https://ukraina.ru/20220922/1038977127.html
Игорь Гомольский: Когда горя слишком много, психика адаптируется, но спокойно к смерти относиться не могу
Игорь Гомольский: Когда горя слишком много, психика адаптируется, но спокойно к смерти относиться не могу - 22.09.2022 Украина.ру
Игорь Гомольский: Когда горя слишком много, психика адаптируется, но спокойно к смерти относиться не могу
Привыкнуть к длящимся более восьми лет ежедневным обстрелам и смертям невозможно, но надо продолжать жить и работать, чтобы обеспечивать жизнедеятельность... Украина.ру, 22.09.2022
2022-09-22T15:07
2022-09-22T15:07
2022-09-22T15:07
интервью
донецк
обстрелы
дети
спецоперация
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e6/09/16/1038977693_71:23:818:443_1920x0_80_0_0_0079131f79a1203ab71c133b038d45ed.jpg
Привыкнуть к длящимся более восьми лет ежедневным обстрелам и смертям невозможно, но надо продолжать жить и работать, чтобы обеспечивать жизнедеятельность города и фронта. Эта необходимость выработала особую психологию у дончан, считает донецкий журналист и блогер Игорь Гомольский.Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.- Игорь, вопрос о референдумах. Что изменит принятие республик в состав Российской Федерации, что говорят дончане?– Дончане сначала отнеслись неоднозначно, и только когда уже начали более-менее осведомленные люди объяснять вероятные форматы, как-то к этому стали относиться с большим энтузиазмом. У нас говорят, что, в первую очередь, если принимают в состав России – значит, все уже закреплено, как известно, фарш нельзя провернуть обратно через мясорубку.Это важный момент, потому что после известных событий на харьковском направлении - я не скажу, что там была паника, хотя многие пытались разгонять эту панику, но - некая неуверенность у людей была, что сейчас может случиться все, что угодно. Опять же, не у всех. Но некоторые люди собирались и уезжали с семьями. Этот вопрос закрывается. Это очень важный момент, потому что мотивация есть мотивация.Во-вторых, я не военный эксперт, но, пообщавшись немножко с людьми – есть такой момент, что не все понимают, за что идет война. Когда мы входим в состав России, понимание это приходит, что это война за свою уже землю, а не за какие-то, как там выразилась Алла Борисовна Пугачева, "эфемерные цели". Будет уже понятно, что Донбасс наш, это наши люди, и соответственно, людям будет проще как-то в это вклиниться.Очень много сейчас обсуждается – будут обстрелы, не будут. Приводят в пример Белгородская область. Как мне вчера написал человек из Крыма, сказал, ну нас ведь тоже обстреливают, а мы - Россия. Я уверяю вас, ребята, если вас будут когда-нибудь обстреливать так, как (обстреливают – Ред.) Крым, то, наверное, мы закатим огромный фестиваль и будем вообще счастливы. Это просто несравнимые вещи.Трудно сейчас говорить, как себя поведет Россия, что скажет Москва. Уже понятно, что референдум будет, уже заявили в Госдуме, что примут позицию Донбасса. Но непонятно, что Москва скажет всему так называемому цивилизованному миру.Я думаю, что обстрелов может стать хотя бы меньше. Они могут быть, если судить по примеру Белгородской области - все-таки, они бьют исподтишка, все-таки они стараются не акцентировать внимание… Своей внутренней пропаганде – да, а так - все мы понимаем разницу. То есть, не будет такого, как у меня здесь, когда два-три часа 155-ми снарядами район кроют, и никто уже ничего не стесняется давно. Есть надежда вот на это, что обстрелы хотя бы станут немного менее интенсивными. Поверьте, это очень важно для Донбасса сейчас.Ну и в целом, мы к этому очень долго шли, это был очень долгий путь, и все равно это одобряем, даже в такой кошмарной ситуации, а последние недели были уже абсолютно кошмарными. Даже в этой ситуации это немножко приободряет. Хотя, повторюсь, я общался с людьми, и кто-то говорил: "Ну что, ну теперь мы будем формально частью России, но ничего же не изменится"! На самом деле измениться может многое, поэтому мы все надеемся.