Триста метров до "немца". Один день на первой линии фронта в Донбассе
14:13 21.03.2023 (обновлено: 17:43 21.03.2023)
Корреспонденты издания Украина.ру провели сутки на передовых позициях 110-й гвардейской мотострелковой бригады ВС РФ, более известной жителям ДНР как "Сотка"
«"Риф", ты?» — тихо рокочет «Барм».
Одна из теней, что сгрудились у микроавтобуса, кивает. Он вообще молчаливый, «Риф». Хмурый и очень конкретный. Ни байки, ни анекдота от него не услышишь. Говорит коротко и по делу. Разведчик.
Кресел в салоне ожидаемо нет, ибо не до жиру. Свободное пространство занято ящиками с боекомплектом, упаковками бутилированной воды и прочим необходимым. На передний край порожняком не ездят и оттуда с пустыми руками не возвращаются. Грузимся.
«Плотнее, мужики, плотнее. Нам еще одного человека взять нужно», — торопит «Барм», ловко перепрыгивая через мешки и коробки.
Пугающе ловко для двухметрового мужчины пятидесяти лет от роду.
В темноте
Последним в салон забирается еще один разведчик. Едем. Пока с фарами, но через сколько-то километров огоньки придется гасить.
Перемещение на военном транспорте по военным же дорогам — процесс удивительный, ибо чувствуешь себя одновременно и страшно тяжелым, и чрезвычайно легким.
Свет гаснет, но из кабины и многочисленных дырок в бортах льется лунный свет.
— А мины есть на этой дороге?
— Да вот недавно броня прямо здесь на «тэ-эмку» наехала. За «трехсотым» ехали. Благо живы все.
Кажется, что уснуть в пути невозможно. Но «Барм» спит. Железные нервы у человека.
Прибываем. В чистом поле встречает группа бойцов. Парни разгружают машину. На горизонте чего-то грохочет.
Первыми на дорогу выходят разведчики. Замполит «Барм» замыкает колонну, чтобы журналисты, не дай бог, не отстали и не забрели на мины. Дистанция — десять метров. Ночь вроде лунная, а земля хоть и сырая, но упругая.
Глаза! Человеку их на войне нужно больше. Шесть, а может, и восемь. Хочется не упускать из виду идущего впереди, смотреть под ноги, вокруг и в чистое небо.
© Федор Громов
Ночь
Добрались
У неприметной тропинки, протоптанной в пожухлой траве, боец тормозит. Жестом подзывает к себе.
— Иди по дорожке и не сворачивай. Я подожду остальных.
Он даже не запыхался.
За поворотом — боец с тепловизором, наблюдает за полем. Поворачивается, кивает, указывает на черный провал в земле. Туда, мол, спускайся.
Тесно и не видно ни зги. Бьёмся каской о бревна, путаемся в одеялах, защищающих блиндаж от холодного ветра.
За третьим одеялом тускло светит огонек буржуйки. Хоть какой-то ориентир! Вваливаемся в помещение, до смешного похожее на купе железнодорожного вагона. Даже столик между полками — один в один. Сидящие на койках мужики тут же предлагают чай или кофе.
— К вам пришел Дед Мороз — замполит! Принес подарочки, как всегда! — ревет «Барм» с порога.
Офицер выдает бойцам пакет с мандаринами, сок, воду, несколько банок с энергетиками.
— Поделитесь, мужики. По полбанки на брата, угу? — говорит он неожиданно мягко.
Замполит
«Барм» удивительный. Человека с настолько обманчивой внешностью встретишь редко. На поверку высоченный дядька с лицом римского легионера, на котором отпечатались долгие годы военной службы, оказывается приятнейшим собеседником.
Бойцам он за папу и за маму, с нами откровенно нянчится с тех пор, как принял от комбата «Тринадцатого».
© Федор Громов
"Барм"
Почему «Барм»? В детстве замполита называли Бармалеем за внешнюю суровость. В пятьдесят уже как-то несолидно представляться Бармалеем, потому «Барм».
— Как тут, мужики? Немец скучать не дает?
— Не-а. Озорует. Но пока вроде тихо.
В 2014-м противника называли «укром», имея в виду тех самых мифических «древних укров», что «выкопали» Черное море. К 2015-му «укр» мутировал в «укропа» и остановился в развитии до самого начала СВО, когда российские войска стали звать врага по-простецки — «хохлом».
Однако же после мобилизации, на фоне всесторонней поддержки Киева блоком НАТО, война стала по-настоящему народной, а недруга уже традиционно назначили «немцем».
«Барм» предлагает заглянуть в соседний блиндаж. Выходим, следуем за ведущим на полусогнутых.
