Жестокие игры
К моменту объявления войны южнорусский читатель был уже порядком разогрет. Прошло несколько недель со дня убийства в Сараеве эрцгерцога Франца-Фердинанда. Огромная империя Габсбургов поставила ультиматум маленькой, но братской Сербии, а потом начала войну на Балканах. И сообщения информационных агентств оттуда занимали не меньше места, чем местные новости. С объявлением войны в газетах появились и переводы французских памфлетов, направленных на кайзера Вильгельма ІІ.
Всеобщее возбуждение взрослых передалось и детям. Мальчишки, как и четверть века спустя, тоже бежали на фронт. Два харьковских объявления:
«Коля Гапон, 14 лет, по-видимому, ушел на войну. Приметы мальчика — лицо продолговатое, светлый шатен, одежда — тужурка, черные брюки, фуражка с черным околышем; он немного заикается. Умоляют сообщить о нем брату Л. Гапону — Соляниковский пер., № 6, фабрика Сикорского».
«Из города Богодухова скрылся от родителей мальчик Георгий Дроботов, 14 лет. По слухам, мальчик отправился "на войну", захватив с собою на дорогу 25 рублей».
А это уже Екатеринослав: «Исак Якубович, 13 лет, учившийся в гимназии, тщательно скрывал от своих родителей желание уехать на войну. На днях он зашел к своему товарищу Л. Зильберштейну, с которым собирался вместе поехать. Последний отказался. "А я еду", — заявил Якубович и ушел. С тех пор розыски мальчика родителями не увенчались успехом».
Но был и способ оказаться на войне и даже получить на ней ранение, не убегая из дома:
«4 (17) августа на Павловке, но одном из пустопорожних мест, собралась компания мальчуганов и устроила игру в войну. Компания (душ 30-40) разделилась на две партии, надев заранее заготовленные разноцветные бумажные колпаки и вооружившись заостренными палками, изображавшими собою винтовки. Мальчуганы выстроились и по команде "генералов" партий с криками бросились одна на другую. Произошла свалка, и послышались стоны.
В результате на поле "битвы" остался лежать один из малышей, лет 12, который не мог даже подняться. Оказывается, что некоторые из вояк на палки насадили гвозди, мальчуган был изранен, и его пришлось отправить в больницу».
Большая часть сообщений в первые дни войны была посвящена тому, как местное самоуправление, общественные организации и частные лица организовывали помощь раненым и семьям мобилизованных (тогда они назывались запасными), как принимались меры по замене ушедших на фронт новыми работниками. Затем пошли сводки из районов боевых действий. Однако было и другое.
«Фейк-ньюс» образца 1914 года
Современного читателя поражает обилие фейковых новостей из стран, ставших противниками на поле боя.
Так, например, «Утро» в один из первых дней войны крупным шрифтом сообщило о кончине австро-венгерского императора Франца-Иосифа. Никакой статьи под этим заголовком не оказалось. Два дня спустя газета оправдывалась: мол, старичок, судя по всему, пережил удар и, возможно, умер. Но этот правитель прожил еще два года, и эти сообщения выглядели непозволительным авансом.
Сообщали также и о расстреле немецкого социал-демократа Карла Либкнехта (крупным шрифтом), который тогда не подтвердился (мелким шрифтом), а произошёл 15 января 1919 года.
Такими же опережающими реальные события на два года были и сообщения о развале системы снабжения продуктами и о начинающемся голоде.
«Приехавшие в Копенгаген из Берлина сообщают, что там чувствуется огромный недостаток съестных припасов. Подвоз овощей и мяса совершено прекращен», — сообщали в российских газетах. Это сущая правда, но для 1916-1918 гг. и гуманитарная катастрофа во Втором рейхе оказалась куда более страшной, чем предсказывала французская и ссылавшаяся на неё провинциальная российская пресса.
И если одни сообщения оказались новостями с отложенным платежом, то в первые дни войны разгонялся и явные фейки.
С придыханием писалось о восстании чехов и массовых расстрелах в Праге.
