https://ukraina.ru/20220524/1034015087.html

Александр Васильев: Репрессии украинской власти в отношении своих оппонентов свидетельствуют, что в стране нет единомыслия

Александр Васильев: Репрессии украинской власти в отношении своих оппонентов свидетельствуют, что в стране нет единомыслия - 02.09.2022 Украина.ру

Александр Васильев: Репрессии украинской власти в отношении своих оппонентов свидетельствуют, что в стране нет единомыслия

Национализм в Украине имеет свою трагическую историю, полную драматизма и неожиданных поворотов, которую хорошо знает депутат городского совета Одессы 2010-2015 года, журналист Александр Васильев

2022-05-24T06:42

2022-05-24T06:42

2022-09-02T13:53

интервью

национализм

https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e6/0c/0d/1041771652_32:6:863:473_1920x0_80_0_0_fe73b7c7d33508e1baaf373b13776795.jpg

Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру- Александр, история с репрессиями на Украине коснулась вас непосредственно, в 2014 году вам пришлось покинуть страну, перебраться в Крым, тогда еще подконтрольный Киеву…— Нет, тогда он уже переходил непосредственно из состава Украины в состав Российской Федерации, буквально в те дни.- Вы были депутатом в Одессе, вы знаете, какая ситуация была во взаимоотношениях между Одессой и остальной украинской властью до 2014 года. То есть, от периода начала независимой Украины и до момента Майдана. Расскажите об этом.— Если широкими мазками, почти 25 лет, предшествующих началу гражданской войны, Одесса в любом случае была на особом счету. Это крупный город, официально был город-миллионник, это был крупный центр с любых точек зрения. По мере того, как проблематика, связанная с русским вопросом на Украине, обозначу это так, все больше актуализировалась, естественно, роль Одессы в политическом плане достаточно ярко себя проявляла. Например, в 1993 году буквально одним из первых, если не ошибаюсь, вообще первым на Украине, Одесский горсовет — это был первый созыв в независимой Украине — принял официальное постановление о том, что русский язык является официальным в деятельности самого совета и в городе Одессе. Это было еще до того, как была принята украинская Конституция, где вписали исключительный статус украинского языка, который не соответствовал той реальности, в которой мы жили. То есть, реально страна русскоязычная, большинство населения в повседневности использовало русский язык, это был язык культуры, язык науки, тем не менее, языком чиновников был какой-то другой, украинский язык.Еще до того, как эта Конституция была принята, правовое поле было несколько зыбкое, и в этом плане одесские депутаты себя проявили. А еще раньше себя проявили украинские националисты в Одессе, и такой господин Корчинский, возглавляющий запрещенную на сегодня в России организацию «Братство». На тот момент была другая запрещенная организация — УНА-УНСО. Они совершили в свое время своеобразный рейд по югу тогдашней Украины, который начали в Одессе, продолжили в Николаеве и Херсоне и завершили в Крыму. Это был тот знаменитый «поезд дружбы».В Одессе в 1992 году украинские боевики захватили здание городской прокуратуры, никто им не оказывал сопротивления, устроили там  натуральный погром, прошлись маршем по Дерибасовской… И Корчинский в своих заявлениях по этому поводу прямо указывал, что некие сепаратисты и украинофобы окопались здесь, в Одессе, и про некий мост между Одессой и Крымом. Фраза про то, что «Крым будет украинский или безлюдный» родилась именно тогда. В определенном смысле это касалось не одного Крыма, а всего юга и той части исторической Новороссии.- То есть, если следовать вашей логике, можно сказать, что антирусские репрессии начались в украинском государстве фактически с начала независимости страны?— На тот момент речь шла не о репрессиях, потому что это был 1992 год, только распался СССР. Все озабочены были реальным выживанием в Одессе. Город достался Украине с крупнейшей мореходной компанией, одной из крупнейших во всем мире по суммарному тоннажу своих судов. Это Черноморское морское пароходство. Украинские элиты были ожесточенно заняты в тот момент не политическими репрессиями, а дележкой этих активов, распилом и разворовыванием. В течение нескольких лет это пароходство было уничтожено. Это был первый «подарок» Одессе от Украины.