевича обвиняли в излишней саморекламе, слишком крутом обращении с персоналом, перетягивании на себя ресурсов других подобных структур.

Тем не менее, популярность его в войсках была очень высокой. Сохранилась масса позитивных отзывов о деяниях политика на фронте. Причём, зачастую они принадлежали идеологическим противникам правого депутата.

"Я Пуришкевича до самой смерти не забуду. Если б он не подвозил нам на своём поезде продовольствия и не подбирал раненых, мы бы с голоду передохли и кровью истекли. Другие распинались за народ в Думе, а он дело делал" - эти слова принадлежали простому ветерану Первой мировой войны из Архангельска и были услышаны и записаны в начале 30-х годов советским переводчиком Николаем Любимовым.

Самым серьёзным образом лидер правых в Госдуме воспринял режим перемирия между политическими силами, фактически объявленный после начала мировой войны.

Большой резонанс имело публичное примирение Пуришкевича с лидером кадетской партии Павлом Милюковым. После семилетнего взаимного игнорирования Пуришкевич попросил депутата- октябриста Калугина "познакомить", то есть официально представить его депутату Милюкову.

Благодаря этому ещё недавно злейшие враги церемонно представились друг другу и пожали руки.

А когда Милюкова в 1915 г. постигло личное несчастье и на фронте погиб его сын, Пуришкевич отправил ему весьма трогательную телеграмму. "Тяжёлые дни, незаменимые жертвы, но да будут они залогом нашего духовного воскрешения" - говорилось в послании монархиста - "черносотенца" лидеру либеральной оппозиции в Думе.

Резко изменилась риторика Пуришкевича в отношении, пожалуй, главного объекта его довоенных нападок - российского еврейства.

Борис Пастернак в письме родителям в годы войны писал: "...Когда я прочёл воззвание Пуришкевича к забвению всякой племенной розни - не выдержал и разрыдался".

В Одессе летом 1914 г. с участием ещё недавно главного гонителя евреев прошла очень показательная акция.

В городе в одновременно прошли две патриотические манифестации: еврейская и русских правых. Когда они повстречались, то шедший во главе "черносотенцев" Пуришкевич расцеловался с лидерами еврейской общины, приложился к свитку Торы, который несли манифестанты, а затем произнёс пламенную речь.

"Всё, что я что я говорил и думал до сих пор о евреях, есть ложь и заблуждения. Все слова я беру назад. В эти великие исторические дни я убедился, что евреи - такие же верноподданные Русского Государя, как и мы сами" - цитировала одесское выступление политика газета "Биржевые ведомости".

Аналогичные заявления он делал и в отношении других национальных меньшинств, призывая монархистов к проведению после войны съезда для примирения "с инородцами".

Конечно же от современников не скрылась театральность и непоследовательность в действиях Пуришкевича. Однако кардинальное изменение его политического образа вызвало в целом позитивный отклик в обществе.

Кадет Василий Маклаков писал: "Пуришкевич до войны и Пуришкевич во время войны - два разных человека. До войны это величина отрицательная. Одни считали его невменяемым, а другие сознательным скандалистом; но едва ли кто видел в нём сознательного и искреннего деятеля... Если бы Пуришкевич умер до войны, то о нём, вероятно, сохранилась бы только подобная память..."

Благодаря своим деяниям во время войны Пуришкевича стали воспринимать, прежде всего, как "человека дела", очень энергичного и патриотичного управленца.

Тот же Маклаков сформулировал это так: "война обнаружила его [Пуришкевича] основную черту; ею была не ненависть к конституции или Думе, а пламенный патриотизм. Он не пошёл бы вместе с Гитлером против России".

Последняя фраза являлась укором ряду деятелей белой эмиграции, поддержавший "крестовый поход" нацистов против большевизма.

Жизнь Пуришкевича прервалась очень неожиданно. Он стал жертвой эпидемии сыпного тифа. Безвременная смерть от опасной инфекции - ещё одно сходство в судьбах Пуришкевича и Жириновского.

Тем не менее, концовка жизненного пути Владимира Митрофановича оказалась гораздо трагичнее, чем у Владимира Вольфовича. На глазах первого разразилась революционная смута и произошло уничтожение Российской империи. Второй же был горячим сторонником возрождения Великой России и успел увидеть воплощение многих своих идей.