«Перевезенные сюда пленные австрийцы подтверждают все слухи о восстании в Чехии, о сильном брожении славян в австрийской армии. Ежедневно по распоряжению австрийских властей расстреливают сотни славянских солдат и мирных жителей. Масса селений сожжены карательными отрядами», — писал «Киевлянин», а затем перепечатывали и другие газеты.
Подобные сообщения были и из провинции Трентино, где в Австро-Венгрии проживало итальянское большинство.
Когда же венские власти открыли для галицких русофилов лагеря «Талергоф» и «Терезин», газеты промолчали. Ведь интернета ещё не было, а придумывать фейки куда проще, чем добывать настоящую информацию из-за линии фронта.
Можно только успокаивать себя тем, что немцы действовали ещё более топорно.
Например, так: «Германские газеты распускают беспочвенные слухи, будто в Париже объявлена революционная коммуна, что Антверпен горит, что Брюссель сожжен, что Пуанкаре (президент Франции. — Ред.) убит».
С Антверпеном немецкие фейкомёты поспешили на пару недель, с Брюсселем тоже, а вот французы ответили: «Не дождётесь!»
С российскими изданиями, распространявшими фейковые новости, власти не церемонились. Закрыта на все время военного положения была в Киеве украинская газета «Рада», а в Екатеринославе — местное «Утро» (не путать с харьковским, которое тоже не дожило до революции, но умерло своей смертью). Редакторы украинского журнала «Маяк» и газеты «Голос Приднепровья» были подвергнуты аресту «на три месяца без замены штрафом за нарушение обязательных постановлений о печати по время войны» по распоряжению командующего войсками киевского округа генерала Николая Иванова.
Трудный путь домой
В предвоенные годы российские подданные (и не только они) могли свободно передвигаться по миру. Никаких виз, выездных комиссий и прочих шлагбаумов не существовало. Тысячи людей оказались далеко от дома, в том числе в Германии и Австро-Венгрии. Некоторые успели вернуться перед началом боевых действий.
Вот, например, что «Утро» сообщало из Одессы: «…есть основания опасаться за судьбу почетного академика, поэта И. А. Бунина, который теперь находится якобы на границе Румынии и не может выбраться в Россию. Известие это оказалось ошибочным. И. А. Бунин в настоящее время находится в России, в м. Большой Фонтан Херсонской губернии. Вчера одним из членов редакции "Утра" получено оттуда от писателя письмо, датированное 27 июля».
А вот какое сообщение пришло из Полтавы: «Объявление войны застало В. Г. Короленко в Тулузе, на юге Франции. Вот уже около трех недель родные и близкие В. Г. не имеют о нем никаких известий. Есть предположение, что В. Г. Короленко выехал в Россию через Италию».
В тогда ещё нейтральной Италии был на гастролях знаменитый Фёдор Шаляпин. А вот харьковский профессор и депутат Государственной думы академик Максим Ковалевский оказался интернирован в Карлсбаде, где он получал лечение, и его возвращение затянулось, о чем его земляков проинформировали гораздо позже.
Закрывались привычные пароходные линии. Из Одессы сообщали: «Российское общество пароходства и торговли прекратило рейсы между Одессой и Константинополем. Последние пароходы, идущие в Черное море через минированные Дарданеллы, сопровождали лоцманы».
Очень сильно действовали на читателя рассказы очевидцев, пробиравшихся в Россию уже через линию фронта.
«На прибывшем из Румынии пароходе "Болгария" приехало много русских беглецов из Австрии. Всем им пришлось пережить много мытарств и бесконечные унижения», — сообщал из Одессы корреспондент «Утра».
Вот что опубликовал «Южный край»: «Возвращающиеся из Германии домой харьковцы подтверждают слухи и сообщения телеграфнаго агентства о зверствах и насилиях, чинимых немцами над русскими подданными. Возвратившийся третьего дня из Берлина М. Ф. Зильберберг с крайним волнением передает о тех унижениях, которые ему пришлось перенести во время проезда по германским владениям. Кроме грубого обращения, многие пассажиры подвергались насилию со стороны германских солдат и офицеров. В одном месте пассажирам пришлось полторы версты идти пешком, подгоняемыми прикладами солдат.