Конечно, уже тогда украинские националисты первыми почуяли проблемность для Украины этого региона. И через год уже одесские депутаты сделали первые шаги к защите русского языка… Во времена президентства  Леонида Кучмы, особенно его второго срока, в 1999 году на государственном уровне был принят целый ряд системных мер по подавлению русского языка. Было принято решение Верховного суда на эту тему, была масса подзаконных актов разных уровней, которые начали выдавливать русский язык со своего законного места, которое он естественным образом занимал, особенно, если мы говорим об Одессе.Уже тогда стало понятно, что кризис, связанный с русским вопросом, это кощеева игла или ахиллесова пята Украины. Хотя я был достаточно молодым человеком, мне было понятно, что кончится это все плохо. В 2004-ом году, когда произошла Оранжевая революция, появился весь тот набор из украинского национализма и русофобии — а это синонимы. Вторым пунктом — это так называемая «европейская», и, главное, «атлантическая интеграция», интеграция в НАТО, выход из любых интеграционных проектов с Россией.Тогда уже стало понятно, что нужно что-то делать. Я преподавал в университете, на практике я сталкивался с требованием администрации проведения лекций и семинаров на украинском языке. Я абсолютно свободно владею украинским языком, в отличие от очень большого количества всяких нынешних деятелей. Я с украиноязычным студентом спокойно общался на украинском языке, что-то ему объясняя и на занятиях, и вне аудитории. Как и на русском. Поскольку большинство студентов были русскоязычные и большинство специальной научной литературы было русскоязычной, то это было понятно.С 2004 года стало понятно, что что-то нужно делать. И в 2007 году мы с моими товарищами, с коллегами пришли в команду одесского политика Игоря Маркова, который на тот момент был депутатом городского совета, и который избирался под лозунгами противостояния оранжевым, избирался с русской повесткой, русской программой. Мы создали ряд СМИ, телеканал. Вначале было несколько интернет-сайтов. Целую инфраструктуру медийную создали. Я в какой-то момент стал директором спутникового вещания, мы получили спутниковую лицензию.Я, как директор, лично получал эту лицензию в Киеве на Крещатике, в здании Нацсовета по телевидению и радиовещанию. Там был такой  почтенный синклит старцев, который выдавал эти лицензии. Притом, что это было очень коррумпированное учреждение, без денег ничего не решалось, но даже при этом невозможно было получить лицензию даже пятьдесят на пятьдесят (речь о русском и украинском языках вещания — Ред.).Мы — телеканал, который вещает в реальности 100% на русском, и аудитория 100% русскоязычная. Но, когда мы подали заявку, заплатив за нее и официально государству, и неофициально всем, кому нужно, и при этом указали в заявке, что украинский и русский языки будут пятьдесят на пятьдесят, нам сказали «нет, только семьдесят на тридцать украинской мовы (языка — Ред.) на спутниковом телеканале».- И это еще задолго до введения всех этих законов, до Порошенко?— Да, то, что я вам рассказываю, было при Януковиче Викторе Федоровиче. Я получал эту лицензию в 2010-2011 году, когда мы избрались в городской совет. Сначала была сеть СМИ создана, потом партия «Родина» была создана, мы достаточно тесно взаимодействовали. Многие журналисты в этом участвовали и, наоборот, политические фигуры были спикерами в наших СМИ.Мы в этом плане изучили опыт западных политтехнологий, которые использовали украинские националисты после эпохи Ющенко, и обучившись многим приемам, отзеркалили их очень успешно. Были реально самым популярным СМИ в Одессе, и второй фракцией в горсовете, после Партии регионов. Опасаясь нашей конкуренции, они результаты выборов в свою сторону фальсифицировали, и они вынуждены были русскую повестку очень серьезно продвигать. Горсоветом была принята специальная программа о сохранении и защите русского языка. Потом, фактически на основе тех документов, которые мы сделали, к нам пыталась прокуратура, суды украинские подкопаться — опять же, при Януковиче. Знаменитый закон Кивалова-Колесниченко был фактически списан с нашей программы, просто ему придали другой статус.- То есть, вы один из авторов «злочинных» законов?— Да! И мы помним, что этот закон был отменен 23 февраля 2014 года, первым же актом после государственного переворота. Украинская Рада совершила этот переворот, отстранив от власти президента и назначив и.