– Восприятие трагедии, восприятие ситуации. На Бакинах в Донецке была жуткая трагедия, тринадцать человек погибли, есть дети среди них. Однако, как бы это странно и страшно не звучало, но можно ли говорить, что дончане привыкли к подобным трагедиям? С начала СВО и все предыдущие восемь лет - они идут одна за другой. С чем связана такая донецкая стойкость?– Знаешь, как говорят – на кладбище живучи, по всем не наплачешься. Нельзя сказать, что привыкли. Нельзя к этому привыкнуть. Я уточню, на Бакинах (площадь Бакинских Комиссаров - Ред.) – 13 погибших, еще на Арыке, на Текстильщике несколько человек (погибли – Ред.). Нельзя к этому привыкнуть, но обратите внимание - как получается, что о том, что в Кировском районе погибли люди, как-то эта прошла новость тихо, а на Бакинах это все-таки был шок. Почему?Когда-то в свое время смерть одного человека была шоком, и это все обсуждалось еще неделю-две, еще две недели, три, люди ходили в шоке. Сейчас, конечно, по большей части шокируют такие массовые убийства, теракты, по сути дела. Нет, это не привычка. Это просто психика адаптируется у людей. Понятно, что, если мы по каждому случаю… каждый день гибнут люди, и не по одному человеку.И это мы еще не говорим о раненых. Не всем понятно, но осколочно-взрывные ранения просто кошмарны. Люди часто после них в больнице умирают, либо остаются инвалидами на всю оставшуюся жизнь. Это довольно страшная штука. Опять же, о раненых, когда мы слышим - "раненые" - думаем, ну, слава Богу, что хоть живые. Психика адаптируется, и мы немножечко, видимо, отстраняемся. Вот это произошло (гибель людей в результате обстрела – Ред.), к вечеру, люди, проезжая, записывали видео, что закрыли здание разрушенное, магазин, чтобы лишний раз не бередить… И наутро люди понесли туда цветы. Это стандартная практика уже стала. Люди так выражают свое горе – сделать хоть что-то, хоть как-то.Понятно, что людей гибнет слишком много, и все мы боимся быть забытыми в этом плане. И люди хоть так пытаются. Когда погибла девочка-балерина, люди пошли, повесили пуанты на дереве, принесли цветы, поставили фотографию. Так специфически переносим горе, когда горя слишком много. Его больше, чем человек способен вынести, если он будет рефлексировать как в мирной жизни.В целом… жить порой не хочется, но жить нужно. Постоянно это происходит, недавно встречался с товарищем, в кафе сидели, пили кофе. Я подумал, что вообще-то вчера примерно на это место прилетали снаряды, а сегодня люди сидят, кофе пьют. Потому что - а как еще?То есть, наверное, можно разумно закрыться, минимизировать, но здесь еще и фатализм тоже донецкий играет роль. У меня здесь буквально на углу убило людей на прошлой неделе – в один день двоих, на следующий день еще одного. Это все - практически на одном месте. И тоже - я на следующее утро выхожу, люди сидят на скамейках, общаются… У меня сначала дикий взгляд – ну как, ребята, только-только буквально тела вывезли, а тем не менее, потому что погода хорошая, последние дни - люди хотят почувствовать эту мирную жизнь. И плюс есть такой момент – люди выходят, садятся, ну убьет и убьет – значит, судьба. Есть и такое.– Раньше говорили про необходимость эвакуации мирных жителей, которые не участвуют в боевых действиях. Почему хотя бы детей не эвакуируют – до сих пор люди вместе с детьми живут в городе. Почему вопрос об эвакуации не поднимается сейчас?