Та же участь постигла и г. Зильберберга, семидесятилетнего старика, вынужденного еще вдобавок нести свой багаж. К сожалению, подробностей мытарств г. Зильберберга мы не имели возможности узнать, так как он крайне потрясен пережитым и не может пока поведать обо всем».
Однако не все сообщения о мытарствах русских в Европе демонстрировали столь мрачную картину. «Утро» передало рассказ известного травматолога, профессора Сергея Трегубова:
«Как врач запаса, я поспешил вернуться на родину. Но тут и начинаются мои злоключения.
Амстердамские банки наотрез отказались менять русские кредитные билеты. "За бумагу ничего не даем", — говорили мне. Я был в отчаянии. Русского консула в Амстердаме нет. Я решил отправиться к русскому консулу в Роттердам. Однако меня выручил знакомый голландец: при его содействии мне удалось разменять небольшую сумму по невероятно низкому курсу. Я этому настолько обрадовался, что не проверил голландского счета. Сунули мне деньги в виде милости.
Отправился на Берлин. По дороге движение необычайное. Всюду растерянные, беспомощные русские, туристы и курортные гости. Все бегут в Россию. Какая-то паника охватила наших соотечественников. Бежали, как от потопа, от чумы. Почему? Этого мне никто объяснить не мог. Ведь русским в Германии непосредственная опасность не грозила. "Домой! Поскорее домой!" — был лозунг всех.
В Берлине творилось что-то неописуемое. Происходила форменная осада вокзалов русскими. Места в вагонах брались буквально с бою. Стояли в проходах, сидели даже на полу. Лишь бы в Россию попасть. Мне пришлось пробыть день в Берлине, в ожидании поезда.
Это был день уличных манифестаций. Огромная толпа (преимущественно молодежи) запрудила улицы. Враждебное отношение к русским сказалось лишь в возгласах и криках толпы. Нас, русских, не затрагивали и лично не оскорбляли. Однако тяжело было под враждебным взором беспорядочной толпы. Говоря о враждебных выходках берлинцев, я имею в виду лишь юных манифестанток. Более зрелые люди понимали всю вздорность криков: "В Петербург!"
Проблемы с обменом рублей возникли не только в нейтральных Нидерландах, но и в союзной Франции: "Положение русских, застигнутых событиями в Париже, весьма затруднительно, ибо французские банки не соглашаются менять рубли и оплачивать чеки, выданные даже до кризиса"».
Освещают газеты и судьбы подданных враждебных России держав. Причем судьбы эти иной раз различались диаметрально.
У некоторых немцев обратный путь домой также выдался безрадостным.
«Утром у пассажиров поезда № З, германских подданных Ф. А. Вебера и Ф. Г. Коноспе, выезжавших в Германию, при посадке в поезд на ст. Харьков похищены из боковых карманов пальто: у Вебера — германский воинский билет, 300 рублей денег русскими монетами и 200 марок, и у Коноспе — бумажник из черной кожи, в коем находились: германский воинский билет, разрешение на выезд за границу и 290 руб. денег».
Вероятно, патриотический порыв не минул и представителей преступного мира, и похитители посчитали украденные у немецких граждан ценности военной добычей.
Были и те, кто пожелал остаться. Губернатора Митрофана Катеринича немецкие и австрийские подданные завалили прошениями о приёме в российской подданство.
«Группа чехов — австрийских жителей Харькова, более 40 человек, преимущественно молодежь, являлась к харьковскому воинскому начальнику и к г. харьковскому губернатору с просьбой о принятии в русское подданство и об отправлении их добровольцами па передовые позиции. Просителям заявлено, что ходатайство их может быть разрешено в том или ином смысле лишь в Петербурге, куда и отослано соответствующее представление».
Но если такое объяснение братьев-славян, пророссийские настроения которых не были секретом, вполне ожидаемо, то находились и этнические немцы. Так, например, владелец ресторана Клеккер не только пожелал стать подданным царя Николая, но и решил сменить вывеску собственного заведения. «Южный край» сообщал:
«Лет тридцать существовал в Харькове ресторан "Циммерман", — по фамилии его основателя, немца, бывшего оружейного мастера, открывшего ресторан для жены, чтобы создать ей, по немецкому обыкновению, свое дело. Теперь этот ресторан, перешедший в четвертые руки, переименован владельцем его, германским подданным К. К. Клеккером в… "Медведя"».