о., что уже является неконституционным. Сразу после этого они отменили тот очень компромиссный, очень скромный закон, который делал русский язык всего лишь региональным. Напомню, что с 1993 года одесские депутаты за этот статус боролись. Мы его в конце концов получили. Первое, что сделал Евромайдан в 2014-ом году — отменил его.Я об отмене законе узнал в тот момент, когда был многотысячный — больше десяти тысяч человек — митинг в Одессе, импровизированный. У нас не было, как на Майдане, сценического оборудования, аренда которого в сутки стоит очень больших денег. На тот момент вообще не было ничего. Был памятник неизвестному матросу в Одессе, импровизированная трибуна на гранитной тумбе перед этим памятником, с которой мы выступали. Идет митинг, одесситы скандируют: «Россия! Россия»! С триколорами, со знаменами победы, с флагами Одессы.В этот момент из Киева приходит сообщение. Кто-то на трибуне, возможно — Антон Давидченко, который вел этот митинг, может быть, и я, мы объявили, что в Киеве принято такое решение. Это вызвано бурю негодования, но интересно, что это была первая реакция на переворот. И так началось в Одессе то движение, которое принято называть «Куликовым полем». На это движение обрушились репрессии в полной мере.- Репрессии в Одессе после 2014-го… Конечно же, все знают про 2 мая, это стало одним из основных событий, которое спровоцировало и волну добровольцев, воевавших на стороне Донбасса, и волну сопротивления.— По большому счету — войну по-настоящему.- До этого или вместе с этим, правильнее говоря — были эпизоды в Харькове, в Мариуполе, но в Одессе произошло самое страшное событие начала войны.— Я уже коснулся того, что этому предшествовало, и назвал имя Антона Давидченко, молодого человека, который взял на себя ношу, не будучи бывшим регионалом, беглым олигархом — это был парень, который занимался общественной деятельностью, у него было несколько общественных организаций. Он занимался в том числе проблематикой русского языка, сохранением исторической памяти. У него была масса гуманитарных проектов — помогали детям и т.д. Он был человек неравнодушный и — ввязался в эту борьбу.В тот момент многие очень маститые одесские политики, которые до этого подвизались на ниве русской темы, включая в том числе нынешнего мэра господина Труханова, который советские флаги поднимал, одевались с советскую форму на праздники — они отшатнулись, чтобы посмотреть, куда вырулит, чем закончится, как Россия себя поведет, как Киев себя поведет. Торговались закулисно с Киевом. Были люди, которые пошли вперед. И очень быстро включился репрессивный каток. Когда в Одессу был прислан новый губернатор, господин Немировский, это владелец одного из крупных заводов в Одессе, на Донбассе у него был еще один завод, в Харцызске, если не ошибаюсь… Он был лично знаком и связан с Коломойским, этим козырял в личных беседах, мол, вот, мы сейчас окопаемся на местах. Изначально был очень ласковый подход. Помните, как говорил мэр Днепропетровска (теперь Днепра — Ред.) Филатов — «давать любые обещания, вешать будем потом».Мы с Немировским общались на тот момент о том, что надо не допустить радикализации ситуации, чтобы — не дай Бог, в Одессе кровь не пролилась. Сейчас, особенно диванные воины, забрасывают претензии: мол, надо было… Пусть покажут, как надо, добьются, чтобы у себя во дворе вовремя убирали.- Помним стримы из Одессы того периода, как автобусы с националистами били, а самих националистов выгоняли, и «Одесская дружина» была одной из самых сильных боевых соединений, был Антимайдан…— Мы действительно рассчитывали, что, когда на улицы выходят тысячи, десятки тысяч людей… Не маргиналы, как пытается киевская пропаганда представить, нет — были действующие политики, известные журналисты, люди с кандидатскими, докторскими степенями. И были простые работяги, которые ничем не хуже в этом смысле. Очень были разные люди, весь срез, всех возрастов. Если взять фотографии общих планов митингов «Куликова поля», то вы сами увидите там все возрастные срезы. К сожалению, мы упомянули 2 мая. Если возьмем мартиролог трагический тех мучеников, которые были убиты в этот день, то мы увидим, что там люди от Вадима Попуры, которому было 17 или 18 лет на тот момент, до людей уже пенсионного возраста. Нам казалось, что невозможно это проигнорировать, что необходимо некоего компромисса достичь, избежав кровопролития. Та сторона… Сегодня эти люди кричат: «нас убивают, мы страдаем, на нас падают бомбы». Эти люди делают вид, что они не понимают, о чем идет речь, потому что никакого даже намека нет на компромисс. Та сторона изначально была настроена на насилие и на репрессии. Там, где репрессии, как говорят у нас в Одессе, «не прокатывали», там, где у них руки были в этом смысле коротки, там они включали насилие неформальное, тех самых своих боевиков прикормленных.