– Очень странно, для меня это тоже вопрос. Если мы говорим – давайте разделять - об эвакуации взрослых, то… Город должен жить, фронт должен обеспечиваться. Это в первую очередь. Я уже объяснял, когда в некоторых авторитетных телеграм-каналах были попытки обвинить дончан в том, что они гибнут... Я тогда объяснял, что - ребята, вы поймите, фронту нужен хлеб, его нужно печь. Чтобы его печь – нужны люди, этих людей нужно возить на работу. Чтобы печь этот хлеб, нужна электроэнергия, которую постоянно вырубают, ее надо чинить. Что-то горит – дома нужно тушить, нужна полиция, чтобы обеспечивать безопасность. Нужны журналисты. Из-за этого всего складывается тыл. Получается, остаешься ты в Донецке и - очень трудно убедить родных и близких в том, что они должны уехать и оставить тебя одного. Практически невозможно.Опять же, вопрос безопасности. Это самый болезненный вопрос. Чтобы людей вывозить – их нужно где-то концентрировать. А концентрировать сейчас… больше троих собираться страшно. Люди по городу перемещаются только на машинах, потому, что пешком ходить – ты нигде не спрячешься. Особенно где-нибудь в районе площади Ленина, которая раньше считалась безопасной. Там один снаряд упадет – он половину площади с осколками накроет. Поэтому все передвигаются бегом, рядом с домами… Очень специфически сейчас Донецк выглядит в этом смысле.А вот по поводу детей? Я опять же, уже в тысячный раз это повторяю – очень трудно убедить родителя в том, что он должен своего ребенка отдать куда-то. Ладно бы это была неделя-месяц. Уезжают дети периодически на отдых в детские лагеря, куда-то к морю их вывозят, это да. Но убедить родителя в том, чтобы отдать ребенка на неизвестный, неопределенный срок – это практически невозможно. Ладно, когда это подросток 16-17 лет, это понятно, а когда это мальчик-девочка лет семи-восьми? Родители ребенка от себя не оторвут.С эвакуацией есть еще такой момент – люди возвращаются. Люди устали бегать за восемь с половиной лет. Очень многие, кто эвакуировался в феврале-марте – они вернулись, потому что нет сил, хочется быть дома. Много людей, очень много людей, которые уперлись и сказали – умру дома. Лучше умру дома, или здесь встречу победу.На той стороне тоже очень много такого, я постоянно сталкиваюсь, когда общаюсь со знакомыми, говорю – ребята, вам нужно выезжать. Славянск, Краматорск, Артемовск, вам нужно выезжать, вас используют как живой щит, как было в Мариуполе, в Волновахе, мы все это знаем. Говорят – нет, либо умру, либо наших здесь встречу. Невозможно объяснить людям, что это смертельно опасно. Вот такая нелогичная причина, но, тем не менее, она есть.– Жить в Донецке сейчас сложно. Один из корреспондентов написал, что для многих "вода сейчас дороже, чем жизнь". Насколько это соответствует реальной ситуации?– С водой ситуация очень неравномерная. Кто был в Донецке, даже не только в ДНР – все знают, что Донбасс в плане воды очень сложный. Здесь, в Донецке, допустим, у меня конкретно, вода идет четко по графику сейчас – раз в трое суток. Прямо начали приходить смс в какой-то момент, наконец-то использовали смс-рассылку с пользой, что - такого-то числа у вас будет вода, готовьтесь, такие-то районы.Опять же, здесь она может быть, а буквально в паре километров до людей может вода не добираться. Где-то ее нет практически с февраля-марта. Люди скандалят, там подвоз технической воды осуществляется.Напора не хватает, естественно. По большей части, люди набирают воду в подвале, поднимают на этаж. Где высокие этажи – пенсионерам помогают соседи, потому что - особенно там, где часто бывают обстрелы – лифты постоянно выключены. И соседи с первых этажей поднимают пожилым людям воду.Философия тут такая – обстрел, не обстрел, ты можешь погибнуть, а можешь не погибнуть. Если ты не погибнешь, то тебе завтра нужно будет чем-то мыться, что-то нужно будет пить. А если ты сейчас воду не наберешь, то следующие три дня ты будешь без воды.Я повторяю – война не отменяет работу, война не отменяет какие-то деловые встречи. Бывает - нет воды, так неловко, надо что-то придумать, не пойдешь же ты грязный. Вся эта бытовуха усложняет жизнь. Бывает - обстрел, а ты из подвала бегаешь с ведрами, потому что в другой раз не знаешь, когда вода будет. Ты же не останешься неделю без воды – с ведрами под обстрелами бегаешь, носишь.