«Встань за веру, Русская земля!»
Война в глубоком тылу начиналась с патриотических манифестаций и молебнов. Вот как, по сообщению «Южного края», это было в Харькове 3 августа: «На Соборной площади было совершено торжественное молебствие о здравии Государя Императора и о ниспослании русскому Отечеству победы.
К 12 час. дня из собора двинулся крестный ход, в котором несли чудотворные образы святителя Николая и Елецкой Божией Матери. Молебствие совершал харьковский архиепископ Антоний с 3 архимандритами, благочинным 31 пех. дивизии, прот. К. Воскресенским и многочисленным городским и соборным духовенством. Перед началом молебна кафедральный прот. О. Г. Виноградов с особого возвышения прочел Высочайший Манифест о войне.
На молебне присутствовали: командир 10-го армейского корпуса ген. от инф. Ф. В. Сиверс, начальник губернии М. К. Катеринич, вице-губернатор П. Н. Масальский-Кошуро, и. д. городского головы Н. Е. Дорофеев, управляющий учебным округом Н. Д. Арбеков, заступающий место председателя губернской земской управы П. П. Добросельский, представители всех правительственных и общественных учреждений, много военных и тысячи народа, сплошь заполнявшего Соборную площадь.
Во время чтения молитвы все преклонили колена. Государю Императору, всему Царствующему Дому, Верховному главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу и русскому воинству было произнесено многолетие. Затем хор вместе с народом троекратно исполнил народный гимн, покрытый дружным "ура". После молебствия архиепископ Антоний произнес речь, посвященную текущим военным событиям.
После молебствия была устроена манифестация. Манифестанты с пением народного гимна двинулись по Московской ул. к великобританскому консульству, где их встретил консул Блекки, который произнес речь. На здании консульства взвился национальный флаг. Крики «ура», «да здравствует Англия» непрерывно оглашали улицу.
Около 2 час. дня манифестанты с портретами Государя Императора и с национальными флагами двинулись к австрийскому консульству, но были остановлены полицией. Около 3 час. дня манифестанты разошлись по домам».
В Киеве полиция также не допустила к австрийскому консульству манифестантов, шедших с молебна на Софийской площади.
Отдыхающие на курорте не остались в стороне от событий: «На святогорском курорте за войной следят с неослабевающим интересом. В парке Рибопьера была устроена манифестация. Были произнесены речи. Из парка манифестанты двинулись в монастырь, где архимандрит Трифон совершил молебен о ниспослании русскому воинству победы над врагами».
Не только православные истово молились за победу русского оружия, многолюдно было и в мечети: «…в харьковской соборной магометанской мечети в 12 час. дня состоялось торжественное богослужение. Мечеть была переполнена молящимися мусульманами.
Ахун мечети, мулла Киевского округа Р. А. Узбяков, произнес речь по поводу военных событий, затронувшую чувства собравшихся мусульман. Собравшиеся вознесли молитвы о ниспослании дарования победы русскому воинству и о здравии Их Величеств и всего Царствующаго Дома. Затем мусульмане поручили губернскому ахуну просить г. харьковскаго губернатора повергнуть к стопам Его Императорского Величества чувства верноподданнической любви и преданности харьковского мусульманства и выражения его готовности прийти всеми силами и средствами на помощь в борьбе с врагом».
И в синагоге были те же настроения: «…в хоральной еврейской синагоге состоялось торжественное богослужение. Храм был переполнен молящимися.
Собравшиеся возносили горячие молитвы о даровании победы русскому победоносному воинству. Местный общественный раввин Ш. Эпштейн произнес глубоко прочувствованную речь, после которой отслужен был молебен о здравии Государя Императора и всей Августейшей Его Семьи и ниспослании победы оружию России.
Затем многочисленные молящиеся избрали депутацию из трех лиц с общественным раввином во главе, которой было поручено просить г. губернатора повергнуть к стопам Его Величества чувства глубокой любви и преданности от местного еврейского общества, а также о полной готовности его прийти всеми силами и средствами на помощь в борьбе с коварным врагом. Депутация эта была вчера принята г. харьковским губернатором», — сообщал «Южный край».