Могу сказать, что до 2014 года в Одессе украинский национализм был абсолютно маргинален! Невозможно было никуда избраться, проповедуя украинский национализм. Ни в городской совет, ни в областной, ни, тем более, в Верховную Раду. До последнего времени это тоже было невозможно, даже несмотря на все изменения. Все политики, которые, так или иначе, шли от Одессы куда-то, они все равно старались углы украинского национализма сглаживать.При этом уже первые ростки (национализма — Ред.) появились до Майдана, и они появились, безусловно, с благословения Партии регионов. Это абсолютный факт. Когда был еще первый штурм Одесского городского совета немногочисленными боевиками, буквально полтора десятка человек из молодежки партии «Свобода» — «Сокiл», была такая группировка. Эти люди вообще не понесли никакой ответственности, хотя президентом был Янукович, губернатором был регионал. Они играли в свои игры, прикармливая потихонечку этих боевиков, в надежде, что они будут их контролировать. Потом прошел буквально год, и все они (регионалы — Ред.) побежали, разбежались в разные стороны, а эти боевики оказались у руля.Возвращаясь к 2014 году — после этих разговоров, что «давайте не будем и т.д.», произошел арест и захват лидера этого уличного протеста «Куликова поля» Антона Давидченко. Он был схвачен, причем, для этого приехал из Киева отряд «Альфа», это спецназ СБУ. Посреди бела дня, используя светошумовые гранаты, на глазах у его матери — набросились, заковали в наручники. Хотя можно было человека вызвать на допрос, как вызвали меня, и человек бы пришел, дал бы пояснения. Даже арестовать… Нет, надо было сделать это максимально брутально!Я еще этого не рассказывал никогда под запись, что тогда я задал прямой вопрос губернатору тогдашнему Немировскому. Говорю: что ж вы, ребята творите? Вы нам рассказываете, что «давайте не будем обострять», а сами хватаете наших людей. Он начал жаловаться, рассказывать, что это он был поставлен перед фактом, что он не знал. Это действительно так. Киев даже собственным ставленникам-олигархам на местах не доверял, потому что местные силовики отказывались такие аресты проводить на тот момент — за что полностью было одесское СБУ переформатировано жесточайшим образом.Это была первая ласточка. На тот момент еще ряд людей начали водить на допросы. Я сходил на первый допрос, который был по поводу моего выступления на «Куликовом поле» 1 марта 2014 года, мне сразу начали «шить» сепаратизм. И после того, как Антон Давидченко был арестован, я понимал, что у «Куликова поля» были определенные организационные моменты, проблемы. Это был действительно стационарный большой лагерь. Там появилась сцена, не такая модная и навороченная, как на Майдане, но все равно это требовало определенных материальных средств. Были люди в Одессе, которые были готовы помогать.Я какими-то организационными вещами занимался. Понятно, что после ареста (Давидченко — Ред.), естественно, велось наружное наблюдение. У меня на следующий день был назначен второй допрос. Хотя на первом допросе шесть часов сидели, выяснили все, что они могли мне предъявить. Понятно, что повтор допроса — означал билет в один конец. Я предпочел такого подарка украинским властям не делать и экстренно уехал в Крым. Это было буквально через день после референдума в Крыму, было все очень непросто, потому что на полуострове на тот момент были украинские части, которые сопротивление какое-то оказывали, актив украинский пытался действовать, и т.