Плюс питьевая вода. Чего греха таить, жизнь в Донецке сейчас… Бизнес замер, очень много мелкого бизнеса замерло, что-то вообще умерло. Естественно, доходы дончан - с ног не сшибают. Поэтому далеко не все могут позволить себе питьевую воду покупать. Я, например, покупаю, а соседи мои не покупают, они получают. Где-то кто-то вообще… люди приехали, буквально - соседи мои приехали из России ухаживать за бабушкой, и они не прописаны. Сейчас этот вопрос решается, потому что он наболел уже – им вода, по идее, не положена, они здесь не зарегистрированы. Как быть? Ну вот я даю им свой паспорт, по моему паспорту люди получают воду.Сейчас еще с топливом определенные проблемы наблюдаются, но обещают их решить. И обещают решить проблему цен, потому что с ценами у нас очень хаотично все. То, что можно купить буквально в Ростовской области вдвое дешевле… я думаю, все, кто интересуется политикой, смотрели обращение Дениса Пушилина, он вводил в курс, объяснял всю эту проблематику ценовую.Доходы у нас фактически сильно ниже, а цены - заметно выше, и с этим тоже приходится как-то мириться. Это к вопросу о том, что можно же как-то пересидеть. Вот оворят – а зачем люди пошли на улицу, если может прилететь снаряд? Ну как? Люди на работу пошли!Есть еще другие моменты, но опять же, все замыкается на обстрелах. Мой Петровский район - окраинный, здесь постоянно посредством обстрелов нам вырубают электричество и мобильную связь. Периодически район оказывается отрезан в информационном смысле, то есть, ты неделю можешь… Ну, не неделю, но несколько дней (без связи – Ред.), все-таки у нас ребята очень быстро чинят. Но были случаи – сначала обстреляли, а потом забросали минами-"лепестками" все это пространство, чтобы "веселее" было чинить.Несколько дней сидели без электричества, без связи, ко мне люди из центра приезжали, друзья, чтобы записать на телефон, что я жив, все со мной в порядке.
https://ukraina.ru/20220920/1038888748.html
https://ukraina.ru/20220919/1038858515.html
https://ukraina.ru/20220917/1038829213.html
https://ukraina.ru/20220919/1038848723.html
донецк
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2022
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
интервью, донецк, обстрелы, дети, спецоперация
Привыкнуть к длящимся более восьми лет ежедневным обстрелам и смертям невозможно, но надо продолжать жить и работать, чтобы обеспечивать жизнедеятельность города и фронта. Эта необходимость выработала особую психологию у дончан, считает донецкий журналист и блогер Игорь Гомольский.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
- Игорь, вопрос о референдумах. Что изменит принятие республик в состав Российской Федерации, что говорят дончане?
– Дончане сначала отнеслись неоднозначно, и только когда уже начали более-менее осведомленные люди объяснять вероятные форматы, как-то к этому стали относиться с большим энтузиазмом. У нас говорят, что, в первую очередь, если принимают в состав России – значит, все уже закреплено, как известно, фарш нельзя провернуть обратно через мясорубку.
Это важный момент, потому что после известных событий на харьковском направлении - я не скажу, что там была паника, хотя многие пытались разгонять эту панику, но - некая неуверенность у людей была, что сейчас может случиться все, что угодно. Опять же, не у всех. Но некоторые люди собирались и уезжали с семьями. Этот вопрос закрывается. Это очень важный момент, потому что мотивация есть мотивация.
Во-вторых, я не военный эксперт, но, пообщавшись немножко с людьми – есть такой момент, что не все понимают, за что идет война. Когда мы входим в состав России, понимание это приходит, что это война за свою уже землю, а не за какие-то, как там выразилась Алла Борисовна Пугачева, "эфемерные цели". Будет уже понятно, что Донбасс наш, это наши люди, и соответственно, людям будет проще как-то в это вклиниться.