«Утро» же добавило ещё одну деталь: «Богослужение было закончено пениемъ народного гимна на русском языке».
Подобные молитвы звучали в Киеве, Славянске и Бахмуте. В последнем они совпали с открытием неподалёку памятника Александру II. В Екатеринославе же прошла ещё и манифестация патриотической еврейской молодёжи. А в Одессе вообще произошло чудо:
«Во время манифестации союзник (член Союза Русского Народа) Лобачев произнес речь, говоря, что раскаивается в том, что прежде травил евреев. "Ныне, — говорил Лобачев, — нет русских и евреев, нет разделения наций"».
Для местных немцев любовь к месту жительства оказалась сильнее зова крови: «С большой торжественностью прошло сегодня молебствие в лютеранской церкви Св. Вознесения, где пастор Крамер отслужил обедню и произнес молитвы о даровании успеха русскому христолюбивому воинству».
«Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам»
Бичом первых дней войны стали слухи. Так охарактеризовал ситуацию «Южный край»:
«Мы имеем в виду не специфическое вранье, которое распространяют наши враги, а те мелкие, назойливые измышления, которыми занимаются обыватели. Первое можно разоблачать и опровергать, но что сделаешь с глупыми волнующими слухами?
Единственно, что можем рекомендовать в этом случае, это — самое полное недоверие и даже возможно равнодушно-спокойное отношение к россказням и басням. Эти дни говорили о взрывах мостов, поездов, о расстрелах и т. д., и т. п. Все это совершенный и сущий вздор».
Вот что сообщали из Сум: «Волновавший город целый день слух, что близ Стецковки опустился аэроплан с австрийскими аэронавтами, не подтвердился. Для проверки слухов выезжала в Стецковку полиция».
В Волчанском уезде за немцев приняли автоторговцев из фирмы «Людвиг Яффе», пытавшихся предложить машины зажиточным местным жителям.
Но были слухи и куда менее курьёзные.
Вот о чём сообщали харьковские газеты: «…по городу распространились слухи о том, что разные лица, недовольные некоторым повышением цен на продукты первой необходимости, произвели разгром лавок Конного базара. Очевидцы передавали ужасную картину разгрома, который сопровождался, по их словам, чуть не кровопролитием. Между тем в течение вчерашняго дня на Конном базаре было спокойно.
Поводом для возникновения слухов о разгроме базара послужило то обстоятельство, что для удобства прохождения войск было отдано распоряжение перенести лотки нескольких торговцев фруктами и овощами на другое место. Распоряжение это не вызвало никаких противодействий со стороны торговцев».
Приходилось «Утру» растолковывать и ситуацию на железных дорогах:
«За последние два дня в городе усиленно распространялись слухи о катастрофе воинского поезда на одном из железнодорожных мостов. Нашей редакцией получены официальные сведения о том, что, по наведенным справкам, все войска из Харькова проследовали благополучно и никакой катастрофы с ними ни на полотне железной дороги, ни на железнодорожном мосту не было».
Немалое количество слухов порождал и сухой закон.
Много было сообщений о незаконной торговле водкой, отравлениях и наказаниях нарушителей.
«Временное устранение торговли крепкими напитками оказало благотворное влияние на жизнь местнаго населения. В течение вот уже трех недель на улицах наблюдаются полный порядок и полное спокойствие. Нет пьяных драк и безобразий, которыя замечались в обычное время. В связи с этим и преступления, как, напр., кражи, грабежи, почти прекратились», — рапортовал «Южный край».
При этом было и открытие первой очереди харьковской канализации на три десятилетия позже водопровода, и ожидания открытия нового театрального сезона, и просто жизнь, во многом, понятно, уже не такая, как до войны, но ещё не такая, как начнётся в 1917 году.
Таким могли увидеть начало мировой войны харьковцы и читатели газет «Утро» и «Южный край» из соседних губерний. Это потом газетные полосы заполнятся некрологами и фото раненых, а пока вся общественность стала причастна к большой войне, в которой та, старая жизнь перестанет существовать.