д. Но вернемся к Одессе — конечно, после 2 мая 2014, опять же, представьте себе ту ситуацию… 2 мая был первый штурм Славянска серьезный — с вертолетами, с потерями. Боестолкновения уже были. Уже Луганская администрация, СБУ было захвачено, и сидел гарнизон повстанческий с оружием. Первый серьезный бой на Донбассе был тоже 2 мая. Представить себе, что в это же время уже на Донбассе фактически начинается война, в Одессе выходили люди с российскими флагами…Был огромный марш в поддержку Крымского референдума, многотысячный. И это ломало для Украины ту картину, которую они пытаются представить, что есть некое российское вторжение на Донбасс и в Крым, и что вся Украина объединилась, а это были отщепенцы и коллаборанты. То же самое, что они сегодня транслируют, когда говорят, об освобожденных российской армией и войсками республик районов, о том, что это «страшная оккупация» и т.д.- Тогда, мы помним — Одесса, Харьков, Запорожье, Николаев — выходили люди и пытались оказывать сопротивление.— Да, и надо сказать, что перед 2 мая 2014 года, буквально за несколько недель, был разгромлен довольно жестоко Антимайдан в Николаеве. Был палаточный лагерь, там были тяжело пострадавшие. Нечто подобное готовили в Одессе. В этой трагедии (2 мая — Ред.), по моему мнению, ситуация вышла у них из-под контроля. Они хотели такую зачистку, чтобы ликвидировать движение, но — без широкого резонанса. Здесь они просчитались, а в дальнейшем, что началось в Одессе после 2 мая? Маховик репрессий раскрутился полностью, и началось с тех людей, которые были захвачены тогда.Были две большие группы одесситов, арестованных непосредственно 2 мая 2014 года. Первая группа — это, в основном, представители Одесской дружины, силового крыла Одесского Антимайдана, которые на Греческой площади пытались остановить марш украинских националистов в Одессе. Я вспоминал, что начиналось тогда, в начале девяностых, с Корчинского, когда они маршем прошлись по Одессе, и после этого одесситы сказали, что больше никогда свободно националисты маршировать по городу не будут. Действительно так, я сам участвовал еще при Ющенко, и даже при Януковиче в блокировании колонн националистических, это важная была история. И Одесская дружина попыталась точно также воспрепятствовать этому маршу. С этого начались события 2 мая.Те, кто участвовал в центральной части города, в этих уличных столкновениях были убитые, потому что стреляли. Стреляла украинская сторона. Говорили, что был застрелен их боевик «Правого сектора». Он действительно погиб от пулевого ранения. Но никто так толком не доказал по-настоящему, юридически, что выстрел был произведен кем-то из активистов Антимайдана. Зато выстрелы в обратную сторону — они доказаны. Известно, кто это был — человек по фамилии Ходияк, один из боевиков.Тех, кто уцелел в этом, их арестовали. Они сначала забаррикадировались в торговом центре, и уже украинские боевики его хотели поджигать… Но, видимо, владельцы, какие-то местные власти или кто-то — понимали, что будет, если в центре городе огромное здание поджечь, и они решили — выведем бойцов Одесской дружины. Им сказали, что «просто разрядим обстановку, через несколько кварталов вас отпустим». На самом деле — увезли в СИЗО, в начале в Белгород-Днестровский, а потом вообще в Винницкую область. И это были первые политзаключенные.И вторая большая группа людей, которые 2 мая были арестованы. Это те, кто непосредственно выжил в пожаре Дома Профсоюзов, те, кто сумел подняться на крышу, не затронутую пожаром. И там было много людей, десятки. Этих людей арестовали, их бросили в тюрьму. А 4 мая — об этом мало кто говорит — одесситы взяли штурмом здание городского управления МВД, где был следственный изолятор. Он был взят штурмом, и десятки захваченных людей выпустили. Многих потом вылавливали по одному и опять бросали в тюрьмы.Кто перешел на нелегальное положение, кто-то уехали на Донбасс, кто-то уехал из страны, причем не только в Россию, было легче выбраться через западную границу. Например, мой товарищ Олег Музыка, который был в Доме Профсоюзов во время пожара и спасся на крыше, он в Германии оказался, получил там статус политического беженца. С этого момента начались очень серьезные репрессии, потому что сопротивление не закончилось 2 мая. Был целый ряд людей, которые стали жертвами провокаций со стороны СБУ. Были люди, которые создали организованные подпольные группы. Какие-то из них очень быстро раскрывала СБУ, а какие-то долго не могли найти.Например, Владимир Грубник, есть его известный телеграм-канал «ПриZрак Новороссии», он возглавлял самую серьезную подпольную группу, которая даже завершила свою деятельность тем, что устроила подрыв здания областного управления СБУ — на фасаде здания был произведен взрыв.