Очень много сейчас обсуждается – будут обстрелы, не будут. Приводят в пример Белгородская область. Как мне вчера написал человек из Крыма, сказал, ну нас ведь тоже обстреливают, а мы - Россия. Я уверяю вас, ребята, если вас будут когда-нибудь обстреливать так, как (обстреливают – Ред.) Крым, то, наверное, мы закатим огромный фестиваль и будем вообще счастливы. Это просто несравнимые вещи.
Трудно сейчас говорить, как себя поведет Россия, что скажет Москва. Уже понятно, что референдум будет, уже заявили в Госдуме, что примут позицию Донбасса. Но непонятно, что Москва скажет всему так называемому цивилизованному миру.
Я
думаю, что обстрелов может стать хотя бы меньше. Они могут быть, если судить по примеру Белгородской области - все-таки, они бьют исподтишка, все-таки они стараются не акцентировать внимание… Своей внутренней пропаганде – да, а так - все мы понимаем разницу. То есть, не будет такого, как у меня здесь, когда два-три часа 155-ми снарядами район кроют, и никто уже ничего не стесняется давно. Есть надежда вот на это, что обстрелы хотя бы станут немного менее интенсивными. Поверьте, это очень важно для Донбасса сейчас.
Ну и в целом, мы к этому очень долго шли, это был очень долгий путь, и все равно это одобряем, даже в такой кошмарной ситуации, а последние недели были уже абсолютно кошмарными. Даже в этой ситуации это немножко приободряет. Хотя, повторюсь, я общался с людьми, и кто-то говорил: "Ну что, ну теперь мы будем формально частью России, но ничего же не изменится"! На самом деле измениться может многое, поэтому мы все надеемся.
– Восприятие трагедии, восприятие ситуации. На Бакинах в Донецке была жуткая трагедия, тринадцать человек погибли, есть дети среди них. Однако, как бы это странно и страшно не звучало, но можно ли говорить, что дончане привыкли к подобным трагедиям? С начала СВО и все предыдущие восемь лет - они идут одна за другой. С чем связана такая донецкая стойкость?
– Знаешь, как говорят – на кладбище живучи, по всем не наплачешься. Нельзя сказать, что привыкли. Нельзя к этому привыкнуть. Я уточню, на Бакинах (площадь Бакинских Комиссаров - Ред.) – 13 погибших, еще на Арыке, на Текстильщике несколько человек (погибли – Ред.). Нельзя к этому привыкнуть, но обратите внимание - как получается, что о том, что в Кировском районе погибли люди, как-то эта прошла новость тихо, а на Бакинах это все-таки был шок. Почему?
Когда-то в свое время смерть одного человека была шоком, и это все обсуждалось еще неделю-две, еще две недели, три, люди ходили в шоке. Сейчас, конечно, по большей части шокируют такие массовые убийства, теракты, по сути дела. Нет, это не привычка. Это просто психика адаптируется у людей. Понятно, что, если мы по каждому случаю… каждый день гибнут люди, и не по одному человеку.
И это мы еще не говорим о раненых. Не всем понятно, но осколочно-взрывные ранения просто кошмарны. Люди часто после них в больнице умирают, либо остаются инвалидами на всю оставшуюся жизнь. Это довольно страшная штука. Опять же, о раненых, когда мы слышим - "раненые" - думаем, ну, слава Богу, что хоть живые. Психика адаптируется, и мы немножечко, видимо, отстраняемся. Вот это произошло (гибель людей в результате обстрела – Ред.), к вечеру, люди, проезжая, записывали видео, что закрыли здание разрушенное, магазин, чтобы лишний раз не бередить… И наутро люди понесли туда цветы. Это стандартная практика уже стала. Люди так выражают свое горе – сделать хоть что-то, хоть как-то.