Этот блиндаж — и выше, и шире, хотя спальных мест все равно восемь. На столе расставлены плитка с газовым баллоном, кружки, импровизированная пепельница и солдатский котелок. Последний тут и за кастрюлю, и за чайник.
По логике «Логика»
За столиком курит небритый боец в тельняшке и армейских штанах с подтяжками. По левую руку от него висит старенький противогаз. На крючках — автоматы, гранатомет и разгрузки.
© Федор Громов
Блиндаж
— Пресса, да? Значит, так! Пишешь? Пиши! Кормят нас хорошо, снабжают отлично, зарплату получаем вовремя, в отпуск отправляют, но мы не хотим, — смеется «Логик».
Он живое воплощение харизмы. Подобно газу, заполняет собою все свободное пространство. Талантливый рассказчик, баек знает немерено. Профессиональный военный, воюющий аж с 2014-го.
Вообще же на этой позиции — в основном мобилизованные из России и ДНР. Государство теперь одно, а мобилизованные — разные. У последних — на шесть месяцев больше опыта.
Говорим о политике, вспоминаем былое. Выясняется, что «Барм» по молодости участвовал в разгоне Вильнюсского «майдана», а с 2014-го успел поработать в СЦКК и знает массу историй о «казацкой хитрости» наших украинских «партнеров».
Заходит «Риф» — беседа дрейфует к реалиям: текущая обстановка, активность противника, задачи от комбата.
— Потери же обычно почему? Человек на позициях осваивается, привыкает — теряется страх. Начинает ходить в полный рост, расслабляется. А еще здесь грубеешь. Уходят эмоции. Вот сидишь с человеком, общаешься, а погибнет через день — несешь тело и ничего не чувствуешь. Тело и тело, — делится «Логик».
Время тут, как ни странно, бежит, а не тянется. Не успели познакомиться, а час уже поздний. «Барм» предлагает возвращаться и готовиться к отбою.
— Можем разместить у себя двоих, — сообщает невысокий солдат лет пятидесяти.
Завтра мы узнаем, что когда-то этот круглолицый мужчина был штурманом морской авиации, а сейчас — пехотинец с позывным «Чайка» и просто хороший человек.
Отбой
Ночами парни следят за обстановкой и выполняют боевые задачи, а потому свободные койки всегда имеются. Нам, к примеру, выделили комфортабельные верхние полки, на которых и теплее, и мыши донимают реже.
Видим одну из местных кошек, заглянувшую погреться. Мужики говорят, что на этой позиции их не меньше четырех. Пушистые охотники регулярно приносят людям добытых мышей, но ловят их только в полях. В блиндажах же приходится вешать пакеты с продуктами под потолком, чтобы не добрались грызуны.
Воду здесь на гигиену не тратят. Посуду тщательно вытирают туалетной бумагой, а моются влажными салфетками. Вода на переднем крае — ценный ресурс, поскольку много сюда не доставишь, а расходится молниеносно.
— Спите, пацаны. Пока вроде тихо.
— А до укров тут сколько?
— До немца-то? Метров триста. Не больше.
За утеплителем скребутся мыши, в печке чего-то потрескивает, где-то ложатся снаряды. Звук под землею не слышен, но вибрацию чувствуешь.
Бодрое утро
Просыпаемся в пять утра — зуб на зуб не попадает. Оказывается, ночью потухла печка. Согреваемся кофе.
За ночь выпал снег.
За завтраком проводим что-то вроде пятиминутки политинформации. Ни мобильный интернет, ни связь в целом сюда не добивают, потому ребята жаждут новостей. Что на других участках? Как Донецк поживает? Чего в Москве обо всем этом думают? Китайцы за нас или как? А Иран? А Европа в себя не пришла?
Активнее прочих выступает боец с позывным «Внук». Это молодой, но уже седеющий мужик с усталыми глазами.
— А ты почему «Внук»?
— Дед у меня воевал и до Берлина дошел, а я — его внук.
Откуда-то из-под разгрузки «Внук» достает черно-белое фото. На карточке — героический дед с боевым товарищем.
© Федор Громов
"Внук"
До мобилизации «Внук» трудился в нефтянке — бурил скважины.
Приходит «Барм», зовет подышать свежим воздухом и пообщаться с теми, кого не застали вчера. У входа собрались бойцы: один следит за обстановкой, другой возится по хозяйству.
Мужики просят лишний раз не высовываться. Говорят, c поля работает «немецкий» снайпер. Нервы делает хорошим людям, а вычислить его пока не удается.
На полусогнутых быстро-быстро идем по окопам. Поворот, еще один. У входа в блиндаж, на ящиках с гранатами и пулеметными лентами сидит паренек. Дежурит. Протискиваемся внутрь. Здесь живут донецкие пацаны из взвода огневой поддержки.