Довольно долго шла эта борьба. Когда у нас происходил обмен военнопленными, то надо отдать должное — всегда в республиках ДНР-ЛНР военно-политическое руководство относилось с большим пониманием к жертвам политических репрессий, в частности, в Одессе. В любом обмене, помимо пленных ополченцев, которых выдавала украинская сторона, всегда были одесситы, и их всегда было большинство. Этих людей удавалось из тюрьмы на Украине вытащить, хотя и далеко не всех.Например, было очень много людей, которые подписывали сделку со следствием, то есть, признавали, брали на себя вину. В таком случае, человека в тюрьме больше не держали, он мог выйти на свободу. Таких людей тоже было очень много.- На Донбассе людей с позывным «Одесса», а именно ополчение из Одессы, если я не ошибаюсь, второе, после местных, по численности.— Да, все это говорят.- И в ДНР, и в ЛНР. Я сам знаком с человеком из Одессы, его, вообще непричастного, увезли сначала в Киев, потом выпустили за неимением состава преступления, а потом его бойцы батальона «Днепр-1» сразу же на выходе взяли, и он сидел там же, где и я — в плену находился под Днепродзержинском, на базе «Днепра». В итоге по обмену попал в Донецк.— Это только один из эпизодов, их очень и очень много.- Потом начинается СВО, и мы видим совершенно другую фазу репрессий. Видим, как вновь достают родственников жертв 2 мая. Мы видим, как тех, кто остался- к ним приходят, люди исчезают. Заставляют записывать ролики с осуждением «агрессии». Например, есть ролик — это дочка Михаила Вячеславова, погибшего в Одесском Доме Профсоюзов, она говорит: «Я, Вячеславова Елена, и я осуждаю российскую агрессию. Одесса — украинский город. Извините меня за соцсети. Слава Украине!»… Видно, что человека заставили, что ему тяжело говорить. Много подобных эпизодов.— Тяжело комментировать, какого пропагандистского эффекта таким образом хотели добиться те люди, которые это снимали… Это риторический вопрос.- Остановимся на наиболее известном эпизоде уже нового витка репрессий — это задержание Юрия Ткачева, главного редактора «Одесского таймера». Он никогда особо жесткой риторикой в адрес Украины не отличался, но СБУ к нему пришла, задержали. Вопрос — почему люди не уехали?— Я думаю, что в любом авторитарном или тоталитарном обществе всегда есть те, кто готов ради собственного человеческого достоинства, ради правды, сопротивляться. И если такой человек формально не нарушает никаких законов, то в таком статусе диссидента, при относительно травоядных режимах — можно было в пограничном формате существовать. Сегодня постоянно звучит тезис о том, что демократическая Украина стала жертвой агрессии «авторитарной» России. Но те, кто минимально знают реальность, понимают, что в Российской Федерации есть свобода слова, есть масса людей, которые по сей день высказывается не просто оппозиционно, а резко критично по отношению к власти. Ничего подобного на Украине и представить было невозможно. Те, кто непредвзято на это смотрят, понимают, где настоящая свобода, где настоящий либерализм, а где настоящий авторитаризм и репрессии. Конечно, это место — Украина.Возвращаясь к задержанию Юрия Ткачева, — конечно, мы надеемся, что однажды он окажется на свободе, можно будет ему напрямую задать вопрос. Он говорил о том, что он не нарушает никаких украинских законодательных норм, это очень важно. Юрий объективен, я знаю это, потому что мы когда-то с ним достаточно тесно сотрудничали в рамках той команды журналистской, о которой я в начале говорил.Потом Юрий ушел в самостоятельное плавание, и средства на существование сайта «Таймер» изыскивал на месте — и читатели обычные донатили, и были люди, которые были заинтересованы в сохранении свободной площадки в Одессе. Никаких внешних источников финансирования у него не было, он не было иноагентом. Если бы это было, то ему бы перекрыли этот краник и предъявили бы обвинения в получении денег. Ничего подобного мы не видим.Юрий не участвовал ни в какой организационной деятельности, за чем очень строго следила СБУ. Если ты создаешь какие-то подпольные группы, кружки, то в них внедряли провокаторов, и все это очень жестко пресекалось. Юрий ничем подобным не занимался. Он занимался исключительно журналистикой. Более того, он даже не сотрудничал с российскими СМИ. Он мог дать комментарий, безусловно, но он, опять же, не получал никаких гонораров, то есть, не был сотрудником этих самых СМИ. Он, в первую очередь, был сосредоточен именно на местной повестке правозащитной деятельности.