Понятно, что людей гибнет слишком много, и все мы боимся быть забытыми в этом плане. И люди хоть так пытаются. Когда погибла девочка-балерина, люди пошли, повесили пуанты на дереве, принесли цветы, поставили фотографию. Так специфически переносим горе, когда горя слишком много. Его больше, чем человек способен вынести, если он будет рефлексировать как в мирной жизни.
В целом… жить порой не хочется, но жить нужно. Постоянно это происходит, недавно встречался с товарищем, в кафе сидели, пили кофе. Я подумал, что вообще-то вчера примерно на это место прилетали снаряды, а сегодня люди сидят, кофе пьют. Потому что - а как еще?
То есть, наверное, можно разумно закрыться, минимизировать, но здесь еще и фатализм тоже донецкий играет роль. У меня здесь буквально на углу убило людей на прошлой неделе – в один день двоих, на следующий день еще одного. Это все - практически на одном месте. И тоже - я на следующее утро выхожу, люди сидят на скамейках, общаются… У меня сначала дикий взгляд – ну как, ребята, только-только буквально тела вывезли, а тем не менее, потому что погода хорошая, последние дни - люди хотят почувствовать эту мирную жизнь. И плюс есть такой момент – люди выходят, садятся, ну убьет и убьет – значит, судьба. Есть и такое.
– Раньше говорили про необходимость эвакуации мирных жителей, которые не участвуют в боевых действиях. Почему хотя бы детей не эвакуируют – до сих пор люди вместе с детьми живут в городе. Почему вопрос об эвакуации не поднимается сейчас?
– Очень странно, для меня это тоже вопрос. Если мы говорим – давайте разделять - об эвакуации взрослых, то… Город должен жить, фронт должен обеспечиваться. Это в первую очередь. Я уже объяснял, когда в некоторых авторитетных телеграм-каналах были попытки обвинить дончан в том, что они гибнут... Я тогда объяснял, что - ребята, вы поймите, фронту нужен хлеб, его нужно печь. Чтобы его печь – нужны люди, этих людей нужно возить на работу. Чтобы печь этот хлеб, нужна электроэнергия, которую постоянно вырубают, ее надо чинить. Что-то горит – дома нужно тушить, нужна полиция, чтобы обеспечивать безопасность. Нужны журналисты. Из-за этого всего складывается тыл. Получается, остаешься ты в Донецке и - очень трудно убедить родных и близких в том, что они должны уехать и оставить тебя одного. Практически невозможно.
Опять же, вопрос безопасности. Это самый болезненный вопрос. Чтобы людей вывозить – их нужно где-то концентрировать. А концентрировать сейчас… больше троих собираться страшно. Люди по городу перемещаются только на машинах, потому, что пешком ходить – ты нигде не спрячешься. Особенно где-нибудь в районе площади Ленина, которая раньше считалась безопасной. Там один снаряд упадет – он половину площади с осколками накроет. Поэтому все передвигаются бегом, рядом с домами… Очень специфически сейчас Донецк выглядит в этом смысле.
А вот по поводу детей? Я опять же, уже в тысячный раз это повторяю – очень трудно убедить родителя в том, что он должен своего ребенка отдать куда-то. Ладно бы это была неделя-месяц. Уезжают дети периодически на отдых в детские лагеря, куда-то к морю их вывозят, это да. Но убедить родителя в том, чтобы отдать ребенка на неизвестный, неопределенный срок – это практически невозможно. Ладно, когда это подросток 16-17 лет, это понятно, а когда это мальчик-девочка лет семи-восьми? Родители ребенка от себя не оторвут.
С эвакуацией есть еще такой момент – люди возвращаются. Люди устали бегать за восемь с половиной лет. Очень многие, кто эвакуировался в феврале-марте – они вернулись, потому что нет сил, хочется быть дома. Много людей, очень много людей, которые уперлись и сказали – умру дома. Лучше умру дома, или здесь встречу победу.
На той стороне тоже очень много такого, я постоянно сталкиваюсь, когда общаюсь со знакомыми, говорю – ребята, вам нужно выезжать. Славянск, Краматорск, Артемовск, вам нужно выезжать, вас используют как живой щит, как было в Мариуполе, в Волновахе, мы все это знаем. Говорят – нет, либо умру, либо наших здесь встречу. Невозможно объяснить людям, что это смертельно опасно. Вот такая нелогичная причина, но, тем не менее, она есть.