На печи, прямо у входа, сидит молодой, коротко стриженный парень, похожий на британского морпеха. Позывной — «Шило». До СВО трудился инженером-энергетиком. Был мобилизован, стал пулеметчиком. В ходе одного из штурмов получил ранение в голову. Теперь на штурмы не ходит, но стреляет из серьезных калибров.
На улице тем временем настоящая весна. Распогодилось. И тут же с обеих сторон проснулась артиллерия.
Замечаем, что в грязи плавают автоматные патроны калибра 5,45. Ими же утыканы бревна. Бойцы объясняют, что третьего дня был прилет, ранило их товарища. Осколок угодил в «цинк» — патроны разметало.
Слышим «выход» — звук снаряда.
— Да не обращайте внимания! Это у них пинг-понг такой через нас. Увидите, что я падаю, — ложитесь рядом! — советует добродушный «Чайка».
— ГРАДы?
— Это наши. Так, жужжит! Это уже беспилотник! Пресса — в блиндаж!
В блиндаже горит свеча, при свете которой «Внук» что-то пишет в блокноте. Ведёт учет боеприпасов. Термобарических израсходовали столько-то, осколочно-фугасных — столько-то.
— Чего там? «Птичка»?
— Она самая.
— Чаю попейте. Они тут частенько летают. Для «немца» коптер — расходник. Порой от них бегать приходится.
— Сейчас и наши активно используют.
— Слава богу!
Пока торчали в блиндаже, на улице прошел дождь с градом и вновь посерело. Осторожно бойцы показывают ориентир, вокруг которого сосредоточены «укропские» позиции. Близенько!
Слышна стрельба. С облегчением понимаю, что это мужики неподалеку упражняются. Чтобы никого не тревожить, используют приборы для бесшумной и беспламенной стрельбы. В простонародье — «банка».
А кроме стрельбы — постоянный грохот. Он здесь вообще не стихает. Страшно ли? В личных беседах бойцы признают, что со временем страх не уходит — лишь делается более понятным. Инструментом, а не проблемой. Чем-то вроде бронежилета, который кое-как защищает.
Война — это когда широкие мужики быстро-быстро носятся по узким проходам.
У мужиков сегодня ротация. Начинают готовиться. Переживают, что давненько ведут ночной образ жизни и не помнят, чем люди занимаются днем. Спрашивают, где в Донецке можно съесть вкусненького и раздобыть российских сигарет.
Острые байки
Говорим с «Логиком», пока он ест суп из солдатского котелка и закусывает чесноком.
— Вот Полторак. Знакома вам такая фамилия? Был начальником у меня в академии. Офицер — умница! Но как папаху надел, так все и закончилось. Включаю телевизор, а там он рассказывает, как их атаковали на юго-севере. Такое впечатление, будто мозги променял на ту папаху. А он ведь такой не один.
Подсвечивая налобными фонариками, бойцы тем временем чистят оружие. Кивают, хохочут. Было, мол, дело такое, помним.
© Федор Громов
— А вот случай: грянула проверка, а перед штабом половина фонарей не горит. Ответственный пожимает плечами. Сами, дескать, не выделяете топливо. Проверяющие в шоке: при чем тут топливо, если фонари не горят?
— И при чем?
— Машину с вышкой подогнать, человека поднять, лампочку заменить и так далее.
— Это понятно!
— Ему говорят: какая может быть вышка? У тебя куча личного состава! Пусть выкопают столб, уложат на землю, сменят лампочку и снова поставят.
— И-и-и?
— Проклиная все на свете, пацаны до самого дембеля меняли лампочки таким вот образом!
— Да, украинская армия может!
— А в российской, думаешь, такого не бывает?
Выходим. «Чайка» делится сокровенным.
— Знаешь, что для меня здесь стало комплиментом? Когда донецкие мужики назвали братом. А они кого попало братом не назовут! Через два месяца только вот так обратились ко мне. Очень приятно было.
Тихо жужжит полевая связь. Один из бойцов снимает трубку, слушает, кивает. Сообщает парням, что ротация откладывается. Почему? На войне причин может быть великое множество.
© Федор Громов
Через минуту позиции начинают обстреливать. Залетаем в блиндаж. Уже ничего, никакие покрывала и коробки, не мешают.
— Что там? «Немец» напомнил, что расслабляться нельзя?
— Так точно! Это по нам «бэха» отработала?
— О-о-очень большим пулеметом! — делает «Чайка» страшные глаза.
Мужики готовятся выходить на позиции: одеваются потеплее, разбирают оружие и заряженные тепловизоры.
А нам пора уходить.
— У нас прощаться не принято. Дурная примета, — говорят мужики.
Дорога раскисла до кисельного состояния, но это уже не имеет значения. Главное — мин тут нет, а грязь отстирывается.