Кроме того, Юрий занимался градозащитной деятельностью, разоблачал коррупцию, причем делал это и при Януковиче, писал о тех вещах, о которых суперукраинские издания, которые сегодня рвут на себе вышиванку, они не могли при Януковиче об этом писать. Эти журналисты об этом не писали. Юрий Ткачев об этом писал, и продолжил разоблачать эту коррупцию уже и при Порошенко, и при Зеленском.Известность и популярность этого человека, его авторитет в Одессе были определенным щитом. Украинские власти при Порошенко его вызывали на допросы, на собеседования, просили уняться, но они не хотели этой огласки, потому что европейские журналисты, правозащитники — когда приезжали в Одессу, часто могли у Юрия брать комментарии, интервью про 2 мая. Поэтому они (власти — ред.) считали, что себе дороже, в этом смысле, трогать Ткачева. Не хотели злить население Одессы такими вещами. Репрессии они старались делать максимально тихо. Это сейчас модно записывать ролики, раскручивать это. Они, наоборот, старались не злить население, потому что понимали, что на место одного репрессированного становится несколько человек, у которых негативное отношение к украинской власти и к Украине вообще, будем откровенны, оно только возрастало. Никакой формальной вины за Ткачевым не было. Он выбрал для себя именно этот путь, путь не какой-то организованной борьбы или сопротивления, которое может ставить под удар, и который меня привел в эмиграцию. А именно путь честной, открытой журналистики. И, как это ни кажется кому-то странным, Юрий — это человек, который верил в то, что такая журналистика в принципе возможна — он был в самом хорошем смысле этого слова либералом. Он человек, выступающий за свободу. Именно за это он, по большому счету, пострадал.Невозможно было его представить поющим в общем хоре. А настроения обывателя изменились. Люди боятся войны, никто не хочет войны, и в условиях, когда есть только один рупор пропаганды, который полностью возлагает всю вину на противоположную сторону — это дает свой эффект.Нужно внимательно слушать господина Арестовича, одного из идеологов нынешнего режима. Он очень хорошо, открыто и прямо говорит о том, как они работают с общественным мнением. В этом зомбировании огромную роль играет чувство вины. Им удалось на людей, которые позитивно относились к России, спроецировать чувство вины, что якобы из-за них это все происходит. Хотя это абсурдная вещь.Я даже в свой адрес постоянно сталкиваюсь с упреками, что — ты виноват, что бомбят Одессу, хотя абсурдность этой логики очевидна. В тот момент, когда я был депутатом, а не те, кого сейчас выбирали, когда я преподавал в университете, а не те, кто делает это сейчас, на Одессу никаких бомб и снарядов не сыпалось. А как только, в силу обстоятельств, я был вынужден покинуть город, мы стали приближаться к пропасти, о которой я всегда предупреждал.Конечно, это все влияет на настроения людей, и понять их можно. Осуждать их нет морального права у тех, кто сам не испытывал чего-то подобного.И тогда эти репрессии носили закрытый характер, они и по сей день носят закрытый характер. Мы знаем только из отчетов СБУ, что такого-то задержали человека, но нам показывают какие-то ролики, не называя, что это за люди. Проводят какие-то обыски, где у человека находят какое-нибудь переходящее красное знамя, какого-нибудь колхоза… Это предъявляется в качестве советской символики, за что следует наказание.Постоянно из Одессы эти новости приходят. Масштаб и размах этих репрессий до конца не понятен, именно в силу того, что украинские власти стараются это не афишировать. Но постоянно такие новости приходят, о том, что кого-то еще задержали. То есть, несмотря на то, что они изображают, будто полное единомыслие там достигнуто, сами эти факты репрессий говорят об обратном. 

https://ukraina.ru/20220304/1033435605.html

https://ukraina.ru/20220216/1033278412.html

https://ukraina.ru/20150224/1012203867.html

https://ukraina.ru/20220502/1033899769.html

https://ukraina.ru/20220502/1033889779.html

https://ukraina.ru/20210921/1032285819.html

https://ukraina.ru/20211011/1032431648.html

2022

Новости

ru-RU

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

интервью, национализм

Интервью, национализм