– Жить в Донецке сейчас сложно. Один из корреспондентов написал, что для многих "вода сейчас дороже, чем жизнь". Насколько это соответствует реальной ситуации?
– С водой ситуация очень неравномерная. Кто был в Донецке, даже не только в ДНР – все знают, что Донбасс в плане воды очень сложный. Здесь, в Донецке, допустим, у меня конкретно, вода идет четко по графику сейчас – раз в трое суток. Прямо начали приходить смс в какой-то момент, наконец-то использовали смс-рассылку с пользой, что - такого-то числа у вас будет вода, готовьтесь, такие-то районы.
Опять же, здесь она может быть, а буквально в паре километров до людей может вода не добираться. Где-то ее нет практически с февраля-марта. Люди скандалят, там подвоз технической воды осуществляется.
Напора не хватает, естественно. По большей части, люди набирают воду в подвале, поднимают на этаж. Где высокие этажи – пенсионерам помогают соседи, потому что - особенно там, где часто бывают обстрелы – лифты постоянно выключены. И соседи с первых этажей поднимают пожилым людям воду.
Философия тут такая – обстрел, не обстрел, ты можешь погибнуть, а можешь не погибнуть. Если ты не погибнешь, то тебе завтра нужно будет чем-то мыться, что-то нужно будет пить. А если ты сейчас воду не наберешь, то следующие три дня ты будешь без воды.
Я повторяю – война не отменяет работу, война не отменяет какие-то деловые встречи. Бывает - нет воды, так неловко, надо что-то придумать, не пойдешь же ты грязный. Вся эта бытовуха усложняет жизнь. Бывает - обстрел, а ты из подвала бегаешь с ведрами, потому что в другой раз не знаешь, когда вода будет. Ты же не останешься неделю без воды – с ведрами под обстрелами бегаешь, носишь.
Плюс питьевая вода. Чего греха таить, жизнь в Донецке сейчас… Бизнес замер, очень много мелкого бизнеса замерло, что-то вообще умерло. Естественно, доходы дончан - с ног не сшибают. Поэтому далеко не все могут позволить себе питьевую воду покупать. Я, например, покупаю, а соседи мои не покупают, они получают. Где-то кто-то вообще… люди приехали, буквально - соседи мои приехали из России ухаживать за бабушкой, и они не прописаны. Сейчас этот вопрос решается, потому что он наболел уже – им вода, по идее, не положена, они здесь не зарегистрированы. Как быть? Ну вот я даю им свой паспорт, по моему паспорту люди получают воду.
Сейчас еще с топливом определенные проблемы наблюдаются, но обещают их решить. И обещают решить проблему цен, потому что с ценами у нас очень хаотично все. То, что можно купить буквально в Ростовской области вдвое дешевле… я думаю, все, кто интересуется политикой, смотрели обращение Дениса Пушилина, он вводил в курс, объяснял всю эту проблематику ценовую.
Доходы у нас фактически сильно ниже, а цены - заметно выше, и с этим тоже приходится как-то мириться. Это к вопросу о том, что можно же как-то пересидеть. Вот оворят – а зачем люди пошли на улицу, если может прилететь снаряд? Ну как? Люди на работу пошли!
Есть еще другие моменты, но опять же, все замыкается на обстрелах. Мой Петровский район - окраинный, здесь постоянно посредством обстрелов нам вырубают электричество и мобильную связь. Периодически район оказывается отрезан в информационном смысле, то есть, ты неделю можешь… Ну, не неделю, но несколько дней (без связи – Ред.), все-таки у нас ребята очень быстро чинят. Но были случаи – сначала обстреляли, а потом забросали минами-"лепестками" все это пространство, чтобы "веселее" было чинить.
Несколько дней сидели без электричества, без связи, ко мне люди из центра приезжали, друзья, чтобы записать на телефон, что я жив, все